Мертвая петля для штрафбата - Антон Кротков

А ещё от знакомых лётчиков Борис слышал рассказы о вылазках гоминьдановских диверсантов, которые с наступлением темноты нападали на автомашины. Однажды его самого при заходе на посадку обстреляли из лесистого склона окружающих авиабазу сопок. Правда, Борис узнал об этом уже на аэродроме, когда механик показал ему несколько рваных дыр от крупнокалиберных пуль на киле его истребителя. Нефёдову довелось видеть, и как однажды на железнодорожной станции, откуда на аэродром доставлялись топливо и боеприпасы, на специально сооружённом дощатом эшафоте обезглавили двоих пойманных местной охраной шпионов. Зрелище было поистине средневековым по своей жестокости и колориту. Палач казнил приговорённых огромным топором, наподобие тех, какими мясники разделывают говяжьи туши. Он отсекал голову и тут же отбрасывал её за волосы от бревна, служащего плахой, в большую плетёную корзину…

В связи с такой напряженной обстановкой на авиабазе принимались строжайшие меры безопасности. Так, по правилам за пределами аэродрома русских должны были сопровождать китайские охранники, но так как лётчики ушли в самоволку, естественно, опекунов из местной контрразведки с ними не было. И такой расклад Бориса и Лёню вполне устраивал. Никто не указывал им, куда можно идти, а куда заходить не положено, не запрещал общаться с народом. А между тем прохожие дружелюбно улыбались белым, один из которых был одет в форму армии их страны (Лёня предпочитал ходить в самоволки в цивильном платье, чтобы не иметь дело с армейскими патрулями), громкоголосые хозяева небольших магазинчиков и ресторанов зазывали их к себе. Приход к власти коммунистов как будто не слишком отразился на жизни таких городов, как Шанхай, Мукден, Харбин. Торговля по-прежнему процветала, как и при императорах династии Цин и при японских губернаторах. Новые красные градоначальники с партбилетами КПК в кармане не спешили перекрывать полноводные реки налоговых поступлений в опустошённую многолетней войной государственную казну. Если бы не портреты Мао Цзедуна и Ленина в витринах, можно было подумать, что ты находишься, например, в Гонконге.

Борис попал в самый настоящий, как любили выражаться политработники, описывая капиталистические реалии, «город контрастов». На улицах было полно нищих и тут же бесконечные витрины магазинов, полные диковин со всего света, удивительной красоты традиционных скульптур из нефрита и деликатесов на самый изысканный вкус. На тротуарах кучками сидели в ожидании работодателя пришедшие в город на заработки крестьяне из окрестных деревень с нехитрым инструментом: пилой, топором, молотком. А мимо них проезжали великолепные лимузины местных богачей.

Из дверей лавок выбегали приказчики, настойчиво зазывая потенциальных клиентов зайти посмотреть товар. Внутри тебе прежде всего предложат сесть в удобное кресло, принесут чашку чая или кофе. Оказалось, здесь много русских — потомков белоэмигрантов из остатков войск атамана Семёнова.

Как уже успевший изучить местную жизнь и нравы, Лёня взял на себя роль экскурсовода и консультанта. Он уже знал много местных фраз, с помощью которых ловко объяснялся с коммерсантами, и вообще чувствовал себя в этой стране словно рыба в воде.

Всем офицерам группы ещё в Москве выдали подвести тысяч юаней. Все ещё шутили, что теперь они почти миллионеры и по приезде в Китай заживут на широкую ногу. Но оказалось, что из-за сильной инфляции на эти деньги ничего стоящего не купишь.

Борис узнал об этом, когда спросил у хозяина лавки, сколько тот хочет за отличную кожаную куртку на меху. Выяснилось, что куртка стоит полтора миллиона юаней. Тут подошёл «Одесса», быстро оценил обстановку и о чём-то оживлённо заговорил с торговцем. Впрочем, даже не зная языка, по интонации спорящих не сложно было догадаться, что они ожесточённо торгуются. Прошло не менее десяти минут, прежде чем сдавшийся лавочник воскликнул:

— Хао! — В этом возгласе, означающем «Хорошо!», отразилось и согласие пойти на уступку настойчивому клиенту, и восхищение его умением добиваться своего.

— Командир, я сагитировал этого «кулака» на миллион, — с гордостью сообщил Нефёдову Красавчик. — Только это не ваш размерчик. Сейчас он притащит со склада другую.

— Да я не для себя, — поворачиваясь к выходу из лавки, пояснил Нефёдов. — «Сынок» совсем без тёплых вещей приехал. Шинелька-то китайская поганенькая оказалась. Но у меня всё равно таких денег нет… Ну да ничего, я ему свою куртку пока отдам, а там что-нибудь придумаем.

— «Сынку» я сам куплю! — безапелляционно заявил Лёня. — Как-никак он мой ведомый. И вообще, я за малого теперь несу персональную ответственность.

Неожиданно Лёня извлёк из кармана толстенную пачку банкнот и деловито начал отсчитывать нужную сумму. Борис заметил, что там не только юани, но ещё доллары и, кажется, даже британские фунты. Перехватив удивлённый взгляд командира, Лёня смутился и стал оправдываться:

— Только не подумай, что я продался вражеской разведке. Всего лишь несколько невинных коммерческих операций. Оказывается, местное население весьма хорошо относится к некоторым товарам отечественного производства. Да не смотри, Батя, на меня с таким осуждением! Во все времена дальновидные люди, отправляясь в далёкие страны, прихватывали с собой набор стеклянных бус и прочих безделушек для расчёта с туземцами…

«Сынку» помимо куртки, Лёня купил шикарный бостоновый костюм, несколько шёлковых рубашек и великолепные американские наручные часы, в которых можно было даже нырять под воду. Себе он тоже набрал всякого барахла, например, зачем-то приобрёл пробковый тропический шлем. Не забыл Лёня и про остальных. Всем лётчикам их группы он решил презентовать в качестве сувениров отличные шёлковые шарфы, которые в бою, когда приходится много крутить головой, защитят шею от натирания. Всё это Лёня уложил в купленный огромный чемодан, который метко назвал «Б-29». После «шоппинга» «Одесса» пригласил Нефёдова посидеть в хорошем заведении.

— Ты забыл про сухой закон? — упрекнул одессита Борис.

На это неунывающий балагур и жизнелюб с театральным возмущением воскликнул:

— Ни в коем случае, тунжа! Что по-китайски означает «товарищ». Мы будем только дегустировать блюда местной кухни.

Лёня вышел на центр улицы и что-то крикнул плохо одетому маленькому человеку, сидящему на расстеленной на земле циновке. Тот немедленно радостно вскочил на ноги, выкатил из переулка двухместный тарантас, впрягся в него и поспешил на зов «белого господина». «Только этого мне не хватало! — ужаснулся Нефёдов. — Если Бурда узнает, что мы ездили на рикше, как самые настоящие эксплуататоры местной трудовой бедноты, мне придётся положить на стол партбилет». Впрочем, не столько перспектива заиметь крупные неприятности по служебной и партийной линии останавливала Бориса. Воспитанному в духе революционного интернационализма, не единожды проливавшему кровь за свободу других народов, этому человеку казалась дикой сама мысль, что его, крепкого и ещё достаточно молодого мужчину, вместо лошади повезёт на себе худосочный маленький человек, и не только его одного.

Борис стоял в нерешительности, озираясь по сторонам. Он не знал, куда ему деться от позора. Нефёдову казалось, что все люди на этой улице смотрят на русского военного с осуждением. Ещё бы! Ведь он пришёл в эту страну, чтобы защитить её от империалистической агрессии, а вёл себя совсем как те, против кого он здесь воевал.

Между тем Лёня привычно уселся в экипаж, вальяжно развалился на удобном сиденье, положил нога на ногу и закурил только что купленную толстую гаванскую сигару. В пробковом шлеме, огромных солнцезащитных очках и высоких английских ботинках на шнуровке он был вылитый британский колонизатор.

Неожиданно в голову Борису пришла великолепная идея. С озорной мальчишеской улыбкой он усадил ничего не понимающего рикшу на сиденье рядом с опешившим от неожиданности Лёней, предварительно вложив в его руку несколько купюр, чтобы работяга не волновался насчёт заработка, а сам впрягся в повозку…

Люди на улицах останавливались как вкопанные, не веря своим глазам: европеец вёз на себе китайца! Всю дорогу шокированный не меньше китайцев Лёня убеждал командира, что тот совершенно напрасно глумится над местными обычаями и что лучше бы они пошли пешком, тогда бы он не чувствовал себя балаганным шутом, в которого все тычут пальцами. Впрочем, под конец поездки Лёня заявил, что тоже против эксплуатации дружественных пролетариев, и в следующий раз повторит «подвиг» командира.

Лёня попросил остановить рикшу напротив заведения с вывеской, которая недвусмысленно указывала, что под ней расположен вход в дом свиданий. Борис не особо удивился, теперь уже ожидая любых сюрпризов от своего компаньона по вылазке.