Мильтон в Америке - Питер Акройд

Я хорошо знал этот пассаж, и решился бы даже его прокомментировать, но Матер продолжил: «В пятницу шестеро молодых людей получают степень бакалавра, и было предложено, чтобы вы перед ними выступили. — Я, разумеется, согласился и молитвенно сложил руки на груди. — Нашему колледжу нет и трех десятков лет, но они обучены всем добрым наукам. Нам была завещана библиотека..» — «Библиотека? — Впервые при мне зашла речь о существовании в этой стране библиотеки, и я не мог скрыть удивление. — Какого рода?» — «Основатель, Джон Гарвард, оставил нам двести шестьдесят томов. Теология, юриспруденция и астрономия. Идем как вглубь, так и вширь». — «Гарвард происходил из Лондона, так ведь?»

Чистосерд, казалось, колебался. «Его отец был мясником в Саутуорке». — «Да? Уолси тоже был сыном мясника. В мясе, должно быть, что-то есть. — Мысленно я уже начал рыться в книгах. — Вы, наверное, успели приумножить эту библиотеку?» — «Преподобный Теофилус Гейл, священник, оставил нам щедрое наследство из трактатов. Но, сэр, вы в самом деле согласны?»

И вот, дорогой Реджиналд, Иезекииль Куттовонк устроился в доме неких «богомольных индейцев», а мы с Чистосердом Матером сели на паром, идущий через реку в Чарлз-Таун.

«В первое время после того, как мы тут поселились, — рассказывал мне Матер на палубе, — мы пересекали реку в плоскодонных лодках».

Я подставил лицо ветерку, и на душе у меня стало хорошо. «Плоскодонки благополучия». — «О чем вы, сэр?» — «Ни о чем. Вспоминаю о своей юности на берегу Темзы». — «Да-да. Мистер Чонси говорит, что был тогда с вами знаком». — «Как так?» — «О, мистер Мильтон, я приберегал эту новость. Чарлз Чонси — ректор нашего колледжа. Он был раньше профессором гебраистики в Кембриджском университете. Он рассказал мне, что вы вместе учились». — «Чонси? Неплохо будет встретиться, мистер Матер, после такого перерыва! — Новость была грандиозная и замечательная; встреча со старым знакомым, и к тому же книжником, была настолько ошеломляющим сюрпризом, что я рассмеялся вслух. — Не только гебраистика, но и греческий. Сколько нам еще добираться?»

Добираться нам оставалось недолго. Вскоре, шагая по обширной ровной лужайке в Нью-Тауне (или Кембридже, как он зовется теперь), я ощутил аромат науки. «Мистер Матер, мой нос безошибочно указывает, что поблизости находится библиотека!» — «Верно, сэр. Вот здание нашего колледжа. Там три дома для стипендиатов и студентов. Простите, я знаю, вы не можете…» — «Продолжайте». — «Между ними помещается библиотека. О, а вот и мистер Чонси — ждет нас». — «Джон Мильтон!». — «Это ты!»

Мы обменялись рукопожатием, а потом обнялись. «Денек-то какой солнечный! Ну вот, ты и вернулся в Кембридж!» — «Однако к какому свету он относится, к старому или новому?» — «К обоим, Джон, к обоим. — Чарлз с самого детства отличался высоким ростом, и я вновь ощутил, как легко и приятно мне с ним общаться. — А теперь входи и садись за стол. Тебе нужно поесть!»

После еды, дорогой Реджиналд, мы сели поболтать о старых временах. До Кембриджа он учился в школе для бедных Крайст-Хоспитал, в то время как я был голубем святого Павла. «Помнишь нашу игру, Джон? Salve tu quoque? Placet tibi mecum disputare?» — «Placet. О, эти лондонские деньки, когда мы вели ученые споры в окружении фургонов и грузчиков! Мы встречались обычно в Корн - хилле». — «Нет, ты забыл. Не в Корнхилле, а в Баклерзбери. Где стояли баржи». — «Где свалился Том Джеиииигз. Не помнишь: он утонул?» — «К несчастью нет. Он стал членом суда королевской скамьи и повесил множество людей. — Чонси замолк, и, судя по звукам, стал прихлебывать воду из чашки. — Ты принес ужасную новость, Джон. Я слышал о Кемписе и его компании. — Я погрузился было в грезы о днях своей юности, когда я бродил вдоль стен Сити и мечтал о великих свершениях, но имя Кемписа вернуло меня к действительности. — Значит, война?» — «Иного выхода нет. — Я проговорил это резче, чем намеревался. — Он задумал нас всех истребить или обратить в рабство». — «Но мы располагаем войсками и множеством пушек — ни за что не поверю, что он надеется нас одолеть». — «Говорю тебе, Чарлз, с ним дикари. Он намерен подбить их на вооруженное восстание». — «Это невозможно…» — «Нет! — Охваченный праведным гневом, я вскочил и снова сел. — Это возможно. Я их видел. Твои студенты по своему статусу призыву не подлежат. Они служить не должны». — «Я боюсь большого пожара, Джон, который не оставит в стороне никого, в том числе и студентов». — «Пожар очистит отравленный воздух Мэри-Маунт». — «Когда мы были молодыми, мы вечно толковали о мире. Помнишь, как мы читали "Утопию"?» — «Томас Мор был папистом. Нам пора забыть о ребяческих глупостях…» — «Но затеять в новых землях войну?» — «Я ничего не хочу затевать. Я только хочу защитить то, чего мы все добились. Свободу. Веру». — «Не могу допустить мысль, что кто-то на наших просторах всерьез им угрожает». — «Такова человеческая природа, Чарлз. Падшая природа. — Я не мог больше выносить этот разговор. — А теперь нельзя ли мне посмотреть библиотеку?» — «Конечно, можно. Знаешь, что у нас есть первая часть "Поли-Олбиона" с примечаниями Селдена?» — «В самом деле? Как она попала сюда из-за океана?» — «Я привез ее с собой. — Он рассмеялся. — Пойдем».

Покинув дом Чарлза Чонси, мы пересекли лужайку, и едва я очутился в библиотеке, как почувствовал присутствие книг. Мне казалось, что комната наполнена порхающими словами. Я почти различал их шепот, говоривший об истине, близости и духовном родстве.

«Возьми-ка, Джон». Он дал мне книгу, и я, прежде чем взяться за фронтиспис, погладил переплет. «Знаю. Это «De Antiquitate Britannicae Ес- clesiae». Труд Мэттью Паркера». — «Блестяще». — «Первая книга, тайно отпечатанная в нашем государстве. Где ты ее хранишь?» — «В шкафчике с другими редкостями».

Я поднес книгу к ноздрям. «Берегись жучка, Чарлз. Я чую в коже что-то постороннее. А что ты еще для меня припас? — Меня ждала встреча с добрыми старыми друзьями, к примеру с,De Nup- tiis et Concupiscentia" Августина,,De Fato" Цицерона и "Metamorphoses" Овидия. Поблизости трудился за столом студент, и я подошел к нему. — Слышу, сэр, скрип вашего пера. Что вы пишете? Какой-нибудь солидный трактат?» — «Нет, сэр. Поэму». — «Поэму?» — «Юный мистер Торнтон — наш эпический поэт, Джон. Он прославляет свою страну, следуя сладостным правилам Аристотеля».

Эти слова странным образом меня заинтересовали. «Название вы облачили в классический наряд?» — «Она называется «Америка», сэр. Или «Возвращенный рай». Я взял за образец «Королеву фей». — «В ямбических рифмах?» — «Нет, сэр. В шести книгах. Я использую героический стих без рифмы». — «Очень хорошо. Это размер Гомера и Вергилия. Можно мне услышать отрывок?»

Он прочитал вступительные пассажи своей «Америки», я внимательно выслушал и объявил, что поэма хороша.

На следующее утро я выступил перед шестью студентами, получившими степень бакалавра. В конце своей речи я, разумеется, намекнул на обстоятельства, которые привели меня в Бостон. «Populum nostrum tyranniside pressum, miserati (quod humanitas gratia faciunt), suis viribus Tyranni iugo et servitute liberent». Чарлз Чонси кашлянул (видно, был простужен), а гарвардские студенты хранили, разумеется, торжественное молчание.

Итак, Мильтон убедил поселенцев Новой Англии принять участие в своем великом деле; за две недели после его путешествия в полях под Нью-Мильтоном собрались военные отряды из Салема, Бостона, Ипсуича, Роксбери и других городов. Ралф Кемпис с самого начала знал о планах слепца: Гусперо, едва услышав на поспешно созванной сходке о будущей войне, оседлал лошадь и тайно отправился в Мэри-Маунт. Кемпис с трудом поверил в эту новость.

— Он подозревает, что я вступил в заговор с индейцами против остальных поселенцев? Это бред. Бред сумасшедшего. Чего ради мне истреблять себе подобных?

— Он говорит, что вы мечтаете стать королем над всеми.

— А, ну да. И, без сомнения, заставить всех поклоняться каким-нибудь отвратительным идолам?

— Основной план, кажется, именно таков.

— Лживые бредни, Гус. Чушь собачья. — Новость, однако, взволновала Ралфа, и он принялся беспокойно расхаживать по комнате.

Гусперо заметил на пристенном столике небольшую книгу; она была переплетена в черную кожу и имела металлические застежки, как Библия или молитвенник. Он шагнул и взял ее.

— Видите это, Ралф?

— Конечно.

— Вы готовы поклясться на этой книге?

— Если хотите. В чем?

— Поклянитесь, Ралф Кемпис, что в этих слухах нет ни слова правды.

Кемпис торжественно положил руку на книгу.

— Клянусь.

— Всем, что свято?

— Да.

— Тогда, пожалуйста, Ралф, поцелуйте эту книгу.

Ралф наклонился и коснулся книги губами. Потом залился смехом.

— Но кто же так дает торжественную клятву, Ралф?

— Но, Гус, это и в самом деле священная книга. Вот, смотрите. — Он раскрыл застежки и показал молодому человеку руководство по лечению венерических болезней. — Что бы мы без нее делали?