Великие аферы XX века. Том 2 - Сергей Голубицкий

А 20 долларов

В 10 долларов

С 30 долларов

В последний день года все три ценных бумаги по-прежнему находятся на нашем счете и, более того, мы и не планируем с ними расставаться. На рынке 31 декабря текущие котировки акций были:

А 18 долларов

В 12 долларов

С 25 долларов

Итого суммарно у нас 5 долларов нереализованных убытков. В этот момент мы и производим то, что называется «привязкой к рынку»: перерасчитываем все бумаги в портфеле по их текущей котировке так, словно мы их продали на самом деле. Следующим шагом мы показываем 5 долларов убытков по результатам года, которые и списываем из прочих налогооблагаемых доходов. Выгода налицо.

Очевидно, что если в приведенном примере задача нашего гипотетического трейдера была показать убыток, чтобы снизить налоги, то в случае Энрона мотив был прямо противоположным: показать дополнительную прибыль ради улучшения кредитного рейтинга.

Теперь представьте себе картину: все знают Энрон как компанию, несправедливо обиженную наследственным долгом (доставшимся от «папаши» – InterNorth'а), и вдруг как снег на голову компания публикует просто фантастический квартальный отчет, в котором не то, что не осталось долгов, так еще и показана прибыль размером с Эверест! За этим отчетом следует еще один – не менее звездный. Затем еще… Причем превращение случилось мгновенно, словно по мановению волшебной палочки. Мы-то теперь знаем, что «магия» возникла в результате успешного соединения Газового Банка, Кактуса III, долгосрочных контрактов с потребителями газа и новой системы mark-to-market, но что меняет такое знание? Как оно может повлиять на эйфорию, которая охватила всю виртуальную Америцу, от самого захудалого банчка до первых трейдеров Нью-Йоркской фондовой биржи? Риторический вопрос!

Так родилась легенда о волшебной компании Энрон. А Скиллинг и Фастов стали героями, чей авторитет граничил с небожителями. И только где-то глубоко-глубоко, вдали от восторженных глаз почитателей, под самым днищем тихоокеанского лайнера тикал часовой механизм бомбы, подложенной под благосостояние Энрона этой пресловутой «привязкой к рынку». Поскольку все доходы будущих периодов отражались в отчетности компании как уже полученные, возникала цепная реакция: для того, чтобы поддерживать заданный темп роста, нужно было постоянно генерировать все новые и новые доходные сделки, причем не когда-то там в будущем, а в ближайшем квартале. Отсюда и пристрастие к «скорострельным» гешефтам, о котором я уже рассказывал. Однако бесконечно безумная гонка продолжаться не могла и рано или поздно должна была наступить развязка.

В 2000 году доходы, показанные в отчетности Энрона в результате привязки к рынку, составили больше половины всех доходов компании, а в 1999 году чистая прибыль, выкристаллизовавшаяся из той же бухгалтерской процедуры, равнялась одной трети.

Забегая вперед, скажу, что дурной пример оказался заразительным и скоро за Энроном принцип «привязки к рынку» взяло на вооружение большинство крупнейших энергетических компаний Америки: American Electric Power, Duke Energy, El Paso, Entergy, Mirant, Pinnacle West Capital и Williams Corp. За что и поплатились, поскольку сразу же после крушения Энрона, все «энергетики» оказались под микроскопом федерального расследования.

Как бы там ни было, Третий Кактус ознаменовал начало новой эры Энрона – эры существования в двух параллельных мирах: мире реальных товаров и расчетов, и мире виртуальных ценностей и отчетности. Начало было положено.

Испытав секьюритизационную схему на Кактусе и Газовом Банке Энрон принялся полным ходом применять ее и в остальных проектах – в первую очередь, зарубежных. Эта тенденция не осталась без внимания. Уже в следующем 1992 году аналитик рейтингового агентства Standard & Poor's Джон Биларделло (John Bilardello) высказал опасение по поводу снежного кома долговых обязательств, которые Энрон вывел за пределы собственного баланса и переложил на плечи многочисленных целевых компаний и партнерств. Большая часть этого долга приходилась на строительство различных электростанций и силовых установок за пределами США. По славам Биларделло, в начале 90-х годов Standard & Poor's был вынужден регулярно фиксировать за Энроном по 2 миллиарда новых долговых обязательств для того, чтобы оценивать инвестиционные риски. Эта сумма на порядок превосходила долги остальных энергетических компаний. «Со временем мы привыкли к международной стратегии Энрона, которая заключалась в строительстве электростанций, реализации производимой энергии и итоговой их перепродаже, – вспоминает Биларделло, – однако мы были вынуждены присваивать Энрону самый низкий рейтинг инвестиционого класса на протяжении более десятка лет».

1992: Игра в классики

Расправившись с долгами (по крайней мере на бумаге), Энрон приступил к активному продвижению по трем направлениям: международная экспансия, политическое лоббирование и финансовый трейдинг. В балансе за 1992 год читаем гордое признание: «Энрон управляет самым большим в мире портфелем бумаг с фиксированной прибылью и деривативов на контракты по поставке природного газа».

В 1992 году Энрон анонсировал планы масштабных совместных проектов в России, Европе и Латинской Америке. Главным же успехом явилось приобретение доли аргентинской Transportadora de Gas del Sur – самого большого газопровода в Южной Америке, протяженностью более пяти тысяч километров. TGS обслуживал 4.3 миллиона потребителей.

Энрон приобрел непрямой интерес в TGS (то есть через промежуточное совместное предприятие) в газопроводе у аргентинского государства. И что характерно: уже через два года перепродал всю долю (17.5 %) своему подразделению Enron Global Power & Pipelines L.L.C., зарегистрированному в Делаваре. Ну неинтересно было Энрону заниматься такими скучными вещами, как газопроводы и трубопроводы, что ж тут поделать? Старым кадрам, может, и было интересно, а вот Скиллингу и Фастову – нет. Потому, наверное, и не складывались отношения между «газовщиками старой закваски» и молодым незнакомым племенем. Возьмем, к примеру, Дэна Райзера, трубопроводного специалиста, доставшегося Энрону в наследство от InterNorth и волею судеб попавшего в проект Газового Банка в прямое подчинение Скиллингу. Как-то на исходе трудовой недели, в пятницу после обеда, Дэн сказал в кабинете Скиллинга, что собирается уйти сегодня пораньше, чтобы подготовить своих детишек к соревнованию по футболу. «Мне это очень помогает хоть немного отвлечься от работы, – поделился сокровенным Райзер и спросил: – А вы, Джеф, что делаете, чтобы отвлечься от бизнеса?» «А я никогда от него не отвлекаюсь», – в голосе Скиллинга звучал суровый упрек. Еще через две недели Скиллинг вызвал Райзера и отчитал за плохую результативность его подчиненных. Райзер попробовал возразить: «Просто рынку не по душе сделки Энрона». «Чушь собачья», – сказал Скиллинг и перевел Райзера обратно в газопроводный филиал.

Другое дело – создание виртуальных финансовых схем. Да и доходнее. Ведь все международные сделки Энрона, связанные со строительством электростанций и газопроводов, на поверку оказывались чистый пусканием пыли в глаза, приносящим жалкие крохи. Как с горечью заметил один бывший сотрудник компании: «Наши международные проекты были частью самонадеянного невежества, мы всюду растекались тонкой пленкой и поэтому не могли правильно оценивать риски». Аналитик Джон Олсон из хьюстонского агентства Sanders Morris Harris назвал планетарную экспансию Энрона «игрой в классики по всему свету, которая приносила лишь случайную прибыль».

Так что основные деньги ковались на родине. Большей частью на бирже. Однако на родине существовали неодолимые препоны из-за отсутствия дерегуляции сырьевого рынка. Эти препоны вязали Энрон по рукам и ногам, не позволяя развернуть широкомасштабный трейдинг ценными бумагами, производными от сырьевых фьючерсов.

Не удивительно, что Энрон ни на мгновение не ослаблял политическое лоббирование как на штатном, так и на федеральном уровнях. В 1992 году Кеннет Лей становится сопредседателем национальной конвенции GOP[49], которая проходила в Хьюстоне. На этой конвенции друг Лея, Джордж Буш-старший, был выдвинут на второй президентский срок. Буш тогда не прошел, но главное – Лей закорешился с его сыном (теперь понятно, откуда пошло это ласковое «паренёк Кенни»?). На протяжении последующих лет Лей и Буш-младший регулярно общались, проявив широту взаимных интересов: вопросы энергетики, празднование дня рождения, повреждение коленки.

Когда «Дабл Ю»[50] ринулся на абордаж Белого Дома, «паренёк Кенни» и могучий Энрон не заставили себя ждать, став одними из самых щедрых вкладчиков в дело общей победы. Лей вступил в ряды доблестных «Пионеров»[51], группа сторонников, каждый из которых лично внес не менее 100 тысяч долларов в копилку кандидата. «Пионеры» активно вливали средства и на пересчет результатов голосования в штате Флорида. Сто тысяч долларов отстегнул Джорджу Бушу и Джефри Скиллинг. Столько же поднесли и от имени самой корпорации Энрон. В процессе формирования кабинета Кеннета Лея прочили на должность секретаря (министра, то есть) по энергетике. И хотя Лей министром не стал, но зато пролоббировал назначение своего протеже Пэта Вуда на пост председателя федеральной энергетической регуляционной комиссии. Да и сам активным образом участвовал в процессе формирования энергетической политики республиканского правительства[52].