Война и миф - Михаил Зыгарь

Дардан Гаши всем своим видом давал понять, что знает нечто, что придает ему уверенности, а его словам – дополнительный вес.

– Многие говорили, что Косово будет независимым в июне прошлого года, – убеждал меня незадолго до этого в Белграде Ненад Попович, – потом они передвинули сроки. Сказали, в сентябре. Потом в ноябре. Но никакой независимости не было. И не будет. Поверьте мне, – улыбался высокопоставленный сербский чиновник.

Враги без границ

Из Приштины мы отправились в Грачаницу – это сербский анклав в пяти километрах от косовской столицы. Никаких заборов, стен или рвов сербских поселений от албанской части не отделяет – просто неожиданно оказывается, что надписи вдоль дороги уже на кириллице. Зато местный монастырь окружен колючей проволокой и мощной стеной. Его охраняют военнослужащие из Швеции.

Духовенство монастыря занято другими делами. Епископ косовский Артемий написал воззвание, адресованное лидерам европейских стран. Он назвал его «Протрезвись, Европа».

– У нас в сербском языке есть пословица. Не рой другому яму, сам в нее попадешь, – говорил на чистом русском епископ. Он предупреждал лидеров, что, если они предоставят Косово независимость, начнется эффект домино, и вскоре все европейские государства развалятся на кусочки.

На пороге церкви Успения Богородицы я встретил человека.

– Я поговорю с тобой, но только ты не должен писать моего имени, хорошо? – предложил он.

Мне очень бы хотелось написать. Но я не буду.

– Что ты будешь делать, если Косово станет независимым?

– Останусь здесь, – с вызовом говорил мой собеседник. – Сербы пережили всех врагов. И турецкое иго, и власть коммунистов, переживем и независимость Косово. Косово – это сердце Сербии, колыбель нашей нации. Сербия не может без Косово, как сердце без тела. Но ничего, это все временно. Америка не будет сверхдержавой всегда. Ну, лет сто или двести. А потом это кончится. И тогда Косово снова вернется в Сербию.

– Как же это случится?

– Бог устроит. Единственное, что мешает нам вернуть Косово, это НАТО. Когда НАТО уйдет, снова придет сербская армия. Все просто. Албанцы не смогут воевать против нас без поддержки НАТО. Они трусы.

Мы распрощались. Рядом, на пороге православного монастыря, крестились немецкие миротворцы.

Недалеко от ворот была припаркована машина, хозяин которой деловито свинчивал номера.

– Это обычное дело, – объяснял мне советник косовского правительства Дардан Гаши, – у многих сербов, живущих в Косово, есть и местные номера, и сербские. Просто сербские власти не признают косовские номера, поэтому людям приходится регистрировать машины и там и здесь. Бывает, остановится машина прямо перед полицейским постом на границе и водитель начинает менять номера. Это незаконно, конечно. А что еще людям делать? Мы закрываем глаза на это.

Недалеко от Грачаницы находится легендарное Косово поле. Сейчас оно называется «Фуша Косова» и уже никакое не поле, а пригород Приштины. Здесь находится много торговых центров, строят коттеджные поселки. Есть несколько церквей, но они пустуют. Сербы тут не живут, а их бывшие дома стоят вдоль дорог без крыш, с пустыми глазницами окон.

А сразу за Косовым полем находится Слатина, приштинский аэродром, который стал известен в 1999 году, когда его заняли российские военные. Сейчас россиян в Слатине нет, их вывели в 2002 году, а в их казармах поселились натовцы.

– Ты знаешь, когда русские тогда высадились здесь, в Слатине, все очень радовались, – рассказывал мне житель Приштины Арменд. – Албанцы – потому что не знали, что это русские. А сербские войска как раз собирались уходить. Но появление русских вселило в них надежду. Они всю ночь праздновали, веселились, палили из пушек. В ту ночь очень много людей убили. Мне мать рассказывала. Она как раз здесь в то время была. Русские даже за пределы аэродрома не выходили – но сербы все равно радовались. Это длилось двое суток. Это были последние двое суток, когда сербская армия была в Косово – потом пришло НАТО.

Я вышел из машины, чтобы осмотреть окрестности легендарного аэропорта. Прямо на дороге за мной увязался немолодой цыган.

– Нам не нравится дом, который нам построило правительство, – стал рассказывать он, показывая на многоквартирую башню, стоящую у него за спиной. – Они нам построили его на прежнем месте, где раньше стоял наш табор. А мы не хотим – нам надо переехать на новое место. Вы ведь из гуманитарной организации?

– Нет, просто журналист. Из России.

– Из России? Все равно слушайте. Вот эта гора, она называется Слатина. Во времена Тито в этой горе была авиабаза. Стратегический объект, очень секретный. МиГи вылетали прямо из горы. Никто не знал, что там на самом деле находится. Вот и неудивительно, что русские сюда так поспешили. Им нужно было что-то забрать, чтобы это не досталось НАТО. Они вывезли, что нужно, и ушли. Я вам рассказал эту тайну, а вы помогите нам перебраться на новое место, ладно? Вы ведь из гуманитарной организации, да?

– Нет.

Цыган махнул на меня рукой и обреченно пошел прочь, назад в свою многоэтажку.

Из Слатины мы поехали обратно в Митровицу. Вдоль дороги тянулись торговые центры, автосалоны, заправки, которые перемежались брошенными пустующими домами и свежими кладбищами. Столбы по бокам пестрели забавными дорожными знаками: мыши, лягушки, акулы, змеи. Эти знаки нужны, чтобы облегчить жизнь миротворцам. В Косово они часто теряются, забывают дорогу к своим частям. Животные на знаках соответствуют размещенным здесь подразделениям и указывают им дорогу домой.

Вернувшись в сербскую часть Митровицы, я зашел в магазин. Человек десять сидели в углу, вокруг телевизора, напряженно слушая новости. Один из них, увидев меня, встал и нахмурился. Потом, неодобрительно тыча пальцем в экран, отчетливо проговорил:

– Международная задница!

– Что? – недоуменно переспросил я.

– Ме-джу-на-ро-дна зае-дни-ца, – медленно повторил он.

Я кивнул. По-сербски это «мировое сообщество».

«Коммерсантъ», 26.02.2007

Дело не в песнях

21 мая 2007 года

Неделю назад в Хельсинки прошел конкурс «Евровидение», давно имеющий репутацию самого нечестного, предвзятого и политизированного соревнования в мире. Побывав на нем, я убедился, что все, что говорят о «Евровидении», – правда. Но это совсем даже неплохо.

«Очень гордое место»

В Хельсинки я попал случайно. Я как раз собирался возвращаться в Москву из командировки в Эстонию, когда выяснилось, что из-за временной отмены поезда Санкт-Петербург – Таллинн резко вырос спрос на московский поезд, и мне на него никак не попасть. Пришлось добираться на пароме через Хельсинки.

В эстонской столице все эти дни было трудно заподозрить, что в ближайшем к Таллинну крупном городе готовится музыкальное буйство. Эстония, конечно, очень музыкальная страна. В ней даже революция в 1989 году была поющей. Но в эти дни в Таллинне распевали в основном песни военных лет. На площади Тынисмяги собирались женщины, раздавали листы с напечатанными текстами и хором начинали «Катюшу» или «Подмосковные вечера», сжимая в руках георгиевские ленточки. Пели нестройно, но даже молодые эстонцы, не знающие русского языка, останавливались на пару минут послушать.

– Почему вы собираетесь именно тут, ведь памятника здесь уже нет и останков тоже? – допытывался я у певуний.

– Знаете... Как бы сказать по-русски... Эта площадь... эстонцы бы сказали – «очень гордое место».

В 350 км от Таллинна не было и намека на эстонский накал страстей.

– Вы прямо из Москвы приехали? – спрашивали меня случайные собеседники-финны.

– Нет, из Таллинна.

Они немедленно потупляли глаза, как будто я упомянул о чем-то неприятном, о чем именно в этот радостный день никак не хочется вспоминать.

Естественно, никаких ленточек – кругом лишь цветастые эмблемы «Евровидения». Витрины кое-где побиты – но это, говорят, британские туристы. Да и памятник на месте. Тоже, кстати, Освободитель: на главной площади Хельсинки прямо около огромного телеэкрана – статный бронзовый император Александр II.

– Обидно, конечно, что у вас такие отношения с Эстонией, – делился со мной Янн, сотрудник финского национального радио. – У Финляндии же с вами никаких проблем нет! Хотя мы и воевали шестьдесят лет назад. Видишь, ваш царь у нас на самом почетном месте, да и ваш Путин нас тоже не обижал. Хорошо помню, когда он в первый раз приезжал в Хельсинки, первым делом пошел возложить цветы на могилу маршала Маннергейма, бывшего врага Советского Союза.

– А если бы он этого не сделал?

– Ну, не знаю. Если бы демонстративно отказался, это бы, конечно, ущемило нашу гордость. Но хорошо, что у нас прошлое – уже в прошлом.

«Нашим зрителям важно услышать, что вы из России»

Пресс-центр «Евровидения» в день полуфинала напоминал футбольный стадион. Журналисты бегали с флагами и кричали. Особенно выделялись две группы: турецкие, замотавшись в свои красные полотнища, пели фирменное Shake it up Shikirim, а грузинские раскрасили лица, нарисовав на них свой национальный флаг. Финны расхаживали гордо и величественно.