Книга о художниках - Карел Мандер

Еще были его учениками Иероним ван Виссенакен[249], Стефан Кроненбург и Дирк ван дер Лан из Харлема[250]. Этот последний писал очень хорошие маленькие картинки и вначале учился вместе с Мартином ван Клеве.

Многих же других хороших мастеров, развеянных по Испании и другим местам, я предоставляю искусству и славе.

Лампсониус говорит Франсу следующее:

«Если бы, Флорис, ты сам себе прибавил столько же искусства, сколько ты был сильным живописцем по природе, и не любил более писать много, чем прилежно, и тебе не были бы неприятны медленность пилы и труд, я воскликнул бы: признайте его превосходство, живописцы всех стран, как рожденные нашими предками, так и нашими отцами».

И Лукас де Хере, весьма преданный ему ученик, также написал в честь его хвалебное стихотворение следующего содержания:

«Так как своим искусством ты заставляешь умалчивать об имени Апеллес, когда восхваляют какого-нибудь живописца, хотя это означало бы для него высшую похвалу, чтоб сравнить с тобою, то с кем же поэтому можно сравнивать тебя, если не с самим же тобою, ибо Флорис называется величайшим живописцем».

Живописец, рисовальщик и гравер Франс Флорис (1519/20, Антверпен — 1570, там же) — представитель династии художников. Его дядя по отцовской линии был ваятелем, старший брат Корнелис — выдающимся скульптором и архитектором, два других брата, Якоб и Ян, также занимались художественным творчеством. Флорис учился в Льеже у Ламберта Ломбарда. В 1540 г. был принят в гильдию живописцев родного города. В 1541/42 г. отправился в Италию, где провел несколько лет, изучая антики и произведения Микеланджело, Рафаэля, Тинторетто, Джулио Романо и др. По возвращении в Антверпен Флорис создавал произведения на религиозные, мифологические и аллегорические сюжеты, весьма эклектично используя уроки итальянской живописи, и быстро добился успеха. В конце 1547 г. он организовал мастерскую, в которой обучалось множество учеников и которая выполняла многочисленные заказы, поступавшие к художнику. В 1549 г. он участвовал в оформлении Антверпена для торжественной встречи Карла V и принца Филиппа. Произведения, составляющие весьма обширное наследие Флориса, качественно не равноценны: многие из них, возможно, выполнены по эскизам художника его помощниками и в живописном отношении уступают лучшим работам мастера. Помимо ряда работ, упомянутых К. ван Мандером, до нас дошли «Триптих св. Маргариты» (1543, Рим, частное собрание); «Суд Соломона» (1547), «Праздник богов» (1550), «Поклонение пастухов» (1567–1568, все — Антверпен, Королевский музей изящных искусств); триптих «Распятие» (1554, Арнштадт, Оберкирхе); триптих «Крещение Христа» (Лео, церковь Св. Леонарда); «Адам и Ева» (1560), «Сусанна и старцы» (оба — Флоренция, Галерея Питги); «Каин и Авель» (Копенгаген, Государственный художественный музей); «Лот с дочерьми», «Поклонение пастухов» (оба — Дрезден, Картинная галерея старых мастеров); «Поклонение пастухов» (Прага, Национальная галерея); «Самоубийство Лукреции» (Роттердам, Музей Бойманс-ван Бейнинген); «Страшный суд» (Вена, Художественноисторический музей); «Суд Париса», «Лот с дочерьми», «Милосердие», «Св. семейство», «Этюд женской головы» (все — Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж); «Кузница Вулкана» (Берлин, Государственные собрания); «Венера и Амур» (Париж, Лувр); «Марс и Венера» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха); «Аллегория риторики» (Мюнхен, Старая пинакотека); многочисленные изображения Св. семейства (Антверпен, церковь Св. Иакова; Дуэ, Музей изящных искусств; Мюнхен, Старая пинакотека; Брюссель, Королевский музей изящных искусств, и др.), а также ряд портретов, в частности парные «Портрет мужчины с соколом» (Брауншвейг, Музей герцога Антона Ульриха) и «Портрет пожилой дамы с собакой» (Кан, Музей изящных искусств).

Жизнеописание Питера Артсена (Pieter Aertsen), превосходного живописца из Амстердама

Непостижимо и странно, как иногда природа тайно, без ведома или даже против воли родителей, развивает в молодых людях любовь и склонность к такому искусству или занятию, которое приносит им потом большую пользу; так было и с Питером Артсеном, превосходным амстердамским живописцем, прозванным за его высокий рост Питером Длинным. Впоследствии, когда слава о его достоинствах распространилась уже далеко, его и итальянцы называли Pietro Lungo, что также значит Питер Длинный; и это слово — Lungo — очень даже подошло бы его роду как прозвище.

Он родился в Амстердаме в 1519 году[251]. Родители его происходили из Пумерланда и жили в Амстердаме. Отцу хотелось, чтобы сын занимался его ремеслом и был чулочником, а мать желала, чтобы сын следовал своему страстному влечению к искусству, и говорила: «Пусть я должна буду зарабатывать деньги своей пряжей, а все-таки я дам ему возможность учиться живописи». Итак, Питера отдали в учение к Аларту Классену[252], одному из лучших амстердамских живописцев того времени, несколько портретов которого и теперь еще находятся в помещениях стрелковых обществ этого города.

Питер с самого же начала усвоил себе твердую и правильную манеру живописи и все схватывал на лету, так что благодаря своему искусству достиг большой славы.

Когда ему было около семнадцати или восемнадцати лет от роду, он, запасшись письменной рекомендацией амстердамского бургомистра, отправился в знаменитый в ту пору замок Буссю в Геннегау, чтобы посмотреть собранные там прекрасные картины различных мастеров. Оттуда он поехал в Антверпен, где и поселился у одного валлонца по имени Ян Мандейн. Однако я думаю, что живописцев с этим именем было двое, а именно — был еще другой, родом из Харлема, искусно писавший очень красивые, странные картины во вкусе Иеронима Босха и получивший пожизненную пенсию от города Антверпена.

Питер потом женился в Антверпене и в 1533 году вступил в гильдию живописцев. Он стал писать с натуры кухни со всякого рода посудой и припасами и находил для каждого предмета такие верные краски, что все они казались как бы настоящими. Благодаря тому что он много этим занимался, он в умении подбирать цвета красок сделался самым искусным мастером, каковые когда-либо существовали, и эта приобретенная им способность навсегда осталась в его семействе. Он был человеком, мало придававшим себе значение, и к тому же имел очень простой и мужиковатый вид, так что никто и подумать не мог бы, что это был великий художник, если б об этом не говорили самым красноречивым образом его произведения.

На одной из своих картин, представлявшей интерьер кухни и купленной потом Раувартом из Амстердама, он поместил написанного с натуры своего второго сына, Арта Питерса, тогда еще маленького мальчика, который жив и теперь еще. В этой кухне среди других предметов виднелась бычья голова со снятой кожей, как это бывает в лавках у мясников. Это произведение, когда его увидели в Амстердаме, послужило поводом к тому, что он получил заказ на картину для главного алтаря Старой церкви, или, иначе, церкви Богоматери, в Амстердаме. Когда Питер прибыл в то место, где городские советники должны были вести с ним переговоры, и сел у очага, то его спросили: «А где мастер Питер?», не подозревая, что перед ними был он сам. Между прочим, его спрашивал бургомистр Йос Бюйк, прекрасный человек, тот самый, кто от имени города приводил испанского короля Филиппа к присяге на верность конституции страны, и, узнав из расспросов, что он был именно тем живописцем, которого ждали, и сыном чулочника Арта Питерса, сказал: «Если ты такой же искусный живописец, каким искусным чулочником был твой отец, ты должен быть великим художником, ибо со смертью твоего отца я не могу найти никого, кто бы мог угодить мне так, как он».

Средняя доска алтарного складня представляла Успение Божией Матери, внутренняя сторона створок служила дополнением к этой картине, а на внешней их стороне было изображено Поклонение волхвов; это большое, великолепное и очень искусно написанное произведение было особенно замечательно по светящимся телесным краскам и общему колориту. Вазари пишет, что за этот складень было заплачено две тысячи крон. Впоследствии Питер получил заказ на картину для главного алтаря Новой амстердамской церкви, для написания которой сперва был вызван из Мехелена Михил Кокси; но когда тот увидел только что описанное искусное произведение и узнал его ничтожную цену, то, крайне удивленный, сказал: «Тот, кто написал эту картину, так же хорошо напишет и другую», с тем и уехал.

Алтарный складень в Новой церкви изображал Рождество Христово и имел четыре створки; на внутренней стороне были изображены Благовещение, Обрезание и Поклонение волхвов или что-то подобное, а на внешней — Усекновение главы св. Екатерины. Картон этой картины, в величину подлинника, существует и теперь еще в Амстердаме. Это было великолепное, уверенно и мастерски выполненное произведение; нагие части тел и многое другое нередко были написаны с одного удара кисти и исполнены так решительно, что издали производили необыкновенно величественное впечатление, ибо должны были быть видимыми на некотором расстоянии. Я не думаю, чтобы можно было где-либо увидеть более сильное и мужественное владение кисти.