Традиции свободы и собственности в России - Александр Горянин

Не будь последующих событий, опрокинувших историческую Россию, подобные речи сегодня воспринимались бы, наткнись мы на них в анналах Думы, куда спокойнее. Но ряд историков убедительно показывает, что речи были не случайны, поскольку верхушка Прогрессивного блока была вовлечена в заговор по подготовке дворцового переворота, и подобные речи произносились, чтобы подготовить страну. Во время войны!

Добавляют также, что заговорщики спешили, желая опередить указ царя об «ответственном правительстве» (т.е. о судебной ответственности кабинета). Этот документ уже был подписан императором и лежал в столе у недавно (20 декабря 1916 года) назначенного министра юстиции Н.А. Добровольского. Указ должен был быть обнародован на Пасху, 2 апреля27. 

Впрочем, бесспорной картины заговора нет. То, что группа людей воспользовалась теми или иными событиями, еще не доказывает, что она эти события подготовила – что бы потом ни говорили они сами, их друзья и враги. 

Канун революции, 1916 год – трудная для понимания пора. По всем статьям выглядело, что это время уверенной стабилизации и накопления сил. Было полностью отлажено производство боеприпасов, покончено со «снарядным голодом», на фронте прекратились отступления, в результате «Брусиловского прорыва» полторы тысячи километров фронта проходили уже по территории Румынии и Австро-Венгрии, были «расшиты узкие места», как тогда говорили, в подвозе военных материалов от союзников: вступил в строй порт Романов-на-Мурмане (нынешний Мурманск) и Мурманская железная дорога, с пуском моста через Амур открыта дорога Чита-Хабаровск, так что Транссибирская магистраль проходила теперь полностью по русской территории. Год выдался на редкость урожайным, возросло поголовье скота, особой нехватки рук деревня не испытывала. Несмотря на войну, был зафиксирован прирост населения. Внешне выглядело, что все российские политические силы, включая (так казалось до 1 ноября 1916 года) Прогрессивный блок, резко сбавили свою активность вне Думы. О том, чтобы они могли двигать массами и готовить их выступления, по общему убеждению, не могло быть и речи. Будущий главный (тогда еще очень мелкий) бес, сидя в Цюрихе, писал о мертвенной политической тишине, сковавшей воюющую Европу.

Ожидалось, что весной 1917-го в войну вступят США, что на врага начнется последнее наступление с двух сторон и, стало быть, и ему, и войне, конец. Специально к наступлению для русской армии была пошита новая форма по рисункам Виктора Васнецова – вскоре склады этой формы достанутся Красной Армии, а шлемообразные головные уборы получат название (бедный Васнецов!) «буденновок» и «умоотводов».

Но, как видно, не зря Распутин предупреждал царя: «Ты царствуешь, пока я жив». За две недели до Нового, 1917-го, года бедовый «старец» был убит. И довольно скоро, в феврале, большие снегопады на несколько дней почти прервали подвоз продовольствия в Петроград. Это вызвало маленькую (совсем маленькую) паузу в снабжении города хлебом и уличные волнения по этому поводу. Управление толпой немедленно взяли на себя невесть откуда взявшиеся опытные провокаторы. И мигом выяснилось, что размещенные в столице запасные полки так пригрелись в своих казармах, так развращены сытным и безопасным тылом, что готовы поддержать любую бучу, любые антивоенные лозунги и даже государственный переворот, лишь бы избежать отправки на фронт и расставания с зазнобами из петроградских горничных… Дальнейшее известно до отвращения.

Впрочем, есть одна подробность – не то чтобы незамеченная, но как-то обделенная вниманием историков. Как известно, Государственная Дума четвертого созыва сыграла большую роль в отрешении императора. 27 февраля 1917 года Государственная дума, якобы уже распущенная, рождает на свет не предусмотренный законами орган – Временный комитет Государственной думы во главе с М.В. Родзянко, а 2 марта новосозданный комитет образует Временное правительство. Но вышедшее из недр Думы Временное правительство сразу же порывает с Думой – порывает с органом народного представительства, которому обязано своим появлением. Возможно, из всех ошибок Временного правительства эта была самой суровой.

В случае немедленного возобновления работы Думы был бы совершенно невозможен «Приказ № 1», разваливший армию, невозможно так называемое двоевластие – как и множество других роковых событий. Задним числом ощущение правового вакуума тех дней и недель невыносимо ощущать даже сегодня, 90 лет спустя. Почему это чувство не мучило тех, кто стоял тогда у руля событий – записных демократов из Прогрессивного блока? Они явно были уверены, что оседлали удачу. Дерзкий Совдеп под боком казался им меньшим злом, чем долгие парламентские процедуры, необходимость всякий раз добиваться согласия Государственного Совета и прочие демократические проволочки. Этим Временное правительство подписало приговор и себе, и российскому парламентаризму, и, в конечном счете, десяткам миллионов людей.

Второй роковой ошибкой Временного правительства стала отсрочка выборов в Учредительное собрание. Выборы должны были пройти 17 сентября, а начало работы Учредительного собрания было запланировано на 30 сентября. Собственно, его созыв был главной задачей и целью существования Временного правительства, а ему, в нарушение собственных демократических идеалов, хотелось поруководить страной в качестве полноправной власти. Данное желание прочитывается, среди прочего, в совершенно незаконном провозглашении России республикой 1 сентября 1917 года. Это было вопиющей узурпацией полномочий будущего Учредительного собрания. Надо ли удивляться, что использование большевиками лозунгов свободы и демократии сбило с толку на первых порах миллионы людей (хотя другим миллионам все стало ясно с первой минуты)?

Дебют коммунистического проекта в нашей стране надо попытаться увидеть глазами современников этого дебюта, на время заставив себя забыть продолжение. Многие пошли за большевиками в уверенности, что те ведут к высшей свободе. Соблазн марксистской социальной утопии смутил, начиная со второй трети прошлого века, столь многих в мире, что пришествие утопии ощущалось как неотвратимость.

Какая-то страна неминуемо должна была привить себе этот штамм, поставить на себе опыт «великого социального эксперимента». Первую попытку, «Парижскую коммуну» 1871 года, удалось прервать. Провести полноразмерный эксперимент выпало России. Его отрицательный опыт крайне важен в никогда не прекращающемся поиске человечества. Как выразился историк С.А. Павлюченков, «человечество коллективно шло к русской революции, и ее результаты, как в свое время революции французской, принадлежат всему человечеству»28.

* * *

Нередко можно услышать: Государственная Дума образца 1906-1917 годов не смогла предотвратить гибель исторической России и ее ценностей, спасти страну от революции и гражданской войны — стало быть, опыт первого русского парламента оказался провальным. Это неверно. Как раз у Думы был очень хороший шанс уберечь Россию, но вмешалась Мировая война, обрушившая, помимо Российской, еще три империи Германскую, Оттоманскую и Австро-Венгерскую, последняя была просто уничтожена. Впрочем, это общеизвестно, реже вспоминают о том, что жертвой войны стала почти вся европейская демократия. Если к 1914 году могло показаться, что уж где-где, а в Европе победный марш демократии неостановим, то ее последствия оказались роковыми для двух десятков молодых демократий.

Начнем с главного: лишились всех своих демократических завоеваний, добытых тяжкими жертвами и усилиями, 132 миллиона человек, оказавшихся внутри границ СССР29. Вслед за этим карта Европы стала быстро покрываться тоталитарными струпьями. В Италии к власти пришел фашистский режим Муссолини, в Венгрии установилась диктатура («регентство») адмирала Хорти, в Болгарии — диктатура Цанкова, в Румынии — «королевская диктатура», в Испании — диктатура Примо де Ривера (1923-30), а затем генерала Франко (после гражданской войны 1936-39 гг), в Португалии — диктатура генерала Кармоны (1926-32), сменившаяся более чем сорокалетней диктатурой профессора Салазара, государственные перевороты регулярно сотрясали Грецию. Что касается Германии, судьба ее демократии оказалась, как известно, самой трагичной — и для самой Германии, и для остального мира.

Не лучше обстояло дело в государствах, возникших после Первой мировой войны на обломках рухнувших империй. Демократия проявила себя жизнеспособной, да и то с оговорками, лишь в Чехословакии и Австрии — но только для того, чтобы пасть жертвой немецкого фашизма в 1938 году. В остальных новых странах она оказалась непрочной и была сметена государственными переворотами: в Польше и Литве — в 1926 году, в Югославии — в 1929, в Латвии и Эстонии — в 1934. Во всех случаях к власти здесь приходили авторитарные и репрессивные режимы, которым сегодня были бы гарантированы международные санкции. При этом парламент мог считаться существующим — кстати, даже в гитлеровской Германии рейхстаг формально не был распущен: депутаты получали жалованье, собирались дважды в год на скоротечные сессии, исполняли гимн (их называли самым высокооплачиваемым хором в мире) и единогласно принимали очередную пачку гитлеровских законов.