Мизгирь - Елена Воздвиженская

Галины делала что-то плохое в адрес Серафимы, то какое это имеет сейчас отношение к нам? Да, мне не нравится Галя, но ведь она же не может сделать нам ничего плохого. Или может? И почему она так испугалась в тот день обычной рубашки? Может быть, с этой вещью у неё связаны негативные воспоминания? Но какие?… Одни вопросы и никаких ответов.

Но вот, наконец, наступила среда. Лера собрала дочку и отправилась в город. Она давно уже не сидела за рулём, однако чувствовала себя вполне уверенно на дороге, и даже некая радость и восторг охватывали её от предвкушения их маленького предстоящего приключения, ведь она так давно не бывала нигде кроме дома и деревенской улицы. Нет, ей нравилась тишина деревни, и возвращаться обратно в город на постоянное житьё она бы не хотела, но порой ей не хватало какой-то суеты что ли, движения. Вот такие поездки время от времени были бы идеальным средством для разрядки. Асфальт на трассе был уже совсем сухой, ехать было легко и спокойно, редкие машины обгоняли её, проносясь мимо.

– Все куда-то спешат, – подумала Лера, – Такова природа человека. А куда спешим? Торопимся прожить свою жизнь. А ведь в ней столько неповторимых моментов.

Она увидела чуть в стороне от дороги ярко-жёлтый островок, резко выделяющийся на фоне чёрной влажной земли полей, тянущихся вдоль трассы, и затормозила.

– Пойдём, полюбуемся, – улыбнулась она Евочке, отстёгивая малышку из её креслица и поднимая на руки. Лера не спеша спустилась под откос по спутанной, тёмной прошлогодней траве и тут же попала в солнечный круг поляны, поросшей мать-и-мачехой. Ярко-жёлтые головки цветов радостно улыбались путницам, пожелавшим сделать остановку, чтобы поздороваться с ними.

– Посмотри, какие цветочки, Евочка, как маленькие солнышки, – Лера присела и опустила малышку ниже, почти к самой земле, чтобы и она могла полюбоваться весенними первоцветами, – А скоро и ещё одни солнышки появятся, одуванчики называются. А когда они превратятся в белые парашютики, мы станем на них дуть, и они полетят высоко-высоко в голубое небо в далёкую волшебную страну.

Лера мечтательно поглядела вдаль, улыбнулась, а после вдруг встрепенулась.

– Что бы сказал сейчас Гена? Наверняка что-то вроде: «Ребёнку всего два месяца, она ещё не понимает ничего из того, что ты говоришь», или же «Ну опять тебя понесло в свои сказки». Да и пусть думает, что хочет! – решительно повела она плечом, – Плевать. Раз он не принимает меня такой, какая я есть, значит, и не любит вовсе. А может и вообще никогда не любил.

Она поднялась и направилась обратно к машине с Евочкой на руках. Уложив дочку в переноску, она тронулась в путь.

Дом Серафимы Клементьевны и Матвея Степановича Лера нашла сразу, ведь она выросла в этом городе и прекрасно знала все его улицы, улочки и переулки, не такой уж он был и большой, чтобы в нём плутать. Она вошла в подъезд, поднялась на этаж, и позвонила в дверь нужной квартиры. Дверь открылась практически сразу и на пороге возникла хозяйка, женщина приятной наружности, невысокая, кругленькая и румяная, несмотря на свой немолодой возраст. Казалось, что она всегда находится в прекрасном и благостном расположении духа, и всегда всем довольна. На ней был нарядный фартук с крупными розами, видимо, она только что вышла из кухни.

– Здравствуй, милая! Проходи-проходи! Мы уже ждём вас!

Лера вошла в прихожую. Из зала показался Матвей Степанович, опирающийся на палочку:

– О, кто к нам пожаловал! А я-то думаю с утра, чтой-то моя хозяйка расстаралась нынче, тесто затеяла, пироги принялась печь, а она и сообщила мне, мол, гости у нас нынче будут. Здравствуй, здравствуй, деточка! Ну, раздевайся, рассказывай, как вы там поживаете, как дом стоит? Всё ли в порядке, всё ли нравится?

– Здравствуйте, Матвей Степанович! – поздоровалась Лера, – Всё отлично!

– Ну, ты, дед, прямо с порога с расспросами накинулся, – остепенила его супруга, – Погоди малость, дай человеку присесть с дороги, вымыть руки, выпить чашечку чаю, а там уж и с разговорами приставай.

– Да я что, я ничего, я не против, – улыбнулся хозяин, – Пойду пока на кухню, покуда я со своими ногами доберусь, вы как раз уже и разденетесь, и руки вымоете, и меня догоните.

И он медленно двинулся по коридору, видно было, как нелегко ему даётся каждый шаг, однако он, как и супруга, излучал тепло и доброту, несмотря на физические страдания, которые ему приходилось претерпевать.

За чаем и беседой время пробежало незаметно. Хозяева расспрашивали Леру о том, о сём. Наконец, Лера решила, что пора перейти к цели своего приезда, тем более, что Матвей Степанович, извинившись, и сославшись на усталость, ушёл прилечь и они остались с хозяйкой наедине.

– Серафима Клементьевна, – сказала Лера, доставая из своего пакета альбом и фотографии, – Вы ведь знаете, что я к вам по делу. Я вот на чердаке начала прибираться, и нашла там эти вещи. Я подумала сначала, что это рисунки ваших детей, но потом увидела эти подписи и поняла, что это ваш собственный альбом, думаю, что вам он будет дорог, как память. И вот, эти фотографии, где вы совсем малышка.

Серафима Клементьевна взяла альбом в руки и раскрыла его, положив на стол. С удивлённой улыбкой, качая головой, она переворачивала страницу за страницей, разглядывая синих зайцев и зелёных собачек, огромную красную бабочку и крохотный домик с кривым крылечком.

– Ну, надо же, – ахала она, – И как только он сохранился? Но, я полагаю, что это моя бабушка с мамой положили его однажды в сундук, да так и забыли. Мы же, когда переносили вещи из старого дома в новый, в свою очередь просто-напросто просмотрели их, наверное, поставили сундук на чердак, да так он там и остался. Чудно, конечно.

Лера внимательно следила за лицом Серафимы Клементьевны, она не хотела пропустить её первой реакции на рисунки, что начинались с середины альбома, те самые, нарисованные одним только чёрным карандашом, непонятные и жуткие. Наконец, Серафима Клементьевна перевернула последнюю страницу с жёлтым солнцем посередине, и рука её так и застыла, держа страницу за уголок. Лера молчала, продолжая испытующе глядеть ей в лицо.

– Что это? – прошептала хозяйка, – Как жутко. Какой контраст с этими… этими радостными и яркими картинками на предыдущих страницах.

– Вы помните, почему вы вдруг стали рисовать такие рисунки? – спросила Лера.

Серафима Клементьевна подняла взгляд на гостью.

– Нет, – покачала она головой, – Я даже не уверена до конца, моей ли рукой нарисованы эти чёрные картинки. До того я припоминаю, как рисовала всех этих петушков и прочие рисунки, что-то мелькает в памяти, образы, обрывки, но это…

Она покосилась на страницы, лежащего перед ней альбома.

– Нет, Лерочка, я не помню, как я рисовала всё это. Скажи, а почему для тебя это так важно?

Лера замялась:

– Просто эта соседка Галя она… Она такая странная. Она всё время пытается лезть к нам со своей дружбой и советами. А ещё недавно мы нашли в сарае подвешенную ворону с вытащенными внутренностями.

– О, Боже, ужас какой, – прижала ладони к щекам Серафима Клементьевна, – Кто бы мог такое сделать?

– Вот и я хотела бы это знать, – вздохнула Лера, – Я думала, вы хоть как-то прольёте свет на это.

– Нет, детка, я ничего такого не могу тебе сказать, – пожала плечами Серафима Клементьевна, – Деревня, как деревня у нас, есть, конечно, странные люди, да где их нет?

– А про фото что вы можете сказать? Кто этот Максимка? – снова спросила Лера.

– Максимка? – хозяйка, сощурившись, вгляделась через очки в лицо мальчишки, что строил маленькой Симе рожицы на фото, – Нет, вот хоть убей не могу вспомнить такого мальчика. Может в гости к кому приезжал?

Она развела руками.

– А тётю Галю с бабушкой узнаЮ, конечно. Но вот Максим… Максим… Нет.

Лера вздохнула и отвела взгляд, видимо, сегодняшняя поездка не прольёт ни капли света на её вопросы. Ну что ж, значит, так тому и быть. В конце-концов, может и не нужно ей всё это знать, не её