На службе народу - Кирилл Мерецков

Через несколько дней фашисты возобновили атаки. Они стремились прорвать фронт на стыке между испанскими частями и 11-й интернациональной бригадой. Тогда мы ввели в бой на этом опасном участке англо-американских добровольцев из 15-й интербригады. Я всегда думал, что англосаксы - сдержанные люди, и был удивлен, когда английские волонтеры, увидев в своих боевых порядках русского военного советника, подбегали пожать руку, обняться и поцеловаться. Военные советники Н. П. Гурьев и А. Д. Цюрупа, находившиеся там же и помогавшие руководить в тот момент действиями англо-американских частей, явились свидетелями этой картины. Впоследствии они не раз ее вспоминали и, лукаво поглядывая на меня, обстоятельно рассказывали в товарищеской компании, как ко мне лезли целоваться s бою.

А вот еще один случай. Под сильным натиском противника один из батальонов 18-я испанской бригады стал. постепенно отходить, Я оказался как раз на этом участке. Рядом со мной стояла Фортус. Увидев бегущих, она по-испански громко крикнула: "Испанцы, вы больше не мужчины!" Бойцы остановились, поглядели на женщину и в замешательстве повернули обратно. Их романское мужское самолюбие было жестоко уязвлено. Фортус побежала вперед, солдаты за ней. Через полчаса враг был отбит, прежняя позиция восстановлена. А когда бой кончился, ко мне явился комбат, старый испанский офицер-службист, и стал жаловаться на мою переводчицу, которая оскорбляет его солдат.

- Почему же оскорбляет? - ответил я, - Ей показалось, что ваших солдат охватила паника, что они покинули поле боя. Значит, они - неполноценные солдаты. А муж этой женщины - испанец. Ей известно, что такое настоящий мужчина. Вот она и решила, что ваши солдаты перестали быть испанцами. Но оказалось, что она ошиблась. Просто солдаты перепутали направление и наступали не в ту сторону. Тогда она указала им верное направление, батальон отбил противника и проявил себя хорошо. Обижаться не на что.

Офицер улыбнулся и подал мне руку.

Мятежники наступают... Перед ними - республиканская бригада в значительной степени из андалузских крестьян. Превратив каждый дом столичного предместья в крепость, бойцы Республики нанесли жестокий удар по ее врагам. Помню, как мы пошли посмотреть на пленных. Те просили разрешения взглянуть на русских, которые перекрыли им дорогу на Мадрид. Каково же было их изумление, когда они увидели своих соотечественников! "Это переодетые русские", - шептались фалангисты. Но крестьяне, ухмыляясь, заговаривали с ними, и мятежники со смущением и досадой опускали глаза.

В феврале 1937 года разгорелась напряженная политическая борьба. 14 февраля, после падения республиканской Малаги вследствие предательства некоторых командиров и нерасторопности других, на площадь вышел народ. Развевались красные знамена коммунистов, красно-синие левых республиканцев, красно-черные анархистов. От стены к стене перегородили улицу лозунги с десятью требованиями компартии к правительству: "Очистить тыл от врагов Республики!", "Долой неспособных командиров!", "Проверьте учреждения: рядом с вами сидят фашисты!", "Даешь всеобщую трудовую повинность!", "Ответьте, почему пала Малага?"...

Власть Кабальеро зашаталась. Двуличный премьер грозил, что, уходя, он громко "хлопнет дверью". А франкисты развернули новое наступление у Харамы. Только политика компартии, решившей во имя единства пойти на уступки, стабилизировала положение. Бригады очередного набора пошли в бой, чтобы еще раз спасти столицу. Перед этим командиры были на инструктаже. И старый испанский офицер, многие годы жизни отдавший армии, после инструктажа сказал, вздохнув: "Да, я не коммунист. Но кем были бы мы сейчас без коммунистов?"

Под Харамой мятежники получили решительный отпор. На любом передовом участке можно было встретить тогда комиссара - члена компартии. И именно эти люди подвергались нередко злостным нападкам. Когда после Харамы наступило временное затишье, мне удалось, кажется впервые за все четыре предыдущих месяца, побывать в одном скромном мадридском кафе. Рядом с нами расположилась группа бойцов. Один из них, поминутно вскакивая и горячась, рассказывал в полный голос, как коммунист (комиссар их подразделения) вел за собой людей в контратаку. А после боя анархисты стали распускать в бригаде слухи, что он струсил. Тогда солдаты, возмутившись, решили опровергнуть провокацию. На собрание первичной коммунистической ячейки, обсуждавшей этот случай, пришли даже многие беспартийные и группа левых социалистов. Но командир части, узнав про собрание, сослался на правительственное запрещение деятельности партячеек в армии и приказал солдатам разойтись. Собственно говоря, ничего нового для себя я здесь не услышал. Просто в этом случае, одном из многих, еще раз отразилась вся та политика, которую мы молча наблюдали ежедневно.

А что сказать о главе правительства? Коммунисты и военные советники предлагали премьер-министру реорганизовать армейские тылы. Он клал предложение под сукно. От него требовали наладить работу автотранспорта. Он отмалчивался. Армии не хватало унтер-офицеров. Вопрос об унтер-офицерских школах был замаринован до января 1937 года. Чтобы между Мадридом и Валенсией действовало прямое железнодорожное сообщение, нужно было построить дополнительно 20-километровую железнодорожную линию. Строительство задержали. Республиканской пехоте не хватало на первых порах пулеметов. А те пулеметы, которые в ограниченном числе имелись в армии либо поступали на вооружение, были разнокалиберной мешаниной. Перед глазами командиров рябили плохо отремонтированные кольты, максимы, льюисы, сент-этьены, шоши и гочкисы. Среди советников имелись дельные люди, готовые днем и ночью обучать пулеметные команды в Валенсии и Альбасете. Но какие же дьявольские препятствия пришлось преодолеть, чтобы сдвинуть вопрос с мертвой точки!

На всю жизнь запомнились мне испанские анархисты: то бесшабашные головорезы, то мечтатели и фантазеры, но всегда не терпевшие никакой дисциплины, никаких распоряжений, никакого элементарного порядка. Еще хуже бывало (а это случалось сплошь да рядом), когда в их рядах оказывались прямые враги Республики. Спасаясь от преследования, фашист либо уголовник вступал в анархистскую партию и объявлял себя бакунинцем, прудонистом и еще кем угодно.

Компартия предъявляла своим коллегам по Народному фронту неопровержимые доказательства, что такой-то и такой-то - типичные негодяи и их нужно судить. В ответ раздается хор негодующих голосов: "покушение на братскую партию", "коммунистические интриги" и т. п. А затем анархистские отряды, составленные из подобных субъектов, наносят удар в спину. Когда в январе шли тяжелые бои под столицей, то, вместо того чтобы послать подкрепления на фронт, их пришлось направить под Теруэль на подавление анархистского восстания. В начале марта, когда над Мадридом нависла новая угроза, вспыхнул анархистский бунт в Валенсии. Постоянно возникали инциденты в различных деревнях, где анархистские отряды, самочинно объявив о реквизиции в пользу Республики, занимались грабежом населения. Сколько раз, глядя на эту шумную и распущенную публику, вспоминал я годы гражданской войны в СССР, "зеленые" банды и махновцев!