Эффект Фостера (СИ) - Аллен Селина

– Что? – хмуро спросила она.

– Ты не умрешь.

Она замерла, о чем-то раздумывая, а через секунду приблизилась и толкнула меня. Я даже не пошатнулся, вопросительным взглядом заскользил по ее лицу. Она тяжело дышала, раздувая маленькие ноздри, верхняя губа ее изогнулась от ярости, а глаза сердито прищурились.

– Снова издеваешься надо мной? – зарычала она. – Я знала, что тебе нельзя верить! – Обойдя меня, она направилась вниз по склону, как раз туда, где была охотничья хижина.

– Барбара! – позвал я. Но она даже не обернулась, продолжила идти, показывая мне средний палец.

– Не подходи ко мне больше. Никогда! – закричала она.

Да, я поступил не очень хорошо, обманув ее. Но Барбаре нравились мои касания, она наслаждалась этим, едва не стонав в голос. Поэтому я не считал себя подонком.

Я хочу, чтобы она была моей, я не могу больше видеть ее с моим братом. Я хочу стать для нее кем-то особенным, хочу быть причиной ее смеха и поводом для каждой ее улыбки, я хочу стать для нее тем, кому она доверяет, на кого может положиться, кому захочет рассказать о своих проблемах и переживаниях. Между нами огромная пропасть, но я готов сбрасываться в нее снова и снова, пока не преодолею полностью.

Я взял ружье и собирался уже отправиться за ней, но заметил Оливера, приближающегося ко мне. Его встревоженный вид и частое дыхание говорили о том, что он бежал сюда.

– Где Барбара?

– Она пошла к дому.

– Почему она кричала? – спросил он, надвигаясь на меня. Я обратил внимание, что с ним не было оленя, а значит он либо не нашел его, либо прекратил поиски, как только услышал вопль Барбары.

– Мы немного повздорили, – сказал я, многозначительно ухмыляясь уголком губ, зная, как это взбесит Эванса-старшего. Я ненавидел отца Барбары не меньше, чем он ненавидел меня. Оливер всегда влезал в отношения моих родителей, хотя они совсем не касались его, но даже это было мелочью, по сравнению с его главным грехом. Мне даже вспоминать это было противно. Навязчивые мысли, как и в детстве, снова возникли в моей голове. А что если я могу отомстить ему, сделать ему так больно, как он сделал мне? – У Барбары очень дерзкий язычок… – не успел я договорить, как Оливер схватил меня за края жилета и припечатал к дереву.

Я рассмеялся, глядя в его исказившееся от гнева лицо.

– Только попробуй хоть пальцем ее тронуть, я не посмотрю на то, что ты сын Дэниела, я уничтожу тебя, – зарычал он.

– А что, если я уже тронул? Тронул и не пальцем, а твоей дочери это понравилось? Как думаешь, она достойная плата за то, что ты сделал? Стоит ее трахнуть, чтобы ты понял каково чувствовать себя бессильным?

– Я знаю свою девочку, Барбара никогда не посмотрела бы на дерьмо вроде тебя. Она влюблена в Мейсона, в человека с чистой и достойной родословной, и он самая лучшая партия для нее. А ты не забывай, где твое место. Рядом с матерью проституткой, что привыкла зарабатывать на жизнь тем, что у нее между ног. – С каждым его словом я свирепел все сильнее. Моя мать не была проституткой.

Я оттолкнул его, сдерживаясь, чтобы не пристрелить ублюдка.

– Ты еще подавишься своими словами, Эванс! – бросил я и направился к хижине.

Если бы он пришел чуть раньше, то стал бы свидетелем одной очень увлекательной сцены. Но если бы не пришел, я бы догнал ее, и боюсь представить, что позволила бы мне сделать с собой Барбара. Эта мысль, как ни странно, перебила все другие, впервые в жизни я почувствовал что-то настолько сильное, что способно было затушить гнев, и это было чувство удовлетворения.

Я всегда действовал наперекор, рушил рамки, которые словно железные решетки, выставляли вокруг меня. Потому запрещать мне что-то делать это то же самое, что призвать к действию. И теперь, когда мне запретили прикасаться к Барбаре, я не могу думать ни о чем другом. Я еще сделаю так, что Эванс пожалеет о своих словах.

Но точно не ценой Барбары.

Глава 27

Барбара

– Мейсон, я слышала, ты поступил в Прово, поздравляю, – пропела Пейсли. – Это замечательная возможность для тебя. – Мейсон благодарно кивнул и натянуто улыбнулся.

В воскресенье, вернувшись с охотничьего уикенда, Фостеры устроили ужин в их доме. Вторая группа сходила на охоту куда удачнее нас. О чем свидетельствовала огромная тарелка жаркого в центре стола.

– Я так горжусь тобой, сын, – сказал Дэниел, приподнимая стакан с виски.

Джефри нахмурился, я вспомнила наш с ним разговор, который произошел вчера в лесу. Пазлы сложились в моей голове мгновенно. Драма, разворачивающаяся в этом доме, могла претендовать на «Оскар». Оба сына Дэниела Фостера не чувствовали его любви и страшно завидовали друг другу, хоть старались и не показывать этого. Мейсон считал, что к Джефри относятся иначе из-за его сложной судьбы: мягко и не давят на него, как на самого Мейсона. Джеф же воспринимал это как безразличие со стороны отца. Сам Джефри считал, что Мейсона любят по-настоящему, ведь тот был рожден в браке с Джеммой и не был ошибкой как старший сын Дэниела. Именно поэтому отец уделял ему все свое внимание, вмешивался в его жизнь, контролировал, ведь хотел для своего любимого сына только лучшего. Но сам Мейсон воспринимал это иначе. Он считал, что отец с ним слишком строг, слишком придирчив, слишком несправедлив.

Как по мне, Дэниел не любил никого, кроме пресловутой компании.

– Барбару тоже можно поздравить, – сказал отец. – Я рад, что двое наших детей объединятся, чтобы продолжить вести дела компании. – Все присутствующие согласились с отцом, подняли свои стаканы и бокалы, а мне хотелось сорвать скатерть со стола вместе со столовыми приборами, едой и дорогим хрусталем из-за разговоров о компании.

Не знаю, что решит для себя Мейсон, но я уж точно не планировала потратить всю свою жизнь, следуя отцовским желаниям.

– Твой стакан пуст, давай я добавлю сока, – сказал Мейсон, сидящий по правую сторону от меня. Я кивнула, и через секунду мой стакан был наполнен новой порцией вишневого сока.

Взгляд невольно упал на человека, который по совершенно несчастливой для меня случайности занял место напротив. Сильные руки опирались локтями на стол, пока Джефри слушал тот бред, который моя мачеха шептала ему на ухо. Пейсли, должно быть, забыла, что состоит в отношениях с моим отцом, иначе почему она вывалила свою грудь прямо перед Джефри? Между ними было пять или шесть лет разницы, что в целом совсем не проблема для обоих. Если Джефри пожелает, то запросто переспит с ней.

Возможно, это решило бы мою проблему, ведь тогда отец точно выгонит Пейсли из нашего дома, но даже мысль о том, что ее руки будут касаться краешка его тела, вызывала во мне глухое чувство отвращениях и ревности. Я не могла представить, что его губы будут целовать Пейсли, да любую другую девушку.

Черт!

Я не могу ежеминутно думать о его губах. Но к моему собственному стыду ни о чем другом я не могла больше думать. Все казалось таким несущественным, что становилось даже страшно. Это было подобно одержимости, как в католических фильмах об изгнании демонов из одержимых девушек. Джефри был демоном, и я была им одержима. Одержима его запахом, его вкусом, одним его взглядом. Когда он касался меня, я забывала обо всем. Все, что я испытывала до этого, и рядом не стояло с теми чувствами, которые накрывали меня рядом с ним.

Эффект Фостера поглотил меня как любую глупышку, оказавшуюся в зоне его влияния.

Прямоугольный вытянутый стол был моей персональной головной болью, пару раз наши с Фостером ноги столкнулись под столом. Что было весьма странно, ведь свои я старалась держать как можно ближе к моему стулу, тогда как Фостер, игнорируя все нормы приличия, развалился на своем стуле, как на кресле перед телевизором.

– Странно, что вы не добыли ни одного оленя. – В тоне Мейсона отчетливо слышались нотки насмешки и превосходства, будто тот факт, что его старший брат был в группе, которая не смогла преуспеть в охоте, радовал его. – Чем же вы занимались все время?