Румпельштильцхен - Эд Макбейн

— Но из того, что я понял…

— Да, там есть условие, касающееся детей, чтобы в случае рождение у нее детей, они стали бы альтернативными бенефициарами, да. И так получилось, что у нее была только одна Элисон. Викки не смогла доносить первого ребенка.

— Мистер Миллер, а вам было известно о том, что в случае смерти вашей дочери и внучки до того, как истечет срок трастового соглашения, весь аккумулированный доход и основной капитал должен быть возвращен вам как учредителю траста?

— Да, мне было об этом известно.

— Вы знали, когда должен был истечь срок по этому соглашению?

— Да. Он истекал в день рождения моей дочери, когда ей должно было исполниться тридцать пять лет.

— Вам известна точная дата?

— Двадцать второго января.

— Значит, завтра вашей дочери должно было бы исполниться тридцать пять лет.

— Да.

— И вы знали обо всем этом.

— Я знал об этом, да.

— Мистер Миллер, вы виделись с дочерью накануне ее первого концерта в ресторане «Зимний сад»? Вечером в четверг, десятого января?

— Да, я навещал ее.

— И где происходила эта встреча?

— У нее дома. На Цитрус-Лейн, недалеко от парка.

— Зачем вы приходили к ней?

— Чтобы попытаться убедить ее воздержаться от того, что она собиралась сделать.

— Что вы имеете в виду? Поясните.

— Ту работу в «Зимнем саду». Я говорил ей, что ей все это боком выйдет. Я говорил, что еще совсем не поздно все отменить, наладить связь с Эдди Маршаллом — о том, как ей следовало прежде всего поступить, если ей уж на самом деле вздумалось снова приняться за свою карьеру.

— Вы считали, что мистер Маршалл смог бы помочь ей в этом, не так ли?

— А как же! Наверняка. Ведь это Эдди устроил так, что она стала звездой. И если вас все же интересует и мое мнение, то и замуж ей тоже следовало бы выходить за него, а не за безмозглого выжигу Тони.

— Вот как? А что, разве отношения между вашей дочерью и мистером Маршаллом в какой-то мере выходили за рамки чисто профессиональных?

— Вы что тут, сговорились поиздеваться надо мной?

— Нет, я…

— Но где же вы тогда были, когда все это вершилось? Вы что, с луны свалились? Ведь тогда, в шестидесятых невозможно было даже найти такого журнала, где не писали бы чего-нибудь о моей Викки. И об Эдди тоже.

— Вы имеете в виду их личные взаимоотношения?

— Да, об том романе, что был тогда между ними, в том числе, если вам уж так больше нравится это название. И вот что я вам скажу: я был твердо уверен, что когда-нибудь они с Эдди поженятся, и ведь все к тому и шло. Но это все Тонни, это он ей голову вскружил, а вернее все эти его крутые друзья. Моя дочь была всего-навсего обыкновенной девушкой, можно даже сказать, простушкой — конечно, для всех она была великой рок-певицей, звездой, да, это так, но в душе она все же так и осталась босоногой девчонкой из Арканзаса. Может быть, то была моя вина, не знаю. Знаете, я все вложил в тот траст, и весь доход по нему возвращался в него же, а Викки я сам выдавал лишь более чем скромное содержание. Все и ничего сверх этого. И вот, значит, Викки зачастила к этому Тони в его огромный особняк, а там постоянно собирался высший свет Нового Орлеана, политики из Вашингтона, разные там знаменитости, певцы и певицы со всей страны, а также владельцы радиостанций и студий звукозаписи, и не успел я оглянуться, как она стала уже от Эдди нос воротить, не нужен он ей стал. Да и кем он был в ее глазах? Всего-то лишь какой-то там паренек-итальянец из Калифорнии. И всего-то. И не имеет значения, что это его усилиями она стала звездой. Но с тех пор, как Тони Кениг вцепился в нее, моей дочерью такие мелочи в расчет уже не принимались.

— Итальянец? Надо же, а зовут-то его…

— Так ведь он поменял себе имя. Давно уже.

— А вы случайно не знаете его девичье имя?

— Что?

— Ну, то его имя, с которым он был рожден.

— Нет, не знаю. И не думаю, что мне вообще хоть когда-нибудь доводилось его слышать. Он изменил имя еще до своего отъезда из Калифорнии. А когда мы с ним познакомились, он был уже Эдди Маршаллом. — И как он отреагировал на то, что ваша дочь решила выйти замуж за Кенига?

— А я-то откуда знаю? Он об этом никогда и ничего не говорил. Но мне, лично, кажется, что это его должно было бы очень сильно задеть. А вы так не думаете? Ведь это только благодаря ему моей дочери удалось выпустить целых три «золотых» диска, разве нет? Они же всегда была вместе, и наверняка она с ним за все это время успела переспать, и не раз. Ведь дети всегда желают жить иначе, чем жили их мы, родители, когда и мы были в том возрасте, сколько лет было им тогда. Так что я уверен, что Эдди спал с ней, точно также как я уверен в том, что когда Викки объявила о своем решении выйти замуж за Кенига, Эдди наверняка очень расстроился. Но вот одно я могу сказать определенно: Викки совершила ошибку. А потом она уже начала работать на износ, очевидно, пытаясь таким образом хоть как-то примириться со своим неудавшимся замужеством. Вот тогда-то она и потеряла своего первого ребенка. Они все тогда усиленно работали над альбомом, который должен был называться «Снова Викки». И тут у нее случился выкидыш. После того случая Викки и перестала записываться.

— Мистер Миллер, у вас есть какие-нибудь соображения на тот счет, почему ваша дочь решила вновь начать петь именно сейчас?

— Понятия не имею. Хотя может быть она была уверена, что деньги все равно достанутся ей, и что в любом случае все же не мешает попытаться.

— Она в тот вечер говорила что-нибудь о деньгах? Вообще, хоть слово было сказано о трасте?

— Нет, сэр, о деньгах мы не говорили. Речь шла лишь об этой треклятой затее с «Зимним садом». Я ее предупреждал, я ведь говорил, что не надо этого делать, я говорил, что все это все равно завершится провалом. И ведь так и оно и вышло, разве нет? Вы читали, что та сука понаписала о ней в газете?

— Но Викки все равно не послушалась вас, не так ли?

— Верно, не послушалась.

— Мистер Миллер, а вы угрожали свой дочери лишением наследства?

— Да.

— Тогда выходит, что вы все же обсуждали с ней в тот вечер вопрос о деньгах.

— Если в этом смысле, то да.

— В том смысле, что вы возьмете, да и измените каким-либо образом условия…

— Ну, в общем-то, да, но мне кажется, что Викки знала, что это блеф чистой воды.

— Но речь о трасте все же велась.

— Ну, да, мельком.

— Ведь раньше вы сказали…

— Да, я и сам знаю, что я говорил, и я снова скажу то же самое. Мы не обсуждали собственно траст, мы не обсуждали частности по нему, или деньги, заложенные там, мы вообще не вели разговора о деньгах. За исключением того, что я пообещал лишить ее наследства, если она все же выйдет на сцену в «Зимнем саду».

— И она знала при этом, что в виду имеется траст.

— Предположительно, да. И также она знала, что я блефую.

— Каким образом?

— Скорее всего ей было известно, что траст этот был безотзывным, и что при всем желании я все равно не смог бы в нем ничего изменить.

— Вы сами сказали ей об этом?

— Нет, я никогда ничего не рассказывал ей о трасте, за исключением того, что ей было необходимо знать.

— И что же там касалось непосредственно ее?

— Что все это перейдет к ней, как только ей исполнится тридцать пять.

— Вы когда-нибудь упоминали при Викки о сумме траста?

— Не-а.

— А говорили ли вы ей о том, что Элисон была названа в качестве альтернативного бенефициара?

— Никогда.

— А ваш адвокат никогда не вел с Викки разговоров о трасте?

— Не-а. А ему-то это зачем?

— Тогда по вашим словам выходит, что ваша дочь знала только то, что когда ей исполнится тридцать пять лет, то срок по трастовому соглашению выйдет, и все достанется ей.

— Да, это все, что она знала об этом деле.

— Мистер Миллер, перед началом нашей беседы, если вы припоминаете, я подробно рассказал вам о ваших правах, и также обратил ваше внимание на то, что вы сами в любой момент можете прекратить нашу беседу, и что вам достаточно лишь сказать мне об этом. Вы это помните.

— Да, помню.

— Теперь мне бы хотелось задать вам несколько очень специфических вопросов о том, где вы были той ночью, а точнее, между тремя часами в ночь на понедельник, тринадцатое января и девятью часами утра того же дня. Если у вас имеются возражения, то пожалуйста, дайте мне об этом знать, и мы тут же прекратим эту беседу.

— Это когда была убита моя дочь, не так ли?

— Да, сэр, она была убита именно в это время.

— Я не буду возражать против каких бы то ни было ваших вопросов. Я хочу помочь вам найти того, кто это сотворил, и большего мне не надо.

— Вы можете сказать мне, где вы были тем утром?

— Я был у женщины по имени Гретхен Хайбель. Мы были в ее доме на Вествью Роуд, это на рифе Фэтбак.

— Вы можете назвать адрес?