Не влюблены - Эли Хейзелвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно тебе, – он укоризненно поглядел на нее. – Я не могу просто трахать тебя без остановки, не чувствуя себя большим мудаком, чем уже есть. Мне придется кормить тебя, просто чтобы ты оставалась живой и отзывчивой. Без обид, но альтернатива мне не нравится.
Рута отвела взгляд и опустила глаза, что было очень нетипично для нее, а затем сказала:
– Я странно отношусь к еде.
Эли сохранил невозмутимое выражение лица, не шевельнулся, чтобы ее не вспугнуть.
Рута дважды сглотнула и добавила:
– Я изо всех сил борюсь со всеми видами перекусов, – она посмотрела ему в глаза. – Я бы предпочла не есть совсем, чем есть в спешке или на ходу.
– В этом нет ничего странного, – сказал Эли, однако на душе у него стало холодно и тяжело.
Рута упоминала, что Алекс кормил ее на катке. И плюс к этому она была инженером по пищевой промышленности, которая сосредоточилась на решении проблемы продовольственной безопасности. Он не собирался расставлять все точки над «i», пока она не попросит его об этом, но оставил за собой право подавить холодный, бесцельный гнев, который начал бурлить внизу его живота.
– Я тоже не большой любитель есть на ходу, – он открыл ящик стола и небрежно достал две салфетки. – Стаканы и тарелки в том буфете. Будь полезной, доктор Зиберт.
По ее лицу ничего нельзя было прочесть, но плечи заметно расслабились.
– Это французские тосты? – спросила Рута, когда они сели за стол.
Он налил кофе в ее чашку.
– Да.
– И это то самое модное блюдо, которое тебя научила готовить бывшая-повар? – в ее голосе звучал скептицизм.
– Никогда не говорил, что блюдо должно быть изысканным. И я рекомендую попробовать, прежде чем ты скажешь еще одно слово, о котором потом будешь сожалеть.
Она прищурилась, но все же полила тост сиропом, добавила свежие сливки, ягоды и поднесла кусочек к губам с видом человека, делающего Эли большое одолжение. Пожевав несколько секунд, Рута прикрыла рот рукой и сказала:
– Черт побери!
«Я же тебе говорил», – сказал он ей взглядом.
– Какого черта? – она казалась оскорбленной. – Как?
– Секретный рецепт.
– Это просто французский тост.
– Как ты теперь знаешь, не все французские тосты одинаковы.
– Ты не собираешься сказать мне, что в нем?
– Может быть, позже, – он сделал глоток кофе. – Если будешь хорошо себя вести.
Она ела медленно, не спеша, аккуратно и методично, точно так же, как работала в своей лаборатории. Эли наблюдал за ней с ничем не оправданным чувством выполненного долга.
«Что, блядь, она со мной делает?»
– У меня есть просьба, – сказала она, прикладывая салфетку ко рту.
– Я же сказал тебе, это секрет.
– Я не об этом.
– Тогда, о чем?
– Ты не обязан... Мне не нужны ужасные подробности, если не хочешь ими делиться. Я просто хочу узнать о твоей бывшей невесте.
О…
– Что именно?
Она несколько секунд раздумывала, словно подыскивала идеальный вопрос, прежде чем спросила:
– Кто разорвал помолвку?
– Она.
Пауза.
– Почему?
– Потому что я не любил ее так, как она хотела, чтобы ее любили.
Рута склонила голову набок.
– Что это значит?
Прошло уже достаточно времени, и теперь, когда Эли думал о Маккензи, то чувствовал только привязанность и благодарность. Но сейчас ему припомнился их последний разговор:
«…Ты успешный взрослый мужчина, и все же ты вкладываешь больше усилий в какую-то безрассудную вендетту, которую ведешь со своими созависимыми друзьями, чем в то, чтобы быть по-настоящему счастливым. Ты в любой момент предпочтешь свой глупый план мести мне, и мы оба это знаем.
Ты хочешь влюбиться в меня. Ты хочешь просыпаться утром и думать обо мне. Ты хочешь хотеть меня, но не можешь, потому что дело не в том, что ты хочешь, а в том, что ты чувствуешь. Любовь, что я ищу, ты не можешь мне дать. Не все способны так любить, Эли..».
Слова Маккензи, возможно, уже не резали, как три года назад, но все еще кололи.
– Недостаточно, – он скользнул языком по внутренней стороне щеки. – Она имела в виду, что я недостаточно ее любил.
– И она была права?
«Да. И это больнее всего».
Эли заставил себя кивнуть.
– Вы все еще друзья?
– Приятели. Она хотела полностью порвать, но теперь, когда она нашла кого-то другого и... наверняка счастливее, чем когда-либо была со мной, мы общаемся чаще.
– Ты ревнуешь к нему?
– Может быть. Немного. Маккензи – прекрасная женщина. Я не мог дать ей то, в чем она нуждалась. Я рад, что она обрела это с кем-то другим. Но ничего не могу поделать с тем, что, – он пожал плечами, – завидую. Это верное слово.
Рута уставилась на сильный дождь, обдумывая то, что он сказал так, словно это был сложный набор анализов, которые предстояло выполнить.
– Почему ты не дал ей то, в чем она нуждалась. Просто не хотел или не мог?
Это был сложный вопрос с подвохом, и Эли даже показалось, что он снова говорит с Маккензи. Но Рута была бесхитростной. И любопытной.
– Не знаю. Надеюсь, что не первое.
Она кивнула.
– Возможно, я такая же.
– Какая?
– Не способна любить людей так, как они того заслуживают.
– Правда? А как же Флоренс? Разве ты ее не любишь?
Она отвела взгляд.
– Думала, что да. Я знаю, что люблю, но, возможно, недостаточно, если предаю ее, находясь здесь с тобой, – она сделала долгий успокаивающий вдох и снова посмотрела на Эли.
– А как насчет романтической любви? – Сердце Эли бешено колотилось, и он не был уверен почему. – Ты способна на нее?
– Может быть. Или, может быть, некоторые люди слишком сломлены. Возможно… в их жизни произошло нечто такое, после чего их уже не исцелить. Поэтому они никогда и ни с кем не обретут свое «долго и счастливо», – она подтянула колени к груди и обхватила руками. – Может быть, некоторым людям суждено иметь «плохой конец» их истории.
Нож в его гребаном животе, вот