Он. Она. Другая (СИ) - Лия Султан

Фирузы, вокруг курток повязаны белые пояса — символ траура по близкому человеку. Такой же должен быть у Таира, но я не вижу его среди собравшихся. По нашим традициям все зеркала в доме накрыты плотной тканью. Жена, дочери, сестры и племянницы умершего плачут навзрыд каждый раз, когда кто-то приходит выразить соболезнования. В комнатах на первом этаже сидят женщины в платках. А у свекрови, золовок и теть они белоснежные. Потому что белый у нас — цвет чистоты и скорби.

Я приехала, как только отпросилась с работы. В доме уже много народа, но я сразу же прохожу в зал и выражаю свои соболезнования.

— Кызым! Кызым! — плачет свекровь. — Нет больше папы! Как же так?! Вчера только все было хорошо!

— Апа, держитесь! — слезы текут по лицу, а внутри все сильно сжимается от боли и обиды за дада. Ведь только 1 января виделись и ничего не предвещало.

Замечаю, что смотрят на меня с сочувствием и интересом — все ведь уже знают, что мы с Таиром развелись из-за его второй семьи. Шила в мешке не утаишь. Свекровь просит, чтобы я побыла рядом с ней. Фируза уступает мне место, я сажусь на стул и беру апа за руку.

— Ни на что вчера не жаловался, — говорит она в пустоту, вытирая глаза платком. — Ночью лег спать, а утром не проснулся. Ты же знаешь, Сабина, он всегда вставал, двор от снега чистил.

— Да, — уголки губ подрагивают, — говорил, что это у него такая зарядка.

— А тут не встал. Начала будить, — подбородок ее трясется и она снова срывается. — А он уже холодный. Ой, Масимжан, Масимжан! Почему ты нас оставил? За что?

Женщины в комнате тяжело вздыхают, одна из них — старая и уважаемая соседка под 90 лет, говорит:

— Такая смерть — подарок. Не болел, не страдал, просто уснул и ушел. Время его пришло, значит.

— Молодой ведь еще, семидесяти нет, — причитает сестра свекра.

— Аллах призвал его к себе, пока он спал, — отвечает та самая бабушка, одетая во все белое. Цвет ее наряда говорит о том, что она совершила хадж. От того и называют ее “Мехрим-хаджим”.

Посидев немного со свекровью, встаю и иду на кухню, узнать, чем я могу помочь. По правилам, в доме усопшего не готовят, но едят. Блюда приносят соседи, они же могут помочь обслуживать гостей. В такие дни назначается “старшая по хозяйству” — активная и бойкая женщина из числа родственников или соседок. Она руководит процессом на кухне, встречает гостей и разруливает бытовые вопросы. Сейчас на себя все обязанности взяла Зухра-хэдэ, что живет напротив. Ее сноха Лейла сегодня по подхвате.

— Сабина! — восклицает Лейла, когда я вхожу на кухню. — Проходи, дорогая!

— Как ты? Как дочка? — интересуется она, разливая по большим пиалам “аткян-чай” (уйгурский чай с молоком и солью).

— Нафиса в садике. А с работы я отпросилась.

— А мне на работу после Рождества, так что я пока здесь помогу, — слегка улыбнувшись, говорит Лейла.

— Чем мне помочь?

— Надо разнести по комнатам чай.

— Хорошо, — с готовностью подхожу к столу.

— Сабина, иди сюда, — зовет Зухра-хэдэ. За ее спиной стоят мои бывшие золовки.

Подхожу ближе и вижу в руках женщин белый платок, сложенный треугольником.

— Сними свой, повяжу тебе этот, — командует Зухра.

— Но я уже не келин в этом доме. Не близкая родственница, — растерянно смотрю то на нее, то на сестер Таира.

— Рахилям сказала, чтобы я тебе белый одела.

— Папа тебя любил, как дочь, Сабина, — говорит Надира. — Все это знают.

Стягиваю с головы свой платок и наклоняюсь. Зухра покрывает волосы белой тканью и туго завязывает под хвостом. Когда она выходит из кухни, спрашиваю Надиру:

— А где Таир?

— Решает организационные вопросы. Папу увезли в морг на вскрытие, полиция приезжала, сказала: такой протокол. Вот Таир теперь ездит по инстанциям. Обещали, что после обеда отдадут тело.

По нашим традициям, тело покойного должно провести ночь в своем доме, а на следующий день, до полудня умершего нужно похоронить. На кладбище едут только мужчины, а женщины остаются готовить поминальный обед. Раньше мы накрывали стол в доме: сначала для женщин, затем для мужчин. Сейчас для этого есть большие залы в кафе, потому что обычно на поминках собираются двести-триста человек. Чем больше, тем лучше.

— Ясно, — коротко отзываюсь я, и больше о бывшем муже не спрашиваю.

Несмотря на рабочий день, люди все идут и идут, чтобы выразить соболезнования. Все же дада был “жигит-биши” — главой местной уйгурской общины и уважаемой. Приезжают мои тетя, дядя, Ирада, Шамиль и Бахар — еще один двоюродный брат. Сестра сидит недолго, потому что ей еще за Нафисой в садик ехать. Вечер они проведут вместе, пока я не вернусь.

— Ты правильно сделала, что пришла, Сабина, — тихо говорит чон-апа. Она у меня очень деятельная, строгая, но справедливая. Таира, Надиру и Фирузу знает с детства, так как много лет дружит с моей свекровью. Именно чон-апа познакомила нас. И когда Таир ушел к другой, она его возненавидела. — Я тобой горжусь.

— Я по-другому не могла, — отвечаю, сдерживая рыдания.

— Я знаю, — гладит меня по спине.

— Девочки, ой что творится! — на кухню с улицы заходит двоюродная сестра Таира — Рано (ударение на о — прим. авт).

— Что такое? — удивленно вскидываю брови. Вид у нее возбужденный.

— Пришла новая жена Таира!

— Как? — Лейла застыла с половником в руке, а я оцепенела.

— Как жена? — дрожащим голосом переспросила.

— Да, — тихо отозвалась Рано. — Ты не знала? Он же женился прямо перед Новым годом.

— Нет…я не знала, — тошнота подкатывает к горлу.

Тетя в гневе шепчет ругательства на родном языке, а я останавливаю ее, положив ладонь на ее руку.

— Не надо, — смотрю на нее отрешенно. — Мы развелись. Он свободный человек.

— Ты хоть и говоришь так, но у тебя на лице все написано, — замечает чон-апа. Как же так? Я ведь каждый день твержу себе, что надо жить дальше.

— Все нормально. Правда.

— Это правда? Она пришла? — Надира негодует.

— Да, — подтверждает Рано. — Стоит на улице. Сейчас зайдет, наверное.

— Правда, да? — вслед за старшей сестрой на кухню залетает Фируза.

— Правда-правда. Зачем пришла? Он ее привез? — сокрушается старшая золовка, глядя на Рано.

— Нет, кажется одна.

— Что будем делать? — Фируза кусает губы.

— Здравствуйте.

Мы все оборачиваемся на тихий, незнакомый голос. В дверях стоит та самая Элина — новая жена Таира. На ней закрытый пуловер, широкие брюки и темный платок, который она машинально поправляет. Она красива даже без макияжа от того, что черты лица очень