Угол падения - Наталья Андреева

«Постой, — одернул себя Леонидов, — какая Сашенька, и тем более Завьялова. Она же замужем, фамилию носит другую. Черт, я все время забываю про этого самого мужа, как его там? Где-то запись в. деле… Так. Владимир Заневский. Она, значит, Александра Викторовна Заневская, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения. Десятое сентября. Адрес, телефон…»

Телефон, естественно, не отвечал.

«Идиот, она же работает, — ругнул себя Алексей. — Ребенок в садике, муж, как и положено, на жизнь зарабатывает».

Выяснить место работы Александры Завьяловой-За-невской много времени не заняло. Леонидов решил времени зря не терять, а махнуть прямиком в школу.

Ох уж эти школы в новых районах Москвы! Они похожи друг на друга, как новенькие карандаши в одной коробке — одинаковые, свеженькие и удивительно безликие. Типовые сине-белые здания, рядом с которыми обязательно расположены бело-желтые садики, и все это окружено прутиками только что посаженных деревьев. И запах везде одинаковый: свежая краска и резина на подошвах сменной обуви.

Леонидову повезло. Он вообще был везучим, этот баловень судьбы, ибо в очереди за колбасой всегда был тем последним человеком, которому эта самая колбаса доставалась. Сегодня Леонидову повезло в том, что после этого урока у Александры Викторовны было «окно», а значит, сорок минут относительно свободного времени. Он нашел нужный кабинет и пристроился у стены в ожидании звонка.

Как всегда неожиданно, прозвенел звонок. За дверью раздался грохот разом отодвигаемых стульев, гомон и крики.

Александра Викторовна вышла из класса следом за волной раскрасневшихся подростков, хлынувшей в коридор, прорывая убогую плотину хлипкой двери. На ней был синий костюм с белой блузкой, делавший ее старше, волосы тщательно уложены, под мышкой классный журнал. Леонидов впервые подумал, что перед ним взрослая женщина, имеющая семью, нелегкую работу и устоявшуюся размеренную жизнь.

«И никогда она не захочет все это изменить. Да с чего я взял, что вообще могу в эту самую жизнь вмешиваться? Кретин. Правильно Лялька поставила диагноз: гипертрофированное самолюбие», — ругал себя Леонидов, прежде чем решился окликнуть Александру:

— Александра Викторовна!

Она обернулась и, кажется, почти не удивилась:

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич. Вы ко мне? Он на всякий случай оглянулся вокруг:

— Да вроде больше никого знакомых у меня здесь нет. — Присутствие Саши катастрофически заставляло его паясничать. Он вдохнул побольше воздуха и попытался себя одернуть: — Даже помните, как меня зовут. Спасибо. У меня к вам небольшой разговор. В учительской сказали, что у вас «окно». Не помешаю?

— Я хотела сочинения проверить, но ничего, оставлю работу на вечер. В учительскую пойдем?

— Погода нынче наладилась: солнышко блестит, травка еще зеленеет; ласточек, правда, уже не видел, но кое-какая птичья живность чирикает. Пойдемте лето проводим. Посидим на лавочке, погреемся. Я видел, там сквер пытаются разбит-ь возле вашей школы. Деревья, правда, еще не выросли, зато лавочки вполне.

Он подхватил сумку с тетрадями.

— Подождите, я журнал занесу в учительскую, не нести же его принимать солнечные ванны за компанию с нами.

На улице действительно было чудно: дождь прекратился, асфальт подсыхал на солнышке, как только что выстиранный половик, серо-синее небо кусками выглядывало из свинцовых облаков. Алексей и Саша нашли почти сухую лавочку, Саша достала из сумки два полиэтиленовых пакета, один протянула Леонидову:

— А то пойдете дальше с мокрыми штанами.

«Ну почему у меня такое ощущение, будто я знаю эту женщину много-много лет? С ней не испытываешь никакого напряжения, прямо хоть во всех грехах своих признавайся», — тихонько вздохнул Алексей.

— У вас все в порядке, Александра Викторовна?

— Да. Почему вы спрашиваете?

— Сам не знаю. Вот, ищу убийцу ваших родителей, обязательно найду. К несчастью, он меня пока опережает: убил свидетельницу, девушку одну. О ней я и хотел с вами поговорить.

— Я ее знаю? — расстроилась Саша.

— Возможно. У вас с сестрой доверительные отношения?

— Не думаю. Я долгое время пыталась ее понять, но Лена все время от меня отгораживается. Никогда не просит помощи, не рассказывает о своих неудачах. Зато если чего-то добилась, то первым делом ко мне.

— Значит, ее подруг вы не знаете?

— Ну, почему. Лена умеет их выбирать, всегда умела. В школе очень гордилась тем, что ходит в гости к дочке директора магазина или партийного работника. Тогда это были самые привилегированные слои.

— Да и сейчас тоже, смотря какой магазин и какая партия. Вы упомянули о дочери партийного работника.

Фамилия Мильто вам ничего в связи с этим не напоминает?

— Да, конечно. Я имела в виду именно Лилю. Лена любит выставлять своих подруг напоказ. Лиля долгое время была предметом ее особой гордости.

— Почему была?

— Время изменилось. Не знаю, как там все происходило, только по тому, что Лиля перестала появляться у нас дома, я делаю вывод, что Лене она стала не нужна, потому что ее родители предмет гордости больше собой не представляли. Понимаете меня?

— Значит, Лилю вы давно уже не видели?

— Да, с тех пор, как мы переехали с Фрунзенской набережной.

— Лена о своей бывшей подруге никогда больше не упоминала?

— Я же говорю: она не вспоминает при мне о неудачных моментах своей жизни. Лена умеет находить себе друзей. Она, если надо, может говорить только приятные вещи, мастерски делает комплименты, не скупится на дорогие подарки ко дням рождения. Зачем ей девушка, с которой больше не выгодно дружить? Отработанный материал. Нашлись другие.

— А в школе, когда Лилина мама была, так сказать, еще у власти, они были очень дружны? Не вспомните?

— Ну, насколько Лиля способна была испытывать дружеские чувства, я не знаю. Лена очень старалась. «Мы с Лилей» слышалось буквально на каждом шагу. «Мы с Лилей идем на дискотеку», «Мы с Лилей идем на просмотр самого модного фильма», «Мы с Лилей встречаемся с самым красивым мальчиком в школе». Да, подруги у нее и до сих пор — девочки яркие, как на подбор. В бар или в ресторан в одиночку ведь не пойдешь. Ходят парами, и молодые люди тоже. Знакомятся, вместе проводят время. Лене, конечно, всегда доставался тот, на кого не польстилась красивая подруга, но это только поначалу. Видите ли, сестре нравится только то, что уже кому-то принадлежит. Другой вариант ее не устраивает, Лена всю жизнь занимается тем, что отбивает чужих кавалеров.

— Наверное, из-за этого возникают частые ссоры?

— Как ни странно, нет. Во-первых, попытки Лены не всегда успешны. Да что там говорить — в большинстве случаев. А во-вторых, она умеет подловить нужный момент и развести так, что ее никто не заподозрит. А потом просто делает вид, что подобрала никому уже не нужное. Роль утешительницы брошенных мужчин сестре особенно удается. У Лены вообще прекрасные отношения со всеми, за исключением родных ей людей. Какое-то странное отторжение от семьи. Прежде всего я имею в виду себя и…

— Ваших покойных родителей?

— Не хочется об этом говорить. Их больше нет. Пусть все будет похоронено вместе с ними.

— Я понимаю. Не из любопытства вас спрашиваю, Александра Викторовна, мне хочется понять характер вашей сестры, ее взаимоотношения с людьми. Они часто ссорились, Лена и ваши родители? Недружно жили?

— Ну, неудобно назвать жизнью то, что происходило в квартире. Конфликт отцов и детей родился одновременно с самим человечеством, как преподаватель литературы, могу привести массу примеров. Не в этом дело.

— Мне просто хотелось понять причину, почему Лена не проявила беспокойства, когда ее мать и отец не пришли вовремя домой. Она даже не вышла на площадку, не подняла тревогу. Ведь мало ли что, пожилые люди…

— Часов в десять она позвонила мне, спросила, не у нас ли родители.

— А когда узнала, что их нет? Испугалась?

— Удивилась. Сказала нечто вроде: «Странно, странно…» Наверное, это у нее высшая степень проявления тревоги за ближних. Вот я испугалась. Я, знаете, страшная паникерша. Сразу начала воображать себе самое ужасное, как мне тогда казалось. Представила, как родители попали в аварию или с кем-то случился сердечный приступ. Воображала их в больнице, в отключенном лифте, в сломанном автобусе. Даже начала вещи собирать, которые могут понадобиться, если что-то серьезное и маму или отца увезла «скорая». Но того, что случилось, я не могла представить в самом страшном кошмаре.

— А Лена что предприняла?

— Она начисто лишена сентиментальности. Все, что еще невозможно определить как свершившийся факт, сестра отказывается воспринимать.

— Значит, она беспокоиться не стала?

— Нет, Сказала, что попробует позвонить знакомым, тете. Я попросила срочно перезвонить, как родители найдутся. Сама хотела ехать домой, к Лене, но Вова еще не пришел, Сережку не с кем было оставить.