Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Джон Фоллейн

Карлосу удалось избегнуть подобной участи, уготованной ему Службой противодействия, но соперничающая с ней и мстительная ДСТ, потерявшая от его пуль двух своих товарищей, рвалась восполнить этот пробел и прикончить его.

В декабре 1982 года глава парижского отделения ЦРУ Джон Сиддель позвонил новому руководителю ДСТ Иву Бонне. Сиддель, которого Бонне называл не иначе как с приставкой “фон” из-за прусской чопорности американца, настаивал на срочной встрече. Представитель ЦРУ преподнес своему французскому коллеге царский рождественский подарок — шанс схватить Карлоса. Бонне занимал этот пост всего месяц, перейдя на работу в ДСТ с гражданской должности, но ему не потребовалось много времени, чтобы понять, насколько важна эта информация: “Убийства на улице Тулье все еще были живы в памяти ДСТ. Карлос превратился для всех в какое-то мифическое существо; без всякого сомнения, это был враг номер один для любого сотрудника ДСТ”.{336}

Сиддель был убежден, что его источник, осведомитель ЦРУ из Сирии, вполне надежен. Карлоса видели в Дамаске, и в ближайшие дни он собирался уехать на швейцарский курорт Гштаад, излюбленное место отдыха европейской элиты, и пробыть там все Рождество. Сиддель знал название гостиницы, в которой он собирался остановиться, и дату его прибытия. Начальник Бонне, министр внутренних дел Деффере, никак не мог упустить возможность разделаться с человеком, с которым он пытался вести переговоры, и получил взамен лишь убийства и взрывы. “Возьмем на себя смелость поймайть его и пристрелить, — воодушевлял Бонне Деффере. — Я беру на себя всю ответственность. Я не стану обращаться с этим к президенту Франции, потому что он не может санкционировать убийство”.{337}

Технически ДСТ не имела права готовить подобную акцию. В ее задачу входило поддержание внутренней безопасности, что недвусмысленно выражено в законе, определявшем, что она отвечает “за обнаружение и предупреждение на территории Французской республики деятельности, вдохновляемой, осуществляемой и поддерживаемой внешними силами, которые создают угрозу безопасности страны”. Операции за границами Франции были подведомственны ДГСЕ. Бесчисленные руководители ДСТ делали все мыслимое и немыслимое, чтобы расширить границы своих возможностей, но это всегда пресекалось их конкурентами.

Поскольку даже речи не могло идти о том, чтобы передать ДГСЕ информацию, полученную от ЦРУ, Деффере не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к полковнику Пруто, лишь пять месяцев до этого назначенному главой нового подразделения по борьбе с терроризмом. Стремясь к тому, чтобы его подразделение было признано законным критически настроенными коллегами из полиции и французских секретных служб, Пруто лично взялся возглавить команду десантников, отправившихся в Гштаад, где его военизированная команда не без труда растворилась в толпе блистающих драгоценностями и одетых в меха отдыхающих.

Полковник Пруто не обнаружил Карлоса ни в гостинице, ни на горных склонах. “Если какой-нибудь знаменитый террорист и находился в этом городе, чего мы не можем подтвердить, то это был не Карлос”, “ писал он в конфиденциальном донесении Миттерану, ссылаясь на приказ того поймать Карлоса: “Учитывая всю опасность, которую представляет собой Карлос, мы понимаем, как важно обезоружить его при первом же обнаружении”.{338}

Взбешенный Пруто обвинил в провале операции ЦРУ и Сидделя: “Вы сделали из нас полных идиотов”, — заявил он американцу. “Нет, месье, нет. Мы были абсолютно уверены. Мы пропустили нашего агента через тест на детекторе лжи,” — ответил Сиддель. Таким образом, ЦРУ снова в который раз расплачивалось за свою веру во всемогущество полиграфа, которую не разделяли не только разведывательные службы других стран, но и некоторые сотрудники в самом ЦРУ. “Для некоторых этнических групп полиграф дает достаточно эффективные результаты, для других — менее эффективные, — замечал политически некорректный Клэрридж, который в свое время, в середине 1970-х, сам пытался нейтрализовать Карлоса. — Американцы, в силу пуританской традиции, определяющейся понятиями «правды» и «лжи», являются благодатными субъектами проверки на полиграфе. Арабы и индийцы, к примеру, представляют значительные трудности, поскольку ложь в определенных обстоятельствах для них культурологически приемлема”.{339}

В течение года, последовавшего за поднятой Карлосом волной террора против французов, все усилия, предпринимавшиеся французскими секретными службами, напоминали бой с его тенью. Самое близкое расстояние, на которое им по отдельности удалось к нему подобраться, это — сирийская разведка, которая являлась в то время главным спонсором Карлоса. Действия в обход громоздкого дипломатического аппарата не представляли собой чего-либо исключительного во Франции, где политики, главы государственных корпораций и секретных служб старались организовать собственную сеть разветвленных контактов с заграничными партнерами, считая это частью своей работы.

Во время своей сентябрьской встречи с Миттераном Марион добился от президента Франции разрешения (“Делайте, но быстро.”) договориться со вторым лицом Сирии Рифатом аль Асадом о соглашении, в соответствии с которым Сирия отказывалась бы поддерживать террористические акции, направленные против Франции. С сирийцем было нелегко вести переговоры. За год до этого, в феврале 1981 года, Рифат Асад жестоко подавил мятеж фундаменталистов из “Мусульманского братства”. Повстанцам удалось захватить старинный город Хама на севере от Дамаска, прежде чем Рифат послал туда воинские части, поддержанные танковой дивизией. Считается, что во время последовавшей бойни было убито около десяти тысяч членов “Мусульманского братства” и гражданских лиц.

Марион уже успел продемонстрировать сирийцам, что он имеет в виду под бизнесом. Через пять дней после взрыва на улице Марбёф группа Службы противодействия, расположенная в Мадриде, обрушила шквальный огонь на Хасана Дэйюба, сирийского атташе по культуре, когда он возвращался домой. Дэйюб подозревался в организации убийств нескольких лидеров сирийской оппозиции, находившихся в изгнании в ряде европейских стран. Но его даже не задело. Службе противодействия было приказано нанести ему ранения, но она не сумела выполнить даже этого.

Вдохновленный президентом, Марион в том же сентябре организовал встречу с Рифатом аль-Асадом, которая состоялась на роскошной вилле, принадлежавшей сирийцу и расположенной рядом с парижским гольф-клубом Сент-Нон ла Бретеш, на западной окраине города. Местные жители утверждали, что, когда Рифат появлялся в окрестностях клуба, он всегда был окружен плотной толпой телохранителей. Мариону было предложено явиться без охраны на эту встречу, но офицеры ДСТ ненавязчиво развернули сеть наблюдения в пределах видимости виллы. Мариона, пришедшего лишь в сопровождении своего шофера, встречала целая толпа телохранителей, вооруженных автоматами.

За время двух раундов пятичасовых переговоров Рифат яростно отрицал какую-либо свою связь с террористами. Марион применял политику “кнута и пряника”. Пряником была возможность установления более теплых отношений с Францией; кнутом — угроза разгрома всей террористической сети во Франции и других европейских странах, включая санкции по отношению к так называемым сирийским “дипломатам”, хотя именно на это Миттеран и не давал разрешения. Однако блеф Мариона был принят за чистую монету, и оба скрепили рукопожатием “пакт о ненападении”. “Вы можете положиться на мое слово, — сказал Рифат в конце встречи.

— Абу Нидал больше никогда не предпримет никаких действий против вас”.{340}

Имя Карлоса на встрече не упоминалось. “Переговоры не касались вопроса о Карлосе, — вспоминал Марион. — В соответствии с утверждениями ДГСЕ, Сирия его больше не поддерживала. Более того, сирийцы вообще считали, что он вышел из игры”.{341} В действительности же, как сам Карлос вскоре и продемонстрировал, он в то время являлся важнейшим звеном всех планов Рифата аль-Асада. Глава ДСТ Ив Бонне был также одурачен сирийцами. Через несколько месяцев после встречи Мариона с Рифатом Бонне полетел в Дамаск, чтобы самому заняться дипломатией.

Руководители двух подразделений французской разведки не сделали никаких попыток скоординировать свои действия. “У меня никогда не было такой привычки — спрашивать у ДГСЕ разрешения, когда я отправлялся за рубеж”, — презрительно фыркал Бонне.{342} Сторонний наблюдатель из “МИ-6” замечал: “Французские секретные службы поддерживали хорошую форму не столько с помощью координации своих усилий, сколько благодаря конкуренции друг с другом”. Непримиримая вражда между разведками уходит корнями в “дело Дрейфуса”, которое породило недоверие руководителей Франции и общественного мнения к разведывательным службам. У самой разведки решение лишить военных их обязанностей по внутренней контрразведке вызывало лишь возмущение. Секретная военизированная служба, наследницей которой являлась ДГСЕ, постоянно соперничала со своим гражданским конкурентом (ДСТ), который не упускал возможности отплатить по принципу “око за око”.