Мильтон в Америке - Питер Акройд

Но ответа из Мэри-Маунт не последовало, и Холлис, от ярости и досады, приказал поджечь город, дабы уничтожить притаившихся в засаде врагов. В окна ближайших жилищ стали пускать зажженные стрелы, но большая часть солдат не шла вперед, опасаясь контратаки. Вскоре половина улицы запылала.

— Если там кто-то остался, — сказал Холлис подчиненным, — из него получится жаркое. Но мы тоже должны их разыскивать и сажать на вертел.

И вот по его приказу полк начал продвигаться по горящей улице, поджигая факелом каждое еще не тронутое огнем здание; от жары и дыма у солдат першило в горле, но они упорно шли вперед. Кто-то бросил березовый факел в окно таверны и через несколько мгновений произошел такой взрыв, что немало солдат бросило на землю. Холлис сразу понял, что произошло: в расчете на поджог внутри был оставлен запас пороха. Часть его людей была убита, другие пострадали от взрыва и огня, многих душил едкий дым. Те, кто не потерял способности передвигаться, пустились бежать в открытое поле за поселением. В опаленных, дымящихся униформах они неслись по главной улице, но тут вновь раздался грохот. На сей раз это был не взрыв; земля подалась под ногами бегущих, и многие из них с отчаянным криком свалились в глубокую яму. Враги подготовили ловушку: вырыли на дороге яму, прикрыли ее полотном, а сверху набросали земли. Ралф Кемпис отлично сделал свое дело; он поместил бочонок с порохом там, где взрыв должен был вызвать наибольшую панику среди противников, а на пути отступления приготовил им еще один сюрприз.

У капитана Холлиса голова шла кругом. Многие из уцелевших солдат пытались помочь своим товарищам выбраться из ямы, но дым был так густ, а пламя подобралось так близко, что они не могли оставаться на месте. Попавшие в ловушку с криками погибали в огне, невдалеке лежали трупы тех, кто был убит взрывом. Разбитые остатки полка, беспомощные и ошеломленные, бежали от этого хаоса. Семнадцать человек было убито и двадцать ранено. Так завершилась первая операция той войны.

У братьев этот день стал днем всеобщего траура и стенаний, однако Мильтон желал продолжать войну без всякого промедления, ибо оно могло быть истолковано как слабость или неверие в свою правоту. Но прежде чем возобновить военные действия, ему и командирам предстояло решить один вопрос. Куда удалился Кемпис со своим войском? Иные полагали, что они возвратились в Виргинию, дабы не погибнуть в борьбе, Мильтон же придерживался иного мнения.

— Нет, — сказал он. — Мы их след не потеряли. Они спрячутся на болотах вместе со своими индейскими проводниками. — Его ноздри дрогнули. — Да. Оскверняют даже болота своими нечистыми привычками.

Его предположение было правильным. Ралф Кемпис с последователями отступил в леса и болота в двух милях от Мэри-Маунт. Здесь, на поляне, они заключили торжественный договор с индейским вождем по имени Гутшауша, племя которого двумя годами ранее побывало в Нью - Мильтоне, прося пищи. Затем посольство, состоявшее из четырех индейцев и двух иезуитов, было отправлено к главному сейчему нипмуков, жителей соседней территории, где некогда странствовал сам Мильтон; и, разумеется, сейчем без долгих уговоров примкнул к союзу против пуританских поселенцев. Итак, Ралф Кемпис строил планы вместе со своими союзниками-туземцами и знал, что час решающей битвы близится.

Скованные льдом фигуры, мистер Лашер, которые мы видели в горах, навели меня на мысль о старинных преданиях. Говорят, в Примроз - Хилл покоится прах Андрогеуса, сына короля Лада. Одним летним днем его принесли туда на своих плечах военачальники. В кургане у Рочестерского собора ждет своего обнарулсения гробница Гассибелана. Должны ли мы, мистер Лашер, стать ловцами человеков и закопаться в глубину земли? Найдем ли мы там их сохранившуюся смертную оболочку? Нет. Это невозможно. Вспомните слова пророка. Пусть твоя речь звучит шепотом из праха. Что там снаружи за шум? Я вспомнил о короле, который, чувствуя приближение своего конца, вооружился с ног до головы, чтобы сражаться со смертью. Откуда этот плач?

Это начало празднества. Праздника снов. Они называют его Ононхара, мистер Мильтон. Самое любопытное, что это слово так похоже на греческое «онейрейн», тоже означающее «сон». Может быть, они имеют общее происхождение? Нет-нет, мистер Лашер. Немыслимо, чтобы цивилизованная и дикарская расы были так сплетены друг с другом. Что это за жуткий шум? Они бьют в металлические тарелки и подражают крикам диких зверей. Полагаю, сэр, они имитируют различные виды сумасшествия. Но что общего у снов с сумасшествием? Или с плачем? Я пошутил. Не говорите ничего, мистер Лашер, наши славные английские поэты уже высказались на эту тему. Мне нужно увидеть это собственными глазами. Передо мной корчится на земле юноша, вздыхая и стеная, плача и заламывая руки. Можно ли одновременно корчиться и заламывать руки? Похоже, да. Его тело полностью окрашено в черный цвет, капли черной краски рассыпаны на земле. Как в преисподней, мистер Лашер. Видите его? А теперь, послушайте, он смеется и поет.

К полудню шумы стихают. Спокойствие. Но потом — вопросы и мольбы. Что бы это значило, мистер Лашер? Они переходят от жилища к жилищу, сэр, требуя, чтобы были удовлетворены все заветные желания, ниспосланные им в их диких снах. Табак. Бусы. Медные чаши. Вот приближается юноша, по телу которого прошлись, как болью, черной краской. Он приподнимает циновку над входом. Затем, кротко и изящно, просит у меня мою деревянную трубку. Охотно отдам. Вот она, трубка твоих снов. Дым ее прозрачней и пестрей, чем перья, которыми ты себя украсил. Я дарю ее тебе во славу Морфея. Мой сон.

— Выведите моих вооруженных святых, — возгласил Мильтон. — Выведите моих несокрушимых воинов против этих безбожных супостатов.

Через три недели после того, как был заключен союз с индейцами, Ралф Кемпис во главе своей армии вышел из леса. Он знал, что командующие пуританскими отрядами обнаружили, где он скрывается, и станут, вероятно, изматывать и подстерегать его людей, прежде чем предпримут общую атаку. В любом случае, он верил как в своих индейских союзников, так и в боевые качества собственного войска, и был готов встретить врага с открытым забралом. Так что католики и туземцы покинули лес, пересекли открытую местность, а затем преодолели реку, разделяющую два поселения. Армия Новой Англии быстро собралась и готовилась теперь к битве на большой равнине напротив Мэри-Маунт.

— Наши бойцы сражаются за дело Господне, — говорил Мильтон, — и их героический пыл породит немало дерзких подвигов. Я верю, Морерод, что этот день станет особым в моей жизни.

Они с Мореродом Джервисом стояли в фургоне, мимо маршировали солдаты, а вдалеке выстраивались в боевой порядок католические силы.

— Эти паписты, мистер Мильтон, — настоящее сборище варваров и умалишенных. Я вижу, как блестят на солнце их драгоценности и четки.

— Зимнее солнце. Символ их противоестественной яркости. — Пока он говорил, мимо, под грохот барабана, следовали конница и пехота, пращники и лучники.

— О, сэр, как жаль, что вы не можете видеть наши пушки. Они великолепны.

— Я вижу их, Морерод. Мысленным взором я вижу наших солдат и все вооружение. Вижу строгие ряды щитов, лес стройных копий. О, какая гармония в этой барабанной дроби!

По дороге из Мэри-Маунт Ралф Кемпис и Гусперо, ехавшие во главе армии, спокойно беседовали. Гусперо намеревался отправиться на запад, но как было покинуть друга в такое время?

— Говорю вам, Гус. — Теперь, когда предстояло большое сражение, Ралф Кемпис сделался серьезен. — Я не затевал этого раздора. Джон Мильтон — вот кто нарушил покой наших новых земель и принес на них горе.

— Знаю. Он сам превратил себя в дьявола.

— Дьявола, который ведет набожные речи. Его снедает гордыня.

— Нет, Ралф. Это не гордыня. — Гусперо не сумел определить одним словом странную перемену, произошедшую с Мильтоном, пока он был у индейцев. — Он стал сам на себя не похож. Что-то случилось.

В то самое время Мильтон осыпал Кемписа проклятиями.

— Пошел отсюда, негодяй! — Обратившись к вражеской армии, он кричал навстречу холодному ветру. — Ступай назад в свое логово и не забудь забрать своих приспешников. Тебе не выгнать нас из этих краев! — Этот крик, конечно, не долетел до Кемписа, но Мильтон с ликующей улыбкой вскинул руки к небесам.

Перед началом битвы обе стороны молились и пели гимны. Следом за Мильтоном, его воины с жаром запели «Христос заповедал»; священники из Мэри-Маунт благословляли войско. Пока длился ритуал, индейцы безмолствовали, но затем стали обмениваться краткими репликами и рукопожатиями.

Две армии застыли теперь в молчании друг против друга. Кемпис поднял шпагу и крикнул: «Ждите сигнала!» Мильтон, стоя в фургоне, сказал (в основном самому себе): «Они ждут моего слова, чтобы начать бойню. Хорошо, так тому и быть». И он проревел, обращаясь к своим военачальникам: «Вперед!» В тот же миг Кемпис опустил шпагу и выкрикнул: «В атаку!» С воплями и проклятиями армии начали сходиться. Сблизившись, они открыли огонь, вначале беспорядочный. Они стреляли подожженными дротиками и стрелами, но снаряды ложились позади цели со звуком, похожим на стихающий дождь. Затем солдаты разрядили мушкеты, и первыми жертвами оказались представители Новой Англии.