Прощение - Лавейл Спенсер

В тот же вечер, в часы ужина, Ноа в задумчивости стоял у себя в комнате, одной рукой касаясь дверной ручки и держа часы на ладони второй. Ровно в шесть, услышав, как открылась дверь дальше по коридору, он отворил свою и одновременно захлопнул крышку часов.

- А... Добрый вечер, - сказал он, догоняя Сару и разыгрывая удивление, что встретил именно ее.

- Добрый вечер.

- Был нелегкий денек?

- Да, пожалуй.

- Познакомились со всем моим семейством? - Он попытался немного задержать ее в коридоре, так как не хотел, чтобы все собирающиеся сейчас к столу услышали их разговор.

- Я еще не видела вашего отца, - ответила Сара. - Остальные мне понравились.

- Еще бы!

- Значит, вы тоже знаете, что мы обедали с вашим братом?

- Весь город знает.

- Ну... он довольно настойчивый молодой человек.

- Это в нем есть.

- Полагаю, вы знаете также, что он пригласил меня в театр?

- Считаете это хорошей затеей?

- А что такого?.. Они сменили репертуар. У них сейчас идет "Дочь фермера", я как раз собиралась посмотреть этот спектакль, чтобы написать о нем. Почему не пойти с вашим братом?..

Действительно, почему нет?

Что тут можно ответить? Что парню всего двадцать один, что у него дурацкие шутки и что он, Ноа, куда больше подходит ей по возрасту, чтобы куда-то ходить с нею и даже шутить при этом. Хотя он не умеет так дурачиться, как Арден, да и думает, ей не очень-то нужно такое.

- Звучит резонно. - Он ускорил шаг. - Давайте поторопимся. Чувствуете, как оттуда вкусно пахнет луком?..

В течение всей недели Ноа продолжал испытывать временами легкое беспокойство.

Оно увеличилось к вечеру в субботу, когда сразу после ужина он уселся в гостиной пансиона миссис Раундтри, взяв в руки первое, что попалось для чтения, а именно "Каталог Монтгомери Уорда на осень и зиму 1875-1876 годов".

Откровенно говоря, ему следовало бы сейчас находиться в городе: ведь субботние и воскресные вечера, когда все старатели собираются сюда для выпивки, для мытья в бане или хождения по борделям, - самые опасные в смысле всяких неприятных происшествий. И обычно он пропускает ужин или наскоро проглатывает его и спешит продолжить обход улиц, где само его присутствие зачастую, как он заметил, остужает горячие головы и не позволяет пускать в ход кулаки, а то и что-нибудь похуже.

Так что, конечно, довольно подозрительно, почему это он вдруг сидит здесь, вместо того чтобы присутствовать там, куда зовет его долг... Он понимал это, но не мог заставить себя сдвинуться с места и продолжал сидеть, листая каталог, который ни на йоту не интересовал его,

...Пружинные матрацы - 2,75 доллара.

Повозки для сельской местности - 50 долларов.

72 дюжины пуговиц - 35 центов.

Торговец мужским бельем, мистер Муллинс, на некоторое время составил ему компанию, но потом ушел.

Том Тафт просунул голову в дверь, спросил:

- Собираешься весь вечер сидеть дома? А, шериф?.. Может, пошли?

И проследовал к выходу.

На кухне миссис Раундтри гремела посудой. Незадолго до семи Сара спустилась вниз и вошла в гостиную.

- Еще раз добрый вечер, - негромко приветствовала она, присаживаясь на коричневого цвета кушетку, набитую конским волосом.

Ноа поднял голову, но ничего не ответил. Она несомненно применила какие-то хитрости, чтобы волосы выглядели так, как они выглядели: странно перекрученными, вьющимися у висков, спадающими на шею. Сзади они лежали тяжелым узлом, а спереди находились в хорошо продуманном беспорядке. На ней было все то же коричневое пальто, которое он видел десятки раз, но, когда оно распахнулось, он заметил голубую полосатую юбку, которую она еще ни разу не надевала. И, черт побери, если до него не донесся запах лаванды!

- Собираетесь заказать пуговицы, мистер Кемпбелл? - спросила она, кивая в сторону раскрытого каталога.

Он захлопнул его и отодвинул в сторону.

- Идете на спектакль?

- Совершенно верно.

Он сцепил пальцы рук поверх кожаного жилета. На его лице было выражение, какого она никогда раньше не видела, - неодобрения, смешанного с жалостью. Так смотрят, пожалуй, учителя на провинившихся, плохих учеников. При этом усы неприятно топорщились.

- Кажется, по каким-то причинам вы против того, чтобы мы с вашим братом пошли в театр? - спросила она. - Так, мистер Кемпбелл?

- Я?! Против? - Он изумленно раскрыл глаза, пальцы его забарабанили по жилету. - Почему я должен быть против?

- Я тоже не знаю. Это удивляет меня. Раньше, на этой неделе, вы уже говорили, что идти в театр - плохая затея. А сейчас сидите тут и смотрите на меня с осуждением. Как строгий ворчливый отец. В чем дело? Какие у вас возражения?

- У меня? Какого черта?! - Он вскочил со стула, оторвал руки от груди. - Какие могут быть возражения?.. Я спокойно сижу здесь, отдыхаю немного после ужина и перед тем, как отправиться на работу. - Он сорвал свою куртку и шляпу с вешалки в углу, водрузил шляпу на голову, метнулся к дверям. - У меня хватит возни с пьяными, так что мне совершенно не до вас, мисс Меррит!..

С этими словами он выскочил из комнаты. Спускаясь вниз по тропе, он встретил идущего навстречу Ардена. Улыбка у того была шире, чем кирка рудокопа, а от сладковатого аромата, который он распространял на расстояние двадцати шагов, мог бы раствориться металл.

- Эй, большой брат! Как делишки?

- Привет, Арден.

- Постой минуту!

- Сегодня суббота. Я спешу. В городе может случиться всякое.

Ноа продолжал без задержки спускаться по тропе.

- Слушай, мы даже не поговорили. Эй!

- У меня много дел.

- Ма прислала тебе рубашки. Она их заштопала.

- Положи в мою комнату. Миссис Раундтри не будет возражать. И передай Ма спасибо.

Ноа шел дальше, и его не отпускал запах лаванды, исходивший от Сары, и лавровишневой воды, которой себя щедро умастил Арден.

Ноа думал: "Хорошо бы, эти двое удушили друг друга своими запахами!"

В гостиную Арден ворвался как пушечный снаряд. Глядя на этого юношу, трудно было подобрать более подходящее слово, чем "смазливый". Лицо у него было словно яблоко - с круглыми румяными щеками и едва заметной ямочкой на подбородке. Длинные темные ресницы придавали голубым глазам выражение постоянной взволнованности и некоторой загадочности. Рот выглядел так, будто его обладатель все время сосет длинную мятную палочку; губы слегка надуты, очень розовые и очень блестящие. А все лицо говорило о том, что человек этот доволен и собой, и окружающим миром.

Когда он улыбался - а улыбался он постоянно, - можно было подумать, что он находится под действием какого-то особого животворного, бодрящего снадобья. У него была способность все свое внимание сосредоточивать на одном объекте - в данный момент на Саре, при этом весь его вид говорил, что ничего более важного и значительного нет и не может быть сейчас в радиусе по меньшей мере ста миль.