Поход в Страну Каоба - Б. Травен

Люди спали под открытым небом, даже когда хлестал тропический ливень или когда густой, холодный, сырой туман, от которого ломило кости, обволакивал землю.

Конечно, их начальники тоже ночевали не в спальных вагонах и не в роскошных, комфортабельных палатках, как это подобает боевым генералам. У них вообще не было никаких палаток.

Когда команда приходила на место ночлега, пеоны тут же сооружали для ладино касита — домик. Но этот «домик» не имел ничего общего с обычным домом, разве что название.

Индейцы углублялись в заросли и там с помощью мачете срубали несколько тоненьких стволов и нарезали охапку веток. Два ствола вбивали в землю на расстоянии примерно четырех метров друг от друга, причем сверху у них оставляли сучки, чтобы можно было укрепить третий поперечный ствол. К этому стволу прислоняли под определенным углом прутья, кое-где перевязывая их на скорую руку лианами. Получалась покатая стенка, которую покрывали пальмовыми листьями. Готовая касита напоминала односкатную крышу, поставленную прямо на земле. Да так оно, по существу, и было, как ни называй это сооружение. С трех сторон «домик» был совершенно открыт, и, если ветер дул, например, спереди, его заливал дождь, и спать в нем было ничуть не лучше, чем под открытым небом.

Разница между ладино и пеоном заключалась в том, что ладино все же спал в такой касита. И в этой своей привилегии ладино видел подтверждение того, что он и в самом деле цивилизованный человек и отличается от пеона, который спит где попало, не имея даже крыши над головой.

Конечно, можно было выложить «пол» касита листьями и травой, чтобы ладино спали на мягкой подстилке. Но этого никогда не делали. Каждый предпочитал спать на голой земле, завернувшись в свое одеяло, потому что в листве обитали скорпионы, ядовитые пауки, клещи, муравьи. И когда путнику снилось, будто он гуляет, держа в руке изящную полированную тросточку, то, проснувшись, он мог, к своему ужасу, увидеть при свете последних отблесков гаснущего костра, что сжимает в руке гладкую, скользкую змею, чаще всего ядовитую, но иногда, правда редко, безвредную.

Опытные ладино возили с собой гамаки и спали в них. Это безопасней, чем спать на земле. Но человек, который не спит постоянно в гамаке, долго не может привыкнуть к нему и поэтому совсем не отдыхает ночью.

В тех местах и до сих пор бытует рассказ о том, как один исследователь джунглей, приехавший то ли из США, то ли из Европы, путешествовал со спальным мешком. Да, рассказчик всегда божился, что у этого ученого был спальный мешок. И все шло неплохо, хотя по ночам он лежал словно в парилке. Но вот однажды к нему в мешок забрались два скорпиона. И, пока ему удалось выбраться из мешка, прошло столько времени, что он успел навсегда возненавидеть все спальные мешки. После этого происшествия ученый поторопился вернуться в свой университет и на обратном пути спал только в «домике», из которого выскочить легче, чем из спального мешка, если вдруг обнаружишь скорпиона или тарантула величиной с кулак.

4

В этот вечер дон Габриэль был безутешен. У костра он все сетовал на свою жестокую судьбу — ни о чем другом говорить он не мог.

Один из завербованных пеонов, купленный им на финке, отстал от своих товарищей. Он шел по краю тропы, стараясь обойти мула и догнать свою группу. Как раз в тот момент, когда парень поравнялся с мулом, скала обломилась под ногами животного. Тяжело навьюченный мул не смог удержать равновесие и рухнул прямо на парня, придавив ему грудь. Головной ремень, на котором держался тюк индейца, сполз ему на шею и сдавил горло. Тюк был очень тяжел, и, как парень ни вертелся, стараясь нащупать какой-нибудь куст, чтобы за него удержаться, он все же сорвался со скалы. Несколько пеонов тут же спустились в пропасть на розыски, но нашли его уже мертвым. Они закопали его на том самом месте, где нашли.

Дон Габриэль ехал в начале колонны. Он всегда старался ехать с головной группой, по возможности — впереди всех. Ему казалось, что благодаря этому он лучше запоминает дорогу. Дон Габриэль узнал о происшествии лишь после обеда, когда вся колонна прибыла на место привала. Он тут же вытащил свою записную книжку, подсчитал что-то и сказал:

— Сто восемьдесят песо выбросил псу под хвост.

Вполне понятно, что от расстройства дон Габриэль даже забыл прочитать молитву за упокой души погибшего. Остальные кабальеро тоже не стали себя этим утруждать, и бедному индейцу пришлось лежать неотпетым в земле господа бога.

Имя погибшего пеона дон Габриэль зачеркнул в своей книжке раз двадцать, не меньше. Делал он это машинально.

— Чистый обман, — повторил он несколько раз. — Подумать только — сто восемьдесят песо! И зачем это я ему выдал еще аванс в Хукуцине! Вот так тебя и обводят вокруг пальца! Нет, что ни говорите, дон Албан, у вас нет таких забот, как у нас, вербовщиков. В вашем деле куда меньше риска.

Вдруг дон Габриэль встрепенулся. Он подозвал одного из индейцев, хоронивших погибшего, и спросил его с надеждой в голосе:

— Может быть, он не умер? Уж не закопали ли вы человека живьем?

— Да что вы, патронсито! Он был мертв, так мертв, что мы не смогли найти половину его головы. Мы ее искали, искали, хотели тоже закопать, да так и не нашли.

— Вот видите, — сказал дон Габриэль, — что с вами может приключиться дорогой, если не будете глядеть в оба!

IX

Андреу сидел на бревне, шагах в ста от лагеря, и курил. Время от времени он поворачивал голову и глядел в зеленую даль джунглей, и тогда он видел, как Селсо, словно тень, мелькает между деревьями. Можно было подумать, что Селсо гонится за каким-то зверем. Андреу еще раз поглядел в том направлении, в котором двигался Селсо, и вдруг увидел Эль Камарона. Тот, казалось, не знал, что кто-то следует за ним по пятам. Андреу встал, вернулся в лагерь и уселся у своего костра.

Сумерки быстро сгущались.

Некоторое время спустя появился Селсо и как ни в чем не бывало тоже уселся у костра. Он поставил на огонь бобы и кофе и помешал угли.

— Что-то я сегодня весь день не видел Эль Камарона, — сказал Андреу.

— Ты его так любишь, что и дня без него прожить не можешь? — ворчливо спросил Селсо. — Да ведь он теперь едет в хвосте, а мы с тобой идем в первой группе. И вообще, какое нам дело до этой паршивой собаки, до этого койота!

У костра сидели Паулино, Сантьяго и еще два других индейца.

Паулино переспросил:

— Какое нам дело до Эль Камарона? Увы, нам есть до него дело, можешь мне поверить. Вот дойдем до монтерии, и ты на собственной шкуре убедишься, что нам есть до него дело. Скажу вам прямо: если бы только я мог, я пристрелил бы этого подлеца, как бешеную собаку. Да, я сделал бы это, клянусь святой девой! Но у меня духу не хватит. Вот разве что выпить сперва бутылку агуардиенте… Я пристукнул бы его самой что ни на есть обыкновенной дубинкой.

— Быть может, он свалится в озеро Санта-Клара, — сказал Селсо, — тогда мы от него избавимся.

— С чего это он упадет в озеро, скажи на милость? — возразил Паулино.

— Эх, Андручо, — вмешался в разговор Сантьяго, — будь у нас здесь наши повозки, дни его были бы сочтены!

— По мне, делайте что хотите, — сказал Андреу, — но лучше оставьте его в покое. Быть может, в один прекрасный день он сам повесится.

— Да, ты прав, — заметил Селсо. — Не стоит его трогать. У него и так от страха душа в пятки ушла. Ему все кажется, что его преследует Эль Сорро за то, что он прикарманил его деньги и кольцо. Говорю тебе, он себя не помнит от страха.

— Кто это взял мою соль, черт подери? — спросил Паулино.

— Да чего ты орешь из-за щепотки соли? — ответил Сантьяго. — Вот твоя соль, подавись ею!

— Полчаса назад я видел, как Эль Камарон углубился в джунгли. Быть может, он искал дерево, чтобы повеситься. Но я думаю, он слишком большой трус, чтобы самому повеситься. Кто-нибудь должен ему подсобить в этом деле, не то он сорвется. А как только он повесится, он попадет в ад. Там его встретит Эль Сорро и покажет ему, где раки зимуют, за то, что он взял его деньги и бриллиантовое кольцо.

— Да кольцо вовсе не бриллиантовое!

— А я говорю — бриллиантовое! — подтвердил Паулино, вмешиваясь в разговор.

— Да что ты мне рассказываешь! Думаешь, я не могу отличить бриллианта от стекла? Да я, может, передержал в руках столько бриллиантов, что тебе и не сосчитать! Тебе, поди-ка, вообще ни разу в жизни не довелось видеть ни одного бриллианта? Ну, отвечай! Или, может, у вас их козы и овцы носят? Умора!

— Да что вы ссоритесь из-за бриллианта, да еще чужого! — сказал Андреу. — Может, это бриллиант, может — рубин, а может, просто камешек. Нам-то какая разница?

— Андручо прав: это не бриллиант, это голубой топаз.

— Да это просто кусочек самого обыкновенного стекла, и, конечно, золото на кольце тоже поддельное, — сказал молодой индеец, по имени Отилио, который сидел у костра вместе с четырьмя товарищами, лишь изредка вставляя слово в их разговор.