Багдадский вор - Андрей Белянин

– Ва-а-х… – Насреддин разулыбался и с удовольствием потянул носом душистый аромат принесённого хайназарского плова из мяса трёх сортов, урюка и длинного коричневого риса. Джамиля за стол не села, а обняла руками колени и участливо глядела, как мужчины аккуратно скатывают её стряпню в шарики, отправляя их в рот. Впрочем, Оболенский, несколько попривыкший к отсутствию ложек и вилок, быстро предпочёл аристократическое загребание плова ладонью, действуя ею, словно совковой лопатой. В промежутках между чавканьем сильная половина человечества обсуждала планы на вечер.

– Так отчего всё-таки… умер почтеннейший Ай-Гуль-ага?

– Да чёрт его разберёт! Я ж говорю… Лепёшку передай! Он меня вот тут укусил, затрясся весь и помер на фиг! Джамиля, ты ему… предварительно… крысиный мор в овсяную кашу не подсыпала?

– Нет! Клянусь аллахом! – вскинулась перепуганная девушка, но тут же поняла, что её защитник просто так мило шутит.

– Слушай, Ходжа…

– Опять лепёшку? Ну ты и… кушаешь, почтеннейший!

– Не, не надо, лопну… Я просто хотел поинтересоваться, а отчего эти ваши гули вообще копыта отбрасывают?

– Такие же наши, как и ваши, – напомнил Насреддин, отодвинулся от дастархана и вытер жирные руки о голенища мягких сапог. – Нечистая сила боится светлого имени Аллаха, деяний его пророков и благозвучного пения муэдзинов с высот минаретов и мечетей. Увы, мы мало о них знаем… Говорят, будто сила гулей втрое превосходит человеческую, что они питаются кровью и мясом правоверных мусульман, и только вовремя совершённый намаз да клинок дамасской стали способны повергнуть это злобное порождение шайтана!

– Ну, насчёт силы ты загнул… – Оболенский царственно икнул, с сожалением откидываясь на подушки, а молодая хозяйка быстро унесла жалкие остатки трапезы на кухню. – Катались мы с ним по ковру где-то два раунда. В партерной борьбе дедку бы меня вовек не одолеть… На предмет намаза – ничего обещать не могу, в последнее время я в нём как-то путаюсь… А вот дамасский клинок готов спереть хоть сегодня. Только скажи, где?

– Вай мэ, настоящий ятаган из Дамаска, с гравировкой керамических текстов, – вещь редкая и стоящая больших динаров. На весь Багдад таких сабель штук шесть-семь, не больше… Но дело не в этом, разве ты или я умеем владеть таким оружием? Ты – вор, я – законопослушный гражданин…

– Угу, которого уже разыскивает вся городская стража за ряд крупных афер и махинаций с частной и муниципальной собственностью! – нарочито прокурорским тоном поддел Оболенский, но согласился – изрубить в капусту сразу восьмерых пустынных кровососов под силу только сказочному герою. – Кстати, а это мысль! Как у вас тут с вольнонаёмными богатырями?

– Батырами, – поправил домулло, уловив основную концепцию. – С батырами во все времена трудно. Они или где-то бьются с медноголовыми дэвами, или спят в объятиях спасённых дочерей султанов и эмиров. А чтобы вот так, запросто…

– Ой! – звонко хлопнула в ладоши Джамиля. – А я слышала, в караван-сарае как раз остановился один очень знатный батыр.

– Конан-варвар? – опять съехидничал Лев, хотя кто это, не припомнил бы, хоть режься.

– Нет, настоящий принц! Девятый сын князя заснеженной Армении… Храбрый, сильный, красивы-й…

Оболенский скорчил равнодушную мину, показал хихикающей девушке кулак и обернулся к Насреддину:

– Ну что… Берём?

Глава 41

В каждой женщине дремлет и Пенелопа, и Юдифь. Вопрос в том, кого вы разбудите…

Я, кажется, как-то упоминал Леонида Соловьёва? Давайте закончим эту тему и больше не будем к ней возвращаться. Итак, все книги нашего уважаемого писателя совершенно заслуженно считаются классикой среди такого рода произведений. Я безумно горд, что столь ярко, сочно, жизненно и красочно передать общую суть всех легенд о Ходже Насреддине сумел именно русский человек! Не араб, не перс, не казах и не татарин, даже не мусульманин вовсе… Чтобы так написать, надо жить на Востоке, проникнуться его сладостью, пропитаться его ядом, владеть его певучим языком настолько легко и возвышенно, что у читателя не возникнет и тени сомнения в правдивости каждого слова автора. Леонид Соловьёв жил в Ташкенте и Алма-Ате, он знал всё это из первых рук. Мне же досталось совсем другое… Лев Оболенский – москвич, наш с вами современник, и, в отличие от романов Соловьёва, в Лёвиных россказнях я дотошно проверял каждое слово! Суть проблемы в том, что и я вырос не совсем на Востоке, хотя и на стыке культур Европы и Азии. Многое казалось непонятным, многое – надуманным и накрученным, а по кое-каким скользким вопросам и вовсе приходилось беспокоить специалистов. Но что меня действительно поразило – так это то, как убийственно мало знают теперешние востоковеды о Багдаде и Бухаре, о человеческих взаимоотношениях, о гибкости восточных обычаев и предрассудках религий… А ведь реальное существование нечистой силы они вообще отрицают напрочь! В результате я снова и снова возвращался к обрывочным записям моих бесед с Оболенским и понимал, что именно он, а не кто другой способен дать более-менее чёткое описание тогдашней действительности. Беда лишь в том, что ему всё происходящее представлялось совершенно естественным и многие вопросы, крайне любопытные с точки зрения этнографа и фольклориста, он попросту опускал. Видите ли, Лёвушке не было это интересно… Какая-то там никому не известная Джамиля занимала гораздо больше места в его голове, чем, например, идея завести путевой дневник и пунктуально фиксировать в нём всё необычное для образованного человека двадцать первого века. Увы, дневника он так и не завёл… А вот девушку спас. Об этом и будет наша следующая история. Для краткости назовём её «Сказ о Багдадском воре, молодой вдове Джамиле и сразу восьми злобных гулях». О, забыли Ходжу Насреддина, а справедливости ради надо напомнить, что основная идея нария[ЩИТО?] принадлежала именно ему…

– Домулло, ну почему его до сих пор нет?!

– Успокойтесь, ханум… Не прошло ещё и часа, он едва успел добраться до караван-сарая, – как можно спокойнее отвечал Ходжа, хотя был предельно близок к тому, чтобы сорваться на грубость – нежная вдова задавала один и тот же вопрос уже в четвёртый раз.

– Что же вы такое говорите, почтеннейший! – страстно возмущалась Джамиля, и её смуглые щеки полыхали румянцем гнева. – Да вы бы видели, как лихо он вскочил на этого маленького ослика, как свистнул, как понёсся по улице, вздымая клубами пыль, – джигит, да и только! Рабинович давно бы доставил Лёву-джан до караван-сарая и обратно. А их всё нет и нет! О аллах, как же я волнуюсь…