Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки» - Тимофей Бордачёв

Весной 2008 года вопрос о признании Косово стал поводом даже для раскола самого Европейского союза. Государствами, признавшими независимость края, стали Франция, Германия, Италия, Австрия, Великобритания, Ирландия, Швеция, Финляндия, Бельгия, Дания, Люксембург, Польша, Венгрия, Болгария, Эстония, Латвия, Литва и Словения. Другие страны ЕС заявили о том, что «не спешат» с признанием Косово (Чехия и Мальта) либо признают Косово только после принятия соответствующего решения Советом Безопасности ООН (Испания, Португалия и Кипр). Три страны ЕС – Греция, Словакия и Румыния – объявили о том, что в принципе не признают Косово.

Тем не менее заявление косовских властей о независимости от Сербии было с большим энтузиазмом воспринято коллективными органами ЕС в Брюсселе. Жозе Баррозу, Хавьер Солана («министр иностранных дел» ЕС) и Ханс Поттеринг (председатель Европейского парламента) однозначно приветствовали этот шаг. Ведь практические действия, необходимые для его закрепления – отправка в регион полицейской миссии ЕС и введение над косоварами европейского «протектората», – одновременно становились подтверждением способности ЕС к коллективному действию и отвечали пожеланиям ключевых стран-членов – Германии и Франции.

Еще раз о России, Европе и постсоветском пространстве

В этой связи неудивительно, что стремление европейских грандов наладить взаимопонимание Европы и России по ключевым экономическим и стратегическим вопросам не имеет пока успеха. Такие попытки со стороны Парижа или Берлина повторяются периодически на двустороннем или трехстороннем уровне. Однако их практическое воплощение сталкивается с жесткой российской реакцией на действия пресловутого Брюсселя, которые в свою очередь продиктованы текущими экономическими и, как показывает пример замороженных конфликтов в СНГ, Украины или Косово, политическими интересами самих же Германии, Франции и, от случая к случаю, их союзников по ЕС.

Реализация же на практике здравых идей не делать из диалога Москвы и Еврокомиссии альфу и омегу отношений Россия – Европа, как предлагает в своей последней статье Тома Гомар, потребует в идеале упразднения многих подразделений брюссельской бюрократии, а вслед за ними и Еврокомиссии в целом. Ведь существенной частью ее миссии всегда была деятельность по достижению на европейском уровне того, что даже самые крупные страны – совладельцы «единой» Европы не могут сделать самостоятельно, хотя и держат в ЕС контрольный пакет политических акций, а с ним и большинство ниточек, управляющих действиями пресловутой брюссельской бюрократии.

Особенно жестким это управление становится сейчас, когда все более вероятна реализация концепции «Крепость Европа», основанной на сочетании цивилизованного, по возможности и внешне, протекционизма в экономике, усиления контроля над внешними границами ЕС и активных действий по отношению к соседям. Роль институтов Евросоюза (в первую очередь Европейской комиссии) сведется при таком развитии событий преимущественно к подобию «протекционистской дубинки» в руках ряда ведущих стран – членов ЕС, направленной на тех, кто препятствует реализации внешнеполитических и внешнеэкономических проектов наиболее сильных европейских держав.

В качестве примера можно привести ситуацию с участием Еврокомиссии в энергетическом диалоге России и Европейского союза. В настоящий момент у Еврокомиссии нет формальных полномочий в сфере внешних энергетических связей. Последние предложения Европейской комиссии в данной области были заблокированы в марте 2007 года странами-членами, и все отношения с Россией будут осуществляться исключительно на межгосударственном уровне и уровне энергетических корпораций. Вместе с тем у Еврокомиссии есть неформальное поручение от Совета ЕС оказывать на РФ давление с целью добиться ратификации Договора и транзитного протокола к так называемой Энергетической хартии, что будет способствовать реализации национальных интересов ряда государств Евросоюза – Германии, Франции, Италии, Великобритании, Бельгии и Нидерландов. В этом духе комиссары Андрис Пиебалгс и Питер Манделсон и пытаются работать с Москвой.

Аналогичное сочетание призывов к миру с активными боевыми и оградительными действиями присуще в полной мере и российской политике. Анализируя причины затруднений в экономическом сотрудничестве с Европой, Игорь Юргенс отмечает:

«Российская бюрократия наряду с государственными интересами в „стратегических“ отраслях экономики отпугивает иностранные компании».[129]

Особенно заметна наступательная позиция российских властей в тех регионах и вопросах, где у страны были и остаются конкурентные преимущества. Энергетика, деятельность важнейших институтов международной безопасности и постсоветское пространство – согласно формальной логике, во всех этих областях Москве сейчас целесообразно оказывать на Европу конкурентное давление. Другое дело, что пока по большинству этих вопросов позиция России вступает в противоречие с политикой США. В результате возникает эффект двойного, если не тройного, действия. Во-первых, возникает иллюзия наличия общих российско-западных противоречий.

Во-вторых, в отношениях между Россией и Берлином, Парижем или Римом сохраняется определенная степень конструктивности. Практические противоречия идут помимо внешне весьма дружественных отношений и во многом списываются на негативный фактор американского присутствия. В-третьих, сами европейцы всегда имеют возможность спрятаться за широкой спиной Вашингтона, появляясь на арене только в момент однозначного триумфа. Именно таким образом выглядело в декабре 2004 года участие Высокого представителя ЕС Хавьера Соланы в разрешении политического кризиса на Украине и приходе к власти «оранжевой» коалиции.

Другим вектором наступления ЕС на постсоветском пространстве стало выдвижение в апреле 2007 года стратегии по отношению к региону Черного моря (так называемая Синергия Черного моря). Десятистраничный документ призван сфокусировать «политическое внимание» на основных направлениях деятельности Евросоюза в регионе Черного моря и развивать здесь взаимодействие по примеру средиземноморского сотрудничества, где применяется двусторонний подход, в центре которого отношения Евросоюза со всеми странами региона, но без упоминаний о совместных проектах между странами-партнерами вне ЕС. Таким образом, и на этом направлении Евросоюз предпринимает попытку замкнуть сотрудничество в регионе на себя.

Как бы то ни было, но, несмотря на всю эту суету, Россия пока сохраняет за собой серьезные ресурсы для влияния на позицию ЕС по важнейшим для европейских держав вопросам постсоветского пространства. Уверенно пресекаются попытки стран и институтов Евросоюза проникнуть в государства Центральной Азии или заключить сепаратный мир с режимом Александра Лукашенко. Несмотря на то что под давлением Германии Евросоюз отменил санкции даже в отношении Узбекистана, ничуть не смутившись мнением правозащитных организаций, влияние Евросоюза на это государство практически не выросло. Равным образом и интенсивные неофициальные контакты европейских дипломатов с представителями официального Минска также не привели к развороту Белоруссии в сторону от России.

Вследствие структурной слабости и разобщенности для Европы возможности собственного усиления лежат в плоскости инструментального использования многосторонних институтов и выстраивания системы двусторонних торгово-экономических режимов с ключевыми игроками, будь то метафизический план раздела Африки с Китаем или уже вполне настойчиво продвигаемая идея зоны свободной торговли с Украиной.

Весьма символична наиболее экстремальная версия такого подхода, обосновывающая приверженность ЕС многосторонним механизмам тем, что, как пишет Чарльз Грант, именно в таком формате

«... Европа может получить преимущество над своими партнерами».[130]

Несмотря на циничность, данный подход представляется вполне обоснованным, особенно если вспомнить о последней встрече «Большой восьмерки» на Хоккайдо. Тогда за столом заседаний этого, оказавшегося, впрочем, не самым эффективным для повышения управляемости миром, мероприятия вполне уютно устроился председатель Европейской комиссии Жозе Баррозу. Европейский чиновник, являющийся, по сути, наемным работником ровно для половины (Великобритания, Германия, Италия, Франция) участников саммита. И если бы не Лондон, позиция которого подлинно трансатлантична, каждая из стран ЕС и «восьмерки» одновременно получила бы плюс один голос в дискуссии.

В тех же случаях, где найти оптимальное решение в рамках многосторонних механизмов не получается, Европа вполне осознанно прорабатывает альтернативные варианты. Так, в течение 2007–2008 годов, на фоне все более провальных переговоров в рамках так называемого Доха-раунда ВТО, основным направлением деятельности Евросоюза стало начало переговоров о формировании зон свободной торговли с Индией, Южной Кореей и десятью странами АСЕАН. Основная цель этой политики – усилить позиции Евросоюза в конкуренции с США и Японией в регионе. Кроме того, 18 апреля 2007 года комиссар ЕС по торговле Питер Манделсон представил план обновления общей торговой политики Евросоюза, основное новшество которого заключается в более агрессивном продвижении товаров на динамично развивающиеся рынки Индии, Бразилии, России и Китая.