Трудное счастье - Лавирль Спенсер

— Я даже не знаю, что сказать Эрин. Она, конечно, поймет, что что-то не так. Вчера, когда она позвонила, я ответила, что не могу с ней поговорить.

— Детка, я тоже не знаю. Может, лучше оставить это на день или два. Надо пощадить свои чувства и чувства Кента. Захочет он или нет, ему еще многое придется пережить, когда вся школа узнает о том, что он мой сын.

Они немного постояли так, Том — держа руки на ее плечах, Челси — глядя на узел его галстука. «Как может жизнь так круто и так быстро перемениться?» — думали оба. Еще на прошлой неделе они были частью счастливой семьи, и что с ними случилось теперь? Она вздохнула и, повернувшись, достала из сумочки карандаш и тушь. Челси занялась макияжем, а Том подошел к столу, но так и не смог отвечать на телефонные звонки и снова вернулся к ней.

— Так что же ты обо всем этом думаешь? — тихо спросил он.

Челси посмотрела на него в зеркало, держа щеточку для туши у самых глаз. Пожала плечами.

— Я не знаю.

— Ты шокирована? Она опустила глаза.

— Немного.

— Да, я тоже.

Оба стояли, не зная, что сказать дальше. Том продолжил:

— Думаю, тебе будет совсем не кайфово, когда все узнают о Кенте. — Он специально заговорил тем языком, который слышал в коридорах. Сегодня сленг казался очень подходящим, к тому же делал их с дочерью ближе.

С опущенной головой она пробормотала:

— Да… должно быть.

— Ты злишься на меня?

Она все еще не поднимала глаз, и тогда Том присел, чтобы видеть ее лицо.

— Немного, правда?

— Правда, — неохотно призналась Челси.

— Это нормально, я бы тоже психовал на твоем месте.

Она закрыла дверь шкафчика и повернулась к отцу.

— А дедушка уже знает?

— Да. Я вчера днем ездил к нему и рассказал.

— И как он?

— Ты же знаешь деда. Он никого ни в чем не винит. Он сказал, что со временем мама поймет — и мы все поймем, — что Кент, возможно, обогатит нашу жизнь, а не обеднит ее.

Челси вгляделась в лицо Тома, измученное от бессонницы и забот. Прозвенел звонок, предупреждающий, что через четыре минуты начнутся уроки. Она хотела сказать: «Но он уже обеднил нас, он забрал наше счастье». Однако, произнеся это вслух, она вдохнет в слова жизнь. Может, если не говорить ничего, это окажется неправдой.

Том слегка подтолкнул дочь к дверям.

— Тебе лучше идти, детка, чтобы не опоздать на занятия.

Внезапно она почувствовала, как сильно любит его, и вся злость на него словно испарилась. Она потянулась и прижалась щекой к его щеке. Он выглядел таким одиноким и усталым. У дверей она грустно улыбнулась отцу и ушла, унося с собой воспоминание о его измученном лице.

Глава 10

До четвертого урока Челси и Кенту удавалось избегать встречи. Он не приближался к своему шкафчику, около которого они раньше встречались, и Челси обходила это место стороной. Но перед четвертым уроком Кенту понадобилась забытая тетрадь, а Челси. торопясь на занятия, выбрала кратчайший путь к кабинету общественных наук и теперь проходила мимо места их с Кентом встреч, места, где они улыбались друг другу и чувствовали, как их сердца ускоряют свой бег.

Сейчас при воспоминании об этом они ощущали только стыд. Челси протискивалась через группу ребят, когда Кент вывернул из-за угла, и они столкнулись лицом к лицу. Оба остановились, потом резко развернулись и разлетелись в разные стороны так быстро, как только смогли. Опи покраснели, поспешно удаляясь в противоположных направлениях. Оба понимали, что ведут себя глупо, и были смущены, и испытывали чувство вины за что-то.

Пятый урок — английский повышенной сложности — неотвратимо приближался. Миссис Гарднер, учительница, боялась его так же, как и Кент Аренс, ученик. Но время летело, прозвонил звонок, и в 12.13 Кент подошел к кабинету 232, где у дверей приветствовала своих учащихся Клэр.

Она знала, что должна поздороваться с ним, но не могла. Он знал, что должен сказать что-то, но не мог. Они обменялись быстрыми взглядами кошки и собаки, которые встретились в дверях, зная, что каждый из них может причинить боль и пострадать от другого. Клэр увидела отпрыска и живой портрет своего мужа. Кент увидел женщину, которая вышла замуж за соблазнителя его матери. И та, и другая точка зрения имели право на существование, но Кент, с младенчества воспитанный в уважении к старшим, первым напряженно кивнул, проходя мимо миссис Гарднер.

Она попыталась изобразить улыбку, но ни глаза, ни щеки ее в этом не участвовали. Когда Клэр закрыла двери и приготовилась начать урок, Кент уже сидел за партой, как и все остальные. На протяжении этого часа она всеми силами избегала встречаться с ним глазами — и когда рассказывала о греческих пьесах и мифологии, и когда раздавала тексты «Одиссеи» и говорила об исторических истоках классической литературы. Она объяснила, почему они будут изучать литературу в хронологическом порядке, перечислила отрывки для детального разбора, дала рекомендации, какие видеокассеты и книги помогут им понять греческую классику, и предложила дополнительные материалы по этой теме.

На протяжении всей лекции Кент застывшим взглядом смотрел на ее туфли. Боковым зрением она заметила это, а также его позу — немного перекошенную вправо спину, локоть на столе и палец, прикрывающий верхнюю губу. Он почти не двигался все пятьдесят две минуты урока.. Один раз Клэр забылась и посмотрела ему прямо в лицо и снова изумилась, до чего же он похож на Тома. Это пробудило в ней какое-то особенное ощущение, дежа вю, как будто она учила семнадцатилетнего Тома Гарднера, которого на самом деле никогда не знала.

Прозвенел звонок, ребята стали выходить из класса, и Клэр, стоя за столом, делала вид, что очень занята. Она опустила глаза, предоставляя и себе, и Кенту возможность расстаться не прощаясь. Но он задержался, пока все не вышли, и остановился перед ее столом, словно некий бесстрашный греческий воин.

— Миссис Гарднер?

Она вскинула голову. Силовое поле отрицательно заряженных ионов лежало между ними, отталкивая их друг от друга.

— Прощу прощения, что ворвался тогда в ваш дом. Я не имел на это никакого права.

Он резко повернулся и ушел, не оставив ей никакого шанса ответить. Темноволосая голова парня и его прямая спина исчезли за дверью. Одна, в опустевшем классе, Клэр почти упала в кресло, как будто он толкнул ее обеими руками. Она переживала целую бурю эмоций, сердце билось в ее груди, словно дикая кошка в клетке. Какие чувства испытывала она к этому мальчику? Не только возмущение. Он был сыном Тома, и не замечать этот факт стало невозможным. Ощущала ли она жалость? Нет, еще нет. Для жалости было слишком рано, но Клэр не могли не восхищать его прямота и смелость. Краска стыда залила ее щеки — ведь это она, взрослый человек, учительница, избегала его, а должна была бы показать пример великодушия. А вместо этого он, семнадцатилетний мальчик, взял на себя трудную задачу — заговорил с ней первым. Чего же другого она могла ожидать? Он, в конце концов, сын Тома, а Том именно так и поступил бы.