Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан

— Хэдэ, ты повторяешься! Я еще раз тебе говорю: не лезь в мою жизнь. Элина пришла меня поддержать. Точка.

— А о Сабине ты подумал? Ты же знал, что она будет здесь, что после развода она не будет навещать наших родителей? А знаешь, она ведь 1 января поздравила нас, подарки маме с папой привезла. И сегодня прилетела, отпросившись с работы. Как можно быть таким холодным и непрошибаемым? — она бьет меня кулаком по плечу, платок слетает с головы и падает на пол.

— Хэдэ, остановись, — прошу ее.

— Аллах, мы же всегда тебя от всего ограждали, лишь бы учился! Ты же подавал большие надежды. Как папа тобой гордился! А ты все испортил! Ты все испортил! Опозорил его! Он ведь сдал за последний месяц, потому что переживал из-за тебя! Из-за тебя дурака! — сестра колотит по моей груди. Понимаю, она на эмоциях, но ее слова словно смертоносные стрелы пронзают сердце насквозь. — Последней каплей стала новость о твоей женитьбе! Ты бы хоть чуть-чуть подождал после развода! Знаешь, он даже в лице изменился, когда узнал! Но ты же у нас теперь думаешь только о себе! О себе и своей…

Притягиваю Надиру к груди и крепко прижимаю, пока она не выпалила это плохое слово. Она плачет и пытается вырваться, но вскоре обмякает в моих объятиях и жалобно всхлипывает. Я и без ее упреков знаю, почему он умер — остановка сердца во сне.

Когда Надира, наконец, успокаивается, то просит меня оставить ее одну. В дверях же меня догоняет тихо сказанная фраза:

— Знаешь, а ведь она все еще любит тебя. Дурочка.

— Зачем ты мне снова о ней говоришь? — роняю голову на грудь, но не оборачиваюсь

— Чтобы ты понял, что по-настоящему любящая женщина отпускает, даже если любит и даже если ей больно. Потому что она хочет, чтобы человеку, которого она любит было хорошо. Пусть и не с ней.

Мне нечего ей ответить. Выхожу из детской и закрываю за собой дверь.

Спускаясь на первый этаж, замечаю Элю, которая растерянно стоит у стены, обняв себя за плечи. Увидев меня, облегченно вздыхает. Подхожу к ней ближе и увожу под лестницу, чтобы поговорить.

— Эль, почему не позвонила? — спрашиваю шепотом.

— Таир, прости. Я не хотела тебе мешать. Но я хотела разделить с тобой твое горе, — она гладит меня по предплечью и это успокаивает, особенно после скандала с сестрой. — Ты злишься?

— Да, — сильно сжимаю пальцами переносицу. — Ты должна была спросить меня, позвонить, посоветоваться.

— Я не хотела тебя тревожить, — оправдывается. — Но я подумала, что как твоя жена должна выразить соболезнования твоей маме.

— Мы бы пришли с тобой позже. Ты сейчас подставляешь себя под удар, Эль. Женщины только и ждут, чтобы перемыть тебе кости.

Стоит, потупив взор. Дрожит и сжимает ремешок сумки.

— Я не подумала об этом. Ты прав. Мне здесь не рады.

Касаюсь ее руки и замечаю слезы в глазах.

— Всему свое время. Просто в следующий раз советуйся со мной. Я вырос в семье, где слово мужчины — закон. Поэтому давай ты сначала спросишь, а потом сделаешь?

— Я поняла, — проговаривает Эля вполголоса.

— Алан с кем?

— С няней, но я уже хочу уехать.

— Я не могу тебя отвезти. Из морга позвонили, сказали, что можно забрать тело. Здесь сейчас всем будет тяжело, поэтому лучше езжай домой.

— Хорошо. Ты поздно приедешь?

— Я останусь здесь ночевать.

Замечаю, как задрожал ее подбородок.

— Да, хорошо, — кротко соглашается она.

Хотелось бы сейчас обнять ее, но не могу — это не для лишних глаз, потому что злые языки некоторых родственниц потом разнесут все по-своему.

Проводив Элю, сажусь в автомобиль и еду в морг. Подписав все документы и забрав заключение, жду катафалк для перевозки тела папы. Знаю и боюсь того, что случится, когда мы занесем его в дом. К этому невозможно подготовиться. Это надо просто прожить.

Одну из комнат полностью освободили, чтобы положить в нее отца. Мама, сестры, тети громко оплакивают его, а меня трясет. Я не могу показывать своих эмоций сейчас, мне надо быть сильным. Слышу, как громко плачет мама, зовя папу по имени и трогая его ноги. Как сестры едва не срываются на крик и поддерживают друг друга. Замечаю у двери маленькую фигуру в белом платочке. Она прячет лицо в ладонях и дрожит. Я не имею права подходить к ней, потому что знаю — она меня ненавидит. Но все же неведомая сила подталкивает меня к ней. Приблизившись к Сабине, обнимаю ее и утыкаюсь подбородком в макушку.

— Тише, тише.

Она крепче прижимается и ничего не говорит, только плачет навзрыд. Чувствую на себе взгляды родни, но мне уже все равно. Я очень сильно виноват перед ней и если хоть так могу помочь ей пережить очередное горе, то буду рядом.

* * *

Когда отчий дом погружается в тишину, а за окном правит глубокая ночь, захожу в комнату, включаю настенный ночник и подхожу к телу отца, что лежит на полу. Падаю рядом с ним на колени и вглядываюсь в его лицо. В тусклом свете мне кажется, будто на нем застыла умиротворенная улыбка. Словно он спит и видит хороший сон. К своему удивлению я замечаю, что папа стал как-то короче, несмотря на то, что был высоким и статным. Вспомнились события из детства и юности, его наставления, похвала, а потом…последние слова перед моим уходом из дома.

Чувство вины за его смерть не покидает и не покинет, наверное, никогда. Оно тяжким грузом теперь всегда будет лежать на душе. Я подвел его. Страшно подвел. Все сделал не так, забыл, чему он учил меня, совершил столько ошибок. Анализируя события последних лет, я понимаю, что не был счастлив в браке и сделал несчастной жену. А когда я стал счастливым рядом с любимой женщиной, все равно продолжал мучить жену, хотя должен был сразу во всем признаться. Если бы я пришел к Сабине после того, как понял, что люблю Элину, все было бы по-другому. По крайней мере, честнее. Судьба столько раз подталкивала меня к действиям, а я откладывал все на потом, боясь разрушить наш привычный мирок и выйти из зоны комфорта, боясь отцовского гнева и презрения родственников.

Мне все равно теперь, что говорят обо мне окружающие. Но мне не все равно от того, как смотрят на меня самые близкие. Надира права, я трус. Отец был прав —