Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

Лицо уголовника побагровело. В нем боролись два чувства: злость и трусость. Судя по перебитому носу, он не раз принимал участие в пьяных драках и дебошах.

– Ты чего, Циркач, я же только хотел войти в игру, – хриплым голосом начал он. – Чего ты этого фраера защищаешь?

– Он и сам себя защитить сможет, а вот рожа твоя мне точно не нравится, – с издевкой произнес Арсений.

Дружки Куля зашушукались, и это послужило для него сигналом для начала драки.

– Курва мама, – заревел люмпен и с размаху попытался ударить Арсения в лицо.

Тот слегка уклонился и рванул руку противника в направлении удара, после чего противник партизана, по инерции, сильно подался вперед. Воспользовавшись этим, Сеня врезал ему в зад здоровенный пинок, и Куль во весь рост растянулся на грязном полу казармы.

– Эк ты, братец, костыльками-то машешь, – засмеялся Арсений. – Знамо дело, вы, блатные крестьяне, шибко бьете, пока кусок не прожуете. Вставай, нечего здесь кулем амбарным полеживать.

Дружный хохот сотен мужиков, как кнутом, подстегнул задиру. Он вскочил и принял позу боксера.

Арсений с ранней юности научился бить без замаха, так лупят только сельские увальни. Кроме того, искусству японского кулачного боя его обучал цирковой друг и учитель – японский фокусник добрый Ганета-сан.

– Убью, сука, – вновь заорал Куль, – глотку порву, крови напьюся! – это был уже уголовный «нахрап», дешевый прием, при помощи которого шпана старается запугивать «фраеров».

В ответ на угрозы Арсений стал обращаться к противнику с деланой учтивостью.

– Ну что ж, изволите боксировать, господин говнюк, – продолжал подтрунивать над противником бывший взводный.

Он тоже выставил кулаки на уровне груди и стал ожидать нападения.

– На! – кулак урки полетел в лицо Арсения, но не встретил цели.

Сеня танцующей походкой двигался вокруг уличного «боксера», то уклоняясь, то с легкостью отбивая его удары.

– Боксинг, боксинг, – покрикивал он. – В правом углу знаменитый чемпион по англицкому боксу мистер Куль, известный великими победами в пивных на сенном рынке и кривой слободке! Ну а в левом – я грешный, смиренный дядя Сеня.

Распаляясь все больше, его противник посылал удары, но никак не мог достать верткого Циркача. Тогда он попытался нанести подлый удар ногой ему в промежность. Это сильно рассердило Арсения.

– Э, да ты, брат, шельма, ногами сучить решил, – крикнул он, – ну что ж, ногами так ногами!

Он сделал быстрый шаг и, наступив левой ногой на правую ступню прохвоста, нанес ему сильный удар в челюсть кулаком правой руки. В результате Куль вновь грохнулся навзничь, сильно стукнувшись башкой об пол.

– Это тебе наука, чтобы не жульничал в боксе, – назидательно произнес Сеня.

В голове у жулика гудело от удара, но он поднялся и, окончательно обезумев от злости, выхватил из кармана нож.

– Ну все, молись, падла, – прохрипел уголовник и кинулся на Арсения.

Тот ожидал от этого ублюдка подобной выходки и, поймав его руку, ловким приемом швырнул бандита через себя. Все замерли, поскольку понимали, что бой уже идет на смерть. Облепленный мусором, под ехидные смешки пленных солдат, Куль вновь вскочил на ноги.

– Приемчики тебе не помогут, – прошипел он, – все одно убью!

Пряча нож за спиной, чтобы скрыть направление удара, на полусогнутых ногах уголовник стал подкрадываться к бывшему партизану.

Тот, ожидая нападения, стоял вполоборота, выставив левую ногу вперед.

– Ох, надоел ты мне, мурло сопливое! – сердито воскликнул Арсений.

Внезапно он сделал короткий скачок вперед, и в его ладони блеснула сталь финки. Двумя молниеносными фехтовальными выпадами он пронзил врагу предплечье и проткнул легкое. Страшная боль заставила уркагана выронить нож. Он схватился за грудь и стал медленно опускаться на колени: «Убил, гад, зарезал!» – плаксиво завопил он. На его посеревших губах запузырилась кровавая пена.

– Проси пощады, скот, – поднося лезвие к горлу поверженного противника, проговорил бывший разведчик, – а то враз перережу горлянку!

– Не убивай, Циркач, не надо, век буду за тебя Бога молить, прости по-христиански!

По щекам бандита катились трусливые слезы.

Арсений ухватил негодяя за чуб и, склонившись над ним, произнес с холодной яростью:

– Руки о тебя, падаль, марать не хочу, черт с тобою – живи, но помни, еще хоть раз рыпнешься с пером, – кокну без сожаления.

Он забрал валявшийся на полу нож и, обернувшись к Эммануилу, попросил:

– Залатай его, по возможности, товарищ фельдшер, а то ведь сдохнет, смердеть станет.

Фельдшер, содрав с раненого одежду, перемотал рану на предплечье обрывком исподнего белья. Затем он залепил куском клеенки место на груди, где пузырилась кровь из пробитого легкого, и также наложил тугую повязку.

– Ну как же ты так неловко в картишки-то перекинулся, – съязвил он при этом, а затем уже строгим голосом дал инструкции: – По возможности, не кашлять, спать сидя, дышать тихо!

Притихшие люмпены отвели раненого на его нары и собрались гурьбой, чуть слышно о чем-то перешептываясь. Зато солдаты бурно поздравляли своего сослуживца, который стал героем дня, дав такой укорот обнаглевшим преступникам.

Арсению уже приходилось участвовать в уличной поножовщине, но чаще всего все кончалось угрозами и мелкими ранениями. Другое дело, навыки, полученные у Аргунцева, который не раз ходил за линию фронта и притаскивал оттуда пленников. Он часами обучал своих ребят приемам разведчиков казаков-«пластунов», которые имели многовековой опыт ведения диверсионной войны и владения холодным оружием.

Шанс

Каждый день Арсений продумывал планы побега. Надо было торопиться. Весна неумолимо вступала в свои права. Апрельский лед в проливе между Русским островом и материком все больше истончался. Всего несколько километров отделяли остров от мыса Эгершельда, но как пройти это расстояние по открытому льду, когда участок береговой линии освещался установленными корабельными прожекторами, а охранники из аварских стрелков били без промаха. В этом заключенные смогли убедиться после двух неудачных побегов своих товарищей, тела которых вытаскивали на плац для устрашения.

Однажды после обеда дверь в казарменное помещение распахнулась, и на центральный проход стремительно прошли начальник караула – прапорщик из кавказских горцев, поручик – начальник лагеря военнопленных и какой-то господин в штатском. Всех построили. Поручик, обращаясь к пленным, громким командным голосом произнес:

– Значит, так, бездельники, скоро кончится ваша расслабуха. Вами займутся люди из контрразведки, и тех, кто усердно прислуживал красным, был командиром или комиссаром, поставят к стенке и расстреляют. Те же, кто желает искупить свою вину, могут добровольно встать в ряды истинной российской армии. Остальной голытьбе найдутся места на каторге и в тюрьмах! А сейчас вам