Привидение в кроссовках - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что у вас за нужда такая?
Чувствуя огромную усталость, я рассказала про привидение и Хучика.
– Бедная собачка! – пришла в ужас старушка. – Смотрите скорей.
Татьяна Борисовна подбежала к большому зеркалу, нажала на одну из бронзовых бомбошек, украшавших старинную раму. Раздался легкий скрип, потянуло холодом, нос уловил запах сырости…. Огромное зеркало отъехало в сторону, и открылся вход. Я глянула внутрь. Вниз вела крутая железная винтовая лесенка, очень узкая, с крохотными перильцами.
– Вот ведь какие мастера были, – вздохнула Татьяна Борисовна, – сколько лет тому назад сработано, а как новое. Механизм ни разу не заело, хоть им практически не пользуются. Мне теперь не спуститься и не подняться, ноги не те, а вы сходите, полюбопытствуйте.
– Хучик, Хучик, – позвала я.
Раздался плач, потом сопение, следом показался несчастный мопс. Увидев меня, он завизжал от восторга и кинулся целоваться.
– Маленький мой, – бормотала я, вытирая своим пуловером его мордочку, по которой горохом катились слезы, – ну, ну, успокойся, сейчас пойдем домой, кушать.
Услыхав знакомый глагол, оголодавший Хуч взвыл, словно сирена пожарной машины.
– Какой очаровательный! – умилилась Татьяна Борисовна. – Можно его угостить?
– Пожалуйста.
– А чем?
– Хуч ест все.
– Он меня послушается, коли позову?
– Если предложите перекусить, пойдет за вами на край света.
– Дорогой, хочешь творог? – поинтересовалась Татьяна Борисовна.
Мопс сел перед старушкой и, преданно заглядывая той в глаза, принялся вертеть жирненьким, свернутым колечком хвостом.
– Тогда пошли на кухню!
Я шагнула в тайный ход. Хуч секунду колебался, не зная, как поступить: бежать за хозяйкой или идти подкрепиться.
– Душенька, – крикнула старушка, – там найдете на каждой площадочке, сбоку, ручки, потяните за них, и выход откроется! Хучик, иди сюда, вот твой творожок.
Очевидно, мопс решил, что я вернусь и беспокоиться не о чем, а вот следующего предложения поужинать может и не последовать. Поэтому не побежал за мной, а кинулся к Алтуфьевой.
Я пошла по крутым ступенькам одна. Вскоре и впрямь показалась крохотная площадка, а в стене торчало нечто, больше всего похожее на рычажок. Я подергала железку. Стена абсолютно беззвучно отъехала в сторону. Я высунулась наружу. Так, все правильно. Перед глазами предстал торговый зал. Слева – автомат и ларек с открытками, справа, словно изваяние, сидел Снап. Увидав голову хозяйки, торчащую из стены, ротвейлер сначала разинул пасть, потом недоуменно бормотнул:
– Гав.
– Не волнуйся, милый, – успокоила я собаку, – ты совершенно здоров. Я не твой глюк, скоро вернусь.
Дальше ступеньки привели к еще одной площадке. Я дернула вновь за рычажок и оказалась в подвале, в пространстве между шкафчиками для одежды. Обозрев пустое помещение, я пошла назад.
На кухне у Татьяны Борисовны шел пир горой.
– Уж не знаю, правильно ли я сделала, – сообщила пожилая дама, – но дала ему еще йогурт, кусок сыра и бутерброд с паштетом. Только, по-моему, Хуч не наелся. Он все проглотил в мгновение ока и по-прежнему выглядит несчастным.
– Хучик способен истребить запасы в «Рамсторе», – успокоила я Татьяну Борисовну, – и казаться умирающим от голода. Надо же, как интересно, тайный ход! Кто же его придумал? И как получилось, что он сохранился после всех перестроек?
– Не откушать ли нам чайку, – предложила Татьяна Борисовна, – с кексом и шоколадными конфетами? Грешна, люблю сладкое, а вы, Дарьюшка? Полакомимся, поболтаем…
Минут через десять Алтуфьева наполнила чашки. Все мои знакомые старушки пьют желтоватую водичку, которую невоздержанная на язык Манюня называет мочой молодого поросенка. Одни это делают из экономии, заливают в чайник воду по десять раз: есть хоть какой-то оттенок – и ладно. Другие, менее стесненные в средствах, пьют противный жидкий напиток из соображений здоровья, боясь перегрузить сердце и сосуды. Но Татьяна Борисовна не принадлежала ни к той, ни к другой категории. Старушка заварила «Ахмад», темно-коричневый, крепкий, настоящий чифирь, и налила его в изящные старинные чашечки, не разводя кипятком.
– Дом проектировал мой папенька, – завела она рассказ, – он обожал маменьку, женился, уже достигнув солидного общественного положения.
Борис Алтуфьев очень любил супругу, старался выполнять все ее прихоти. Кстати, Дарья была не капризна и не истерична. Мужа просьбами не изводила. Оказалось, что она домоседка. Балам и светским развлечениям мадам Алтуфьева предпочитала рукоделие и книги. Борис, небольшой любитель праздных развлечений, был готов ради молодой супруги таскаться по чужим гостиным. Дарьюшка же в первые полгода после свадьбы покорно наносила визиты вместе с мужем. Но однажды она разрыдалась:
– Борис, отправляйся без меня.
– Что произошло, душенька? – изумился супруг. – Никак ты занедужила?
– Сердце мое, – всхлипывала жена, – более нет мочи по раутам ходить. С души воротит, не гожусь я для светской жизни, уж не изволь гневаться, дорогой, дома останусь, скажусь больной, езжай один, авось княгиня не прогневается, коли скажешь, что я головой мучаюсь.
– Никуда я не поеду, – ответил Борис, – самому от гостиных тошно.
– Что же тогда мы по балам крутимся?
– Так я ради тебя старался, полагал, молодой даме вальсировать хочется.
– Друг мой, – кинулась на шею мужу Дарьюшка, – по мне лучше в капоте, с книгой!
Так они и стали проводить время в халатах, у камина, выбираясь в гости только в случае крайней необходимости. Как многие дамы того времени, Дарьюшка обожала романы Джейн Остин и сестер Бронте. Много уютных вечеров провели они с мужем, читая про замки, привидения и секреты. Поэтому, когда затеялось строительство дома, Борис решил сделать сюрприз любимой – тайный ход.
Увидав винтовую лестницу, Дарья всплеснула руками. Борис смеялся, сюрприз удался на славу. Потом они с женой забавлялись, как дети, пользуясь тайным ходом…
Прошло время, грянул большевистский переворот. Алтуфьевым стало не до шуток. Сначала их выселили на третий этаж, потом Бориса арестовали, затем он сгинул в аду ГУЛАГа. Дарьюшка жила тихо-тихо, работала в издательстве корректором, больше всего боясь, что проклятые большевики доберутся и до нее с дочерью. Но страшная машина репрессий иногда давала сбой. Ни жену Алтуфьева, ни дочь не тронули, более того, про них словно забыли. На первом и втором этажах ютились в коммунальных квартирах жильцы. На третьем проживали Алтуфьевы. Правда, большая половина комнат, шесть из девяти, была отдана под нотариальную контору, но все-таки у Танечки в тот год, когда погибла Дарьюшка, оставалось целых три помещения. Невероятная роскошь для москвичей тех лет.
Потом Татьяна Борисовна очень удачно вышла замуж за авиаконструктора. Коммунисты не трогали людей, успешно работающих на оборону, к тому же шла Отечественная война, и НКВД временно успокоился.
Шли годы, продолжалась жизнь. Родился сын, Костя, умер муж. Потом с первых двух этажей выселили коммуналки и начали оборудовать книжный магазин. Татьяна Борисовна спустилась к директору и рассказала о тайном ходе. Мужчина пришел в восторг и велел строителям оставить все, как есть. Честно говоря, ему безумно понравилась Алтуфьева, у них даже случился роман. И директор пользовался винтовой лесенкой, чтобы незаметно подняться к своей даме. Из подвала ход открывался при помощи кнопки, спрятанной под батареей, а на первом этаже «ключом» служил старинный глобус, его следовало повернуть под определенным углом, и часть стены сдвигалась.
Потом директор умер, пришел новый, но ему Татьяна Борисовна ничего не стала говорить, она хранила тайну довольно долго, открыв ее только нескольким людям: сыну, его жене, Елене Карелиной и еще одной особе. Купив магазин, Лена Карелина принялась его переделывать и мигом обнаружила секретный ход. Моя подруга, как все женщины, обожает всякие чудеса и секреты. К тому же ей было жаль разрушать винтовую лесенку. Запирающие механизмы работали исправно, вот Ленка и решила оставить ход в целости и сохранности.
– Кому вы еще рассказывали о нем? – поинтересовалась я.
– Ах, детка, – вздохнула Татьяна Борисовна, – тут прямо роман приключился!
И она пересказала мне историю с письменным столом. Я упорно ахала, изображая невероятное удивление. Затем старушка продемонстрировала само письмо и горестно вздохнула:
– Значит, и впрямь в доме был спрятан клад. Только, естественно, он давным-давно кем-то найден.
– Почему вы так думаете? Вдруг лежит себе и ждет вас!
Алтуфьева улыбнулась:
– Нет, конечно. Понимаете, Дарьюшка, комнаты много раз перестраивались. На первом этаже вообще снесли все стены, кроме несущих… Правда…
– Что? – поинтересовалась я.
– Мне так думается, что захоронка находилась на втором этаже.
