Путешественники XIX века - Жюль Верн

Набожность островитян была поистине примерной, но наряды, которые носили эти необыкновенные христиане, давали достаточный повод для развлечения путешественников. Черный фрак или английская военная куртка составляли всю одежду одних, между тем как на других был только жилет или рубаха, или штаны. Самые богатые носили суконные плащи; но все, зажиточные и бедные, считали чулки и ботинки совершенно ненужными.

Не менее забавно были одеты и женщины: на одних мужская рубаха, белая или полосатая, на других простой кусок холста, но на всех европейские шляпы. Если на знатных женщинах было цветное платье – высший шик, то оно заменяло всю остальную одежду.

В понедельник состоялась торжественная церемония. Регентша и королевская семья нанесли визит Коцебу. Высоким особам предшествовал церемониймейстер. Это был своего рода шут, одетый только в красную куртку; его ноги покрывала татуировка, создававшая иллюзию полосатых брюк; на нижней части спины была нарисована четверть круга с точно размеченными делениями. Он с самой комичной серьезностью выделывал прыжки, кривлялся, гримасничал и скакал.

На руках у регентши спал маленький Помаре III. Рядом с ней шла сестра короля, миловидная девочка лет десяти. Хотя царственный ребенок был одет, подобно своим соплеменникам, по-европейски, он, так же как и самые бедные из его подданных, не носил обуви. По настойчивым просьбам министров и знатных таитян, Коцебу приказал сшить ему пару ботинок, которые он должен был надеть в день своей коронации.

Сколько радостных криков, сколько проявлений удовольствия, сколько завистливых взглядов вызвала раздача безделушек придворным дамам! Какая драка началась из-за позолоченной узорной тесьмы, мельчайшие куски которой они вырывали друг у друга! Какое важное дело привлекло на палубу фрегата столько мужчин, явившихся с огромным количеством фруктов и свиней? То были просители, мужья несчастных таитянок, не присутствовавших при раздаче тесьмы, которая представляла для них большую ценность, чем бриллиантовые ожерелья для европейских женщин.

По истечении десяти дней Коцебу решил покинуть эту необычайную страну, где так странно переплетались цивилизация и варварство. Он направился к архипелагу Самоа, знаменитому тем, что там в 1787 году были убиты многие спутники Лаперуза.

Как отличались они от жителей Таити! Дикие и свирепые, недоверчивые и воинственные, туземцы с острова Роза едва осмелились подняться на палубу «Предприятия». Один из них при виде голой руки какого-то матроса не смог даже удержаться от жеста, столь же красноречивого, как и свирепого, говорившего о его каннибальских наклонностях.

Вскоре по мере увеличения числа пирог возросла и наглость туземцев. Пришлось ударами багра отталкивать пироги, и фрегат возобновил свой путь, оставив позади утлые челноки свирепых островитян.

Острова Ойолава, Флат и Пола, составляющие, как и остров Роза, часть архипелага Мореплавателей (Самоа), были пройдены почти без остановки, и Коцебу направился к островам Радак, где он был так дружелюбно принят во время своего первого путешествия. Но при виде большого корабля островитяне испугались, набились до отказа в свои пироги или убежали в глубь острова, а на берегу выстроилась группа туземцев и с пальмовой ветвью в руках двинулась навстречу чужеземцам, умоляя о мире.

При этом зрелище Коцебу быстро спустился вместе с врачом Эшшольцем в шлюпку, приналег на весла и, приблизившись к берегу, закричал: «Тотабу айдара!» («Коцебу друг»). Произошла полная перемена. Обращенные к русским мольбы туземцев сменились веселыми криками, проявлениями неподдельной радости; одни бросились навстречу друзьям, другие помчались к своим землякам сообщить о прибытии Коцебу.

Командир «Предприятия» с удовольствием узнал, что Каду все еще жил на Ауре под покровительством главного тамона Ламари, чью благосклонность он купил ценой половины своих богатств. Из всех животных, оставленных Коцебу на Отдии, уцелели только кошки, ставшие дикими, но они до сих пор не смогли уничтожить полчища крыс, наводнявших остров.

Мореплаватель провел несколько дней среди своих друзей, развлекавших его драматическими представлениями. 6 мая он пустился в путь к островам Ликиеп (Гейдена), которые не успел полностью исследовать во время своего первого путешествия. Приступив к их съемке, Коцебу предполагал впоследствии вернуться к изучению Радака, но плохая погода помешала ему, и он вынужден был направиться к Камчатке.

С 7 июля по 20 июля экипаж корабля наслаждался там вполне заслуженным отдыхом. Затем «Предприятие» снова вышло в море и 7 августа бросило якорь в Ново-Архангельске (Ситха) на американском берегу. Однако фрегат, на смену которому прибыло «Предприятие», все еще находился в порту и должен был оставаться там до 1 марта следующего года. Коцебу воспользовался этим промежутком времени, чтобы посетить Сандвичевы (Гавайские) острова; в декабре 1824 года он бросил якорь у острова Оаху.

Гавань Роно-Руру или Гонолулу является наиболее безопасной на всем архипелаге. Поэтому уже в то время в нее заходило много судов, и остров Оаху имел шансы стать важнейшим островом архипелага и затмить Гаваи или Овайги. Уже теперь город имел полуевропейский вид; каменные дома сменили первобытные хижины; правильно разбитые улицы с лавками, кафе, винными погребками, бойко посещавшимися матросами китобойных судов и торговцами пушниной, а также вооруженная артиллерией крепость были наиболее очевидными признаками быстрых перемен.

Со времени открытия большей части островов Океании миновало пятьдесят лет, и повсюду произошли такие же резкие изменения, как на Сандвичевых островах.

«Торговля мехами, – говорит Дезборо Кули, – возникшая на северо-западном побережье Америки, вызвала удивительные перемены на Сандвичевых островах, представляющих по своему местоположению выгодное пристанище для занятых этой торговлей судов. Купцы имели обыкновение зимовать здесь, чиниться и запасаться провизией; с наступлением лета они возвращались к берегам Америки, чтобы пополнить свой груз. Островитяне в обмен на продукты питания требовали железные орудия и, в особенности, ружья; не задумываясь о последствиях своего поведения, корыстолюбивые торговцы спешили удовлетворить их желания. Огнестрельное оружие и припасы, являвшиеся самыми ходкими предметами обмена, в изобилии доставлялись на Сандвичевы острова. В результате островитяне вскоре стали наводить страх на своих гостей; они часто захватывали мелкие суда и проявляли энергию (вначале сочетавшуюся с жестокостью), которая доказывала наличие у них стремления к независимости. В эту эпоху один из тех замечательных людей, какие нередко появляются на сцене, когда готовятся крупные события, завершил революцию, начатую европейцами, Камеха-меха, вождь, уже прославившийся на этих островах во время последнего рокового посещения Кука, захватил королевскую власть, подчинил себе, став во главе армии в шестнадцать тысяч человек, соседние острова и собирался воспользоваться своими победами для проведения задуманных им обширных планов развития страны. Он отдавал себе отчет в превосходстве европейцев и считал делом своей чести подражание им. Еще в 1796 году, когда эти острова посетил капитан Бротон, король запросил, должен ли он его встретить артиллерийским салютом. Утверждают, что, начиная с 1817 года, он имел армию из семи тысяч солдат, вооруженных ружьями; в составе этой армии находилось не меньше пятидесяти европейцев.

Камехамеха, начав свою карьеру с убийства и узурпации, в конце концов заслужил неподдельную любовь и восхищение своих подданных, которые считали его каким-то сверхчеловеческим существом и оплакивали его смерть более искренними слешами, чем те, что обычно проливаются над прахом монарха».

После смерти Камехамеха, когда русская экспедиция прибыла на Оаху, островами правил молодой король Рио-Рио, который вместе с женой гостил в Англии, и управление островами на время его отсутствия находилось в руках вдовствующей королевы Кааху-Ману.

Коцебу, воспользовавшись пребыванием ее и первого министра на одном из соседних островов, посетил вторую жену Камехамеха.

Жилище было обставлено по европейской моде стульями, столами и зеркалами. Полы были устланы прекрасными циновками, на которых лежала Нома-Хана; на вид ей можно было дать не больше сорока лет. Ростом в пять футов восемь дюймов, она отличалась такой тучностью, что имела в обхвате бесспорно не меньше четырех футов. Ее черные как смоль волосы были тщательно подобраны кверху, увенчивая круглую, как шар, голову. Приплюснутый нос и толстые губы не отличались красотой, и все же у нее было благообразное, приятное лицо.

«Прекрасная дама» вспомнила, что десять лет назад видела Коцебу. Поэтому она приняла его очень хорошо; но, как только она начинала говорить о муже, слезы подступали к ее глазам, и ее печаль не казалась деланной. Для того, чтобы дата смерти государя всегда была перед глазами, она распорядилась вытатуировать у себя на руке следующую простую надпись: «6 мая 1819 года».