Отрок. Женское оружие - Евгений Красницкий

— Вот и ответ вам. Чтобы каждая завтра к вечеру себе изготовила такую же, но побольше раза в два. Наберете мешок желудей и возьмете у Плавы гороха. Я и наставники будем вам кидать туда — за провинности горох, за успехи — желуди. А потом и посчитаем… Вот у кого желудей окажется меньше… А будете сами тайком в туеса что-то подкладывать, я — горсть гороха сыпану, не пожадничаю. Ясно?

Девки вразнобой закивали, но Анна нахмурилась и снова гаркнула:

— Как отвечать надобно, дурищи сиволапые? Голос пропал? Ясно, я вас спрашиваю?

— Так точно, ясно… — все еще вразнобой загалдели потрясенные новшествами девчонки.

— Не слышу! Ясно?!!

— Так точно! — На этот раз ответ прозвучал почти слаженно. Анна вздохнула и не стала настаивать дальше, видно решив, что на первый раз и этого достаточно.

«Ой, совсем боярыня девчонок запугала. Но так, наверное, и надо — дело-то какое невиданное: девок, ровно воинов, учить. Мне вроде и вмешиваться пока не след, но ведь замуж их готовить она собралась, а не в бой…»

Аринка про себя решила, что непременно поговорит об этом с Анной при случае, а пока просто прижала к себе все еще испуганных сестренок.

— И еще, — уже напоследок вспомнила Анна, — больше я вас по утрам поднимать не буду. Старшая этим займется — каждый день другая. Она за всех передо мной и ответит. И за проспавших, и за непорядок. И за нерадивость или лень вашу вместе с провинившимися ей отвечать, если не пресечет. Она же с вечера проследит, чтобы в умывальню воду натаскали. А вы ей подчиняться будете, как отроки урядникам: все в этой шкуре по очереди побываете. Ясно?

— Так точно!

Анна оглядела девок, на миг задержалась глазами на Машке, проскочила мимо поскучневшей лицом Аньки и остановилась на Проське:

— Прасковья!

— А?.. То есть слушаюсь… — поспешно откликнулась та, не слишком радуясь вниманию боярыни.

— Завтра старшая ты. За подъем и построение тоже ты отвечать будешь. За проспавших и сама без завтрака останешься, если растолкать не сподобишься. Ясно?

— Так точно! — Проська ответила бодро, но на лице явно читалось сомнение — счастья по поводу своего завтрашнего старшинства девка, видимо, не испытывала…

Вот эти-то новшества и лишили девиц аппетита. Даже Плава заметила и встревожилась — уж больно вяло девчонки ковыряли ложками в мисках. Одна Млава уплетала за обе щеки, посматривая голодными глазами в сторону общего котла. Но Анна категорически запретила давать ей добавку.

— И так уже порты на заднице трещат! Чтобы я тебя рядом с кухней и не видела! А ну пошла на улицу!

Стешка с Фенькой хоть и рвались на посиделки со старшими, но заметно было — клюют носами, устали уже от новых впечатлений, от беготни и игр. Аринка проследила, чтобы они умылись на ночь, уложила спать, а сама вдруг поняла — не заснет. Рано еще, на улице светло по-летнему, до отбоя, как тут называют отход ко сну, далеко, да и маетно как-то на сердце. Не тревожно, как было в дороге или по приезде в Ратное, когда ожидала решения старшего Лисовина, нет. Скорее радостно и спокойно, и чувство такое, словно не в чужом она месте, а дома. Сама себе подивилась, но ощущение это не проходило — будто она из долгого странствия к родному порогу вернулась, и не новое вокруг узнает, а забытое вспоминает. И главное — Андрей здесь. Вот он-то и правда — родной и близкий теперь, будто всю жизнь только его искала и ждала.

Не сиделось ей в горнице, вышла на улицу и повернула в ту сторону, откуда слышалась удивительная музыка и звонкие голоса.

Вечерние посиделки с песнями поразили Аринку несказанно, не просто поразили — околдовали! Она раньше не только не слыхивала ничего подобного, но даже и не подозревала, что такое вообще может быть! Ничего похожего на тот напевный речитатив, к которому она привыкла — размеренный, неторопливый, продолжительный, под который так хорошо долгими вечерами рукодельничать или заниматься какой-нибудь другой домашней работой.

Да и само пение было необыкновенным. Начать хотя бы с того, что руководил пением (именно водил руками) отрок Артемий. Его руки не просто двигались в лад с песней, а постоянно подавали какие-то знаки, заставляя поющих изменять тон голосов, приказывая умолкнуть какой-то части хора, а то и оставить только один голос. И певцы эти знаки понимали и беспрекословно им подчинялись, так же, как и музыканты, столь ловко подыгрывающие поющим, что порой и не различить было, где голоса, а где музыка. То укорачивая, то растягивая звуки, то возвышая, то понижая тон, хор выводил нечто такое… Аринка и слов не знала, чтобы даже не описать, а хотя бы правильно назвать получающееся… волшебство. Да, именно так — волшебство, иначе и не скажешь.

Можно было бы сравнить это чудо с церковным пением, но смысл выпеваемых слов был не возвышенным, обращенным к Небесам, а наоборот — земным, говорящим об обычной жизни обычных людей, но тоже диковинным. Вместо привычных, подробных, повторяющихся описаний и повествований слова этих чудесных песен были удивительно емкими, вмещающими в несколько фраз так много смысла, что размышлять над каждой песней можно было бы, наверное, целыми днями. Одна беда — коротки были те песни. Только заслушаешься, только переполнишься чувствами, которые несут музыка и слова, а уже и конец! Но и огорчаться долго не приходится — звучит новая песня, творится новое волшебство.

У отроков, правда, получалось похуже, чем у девиц. Ну да оно и понятно — возраст такой, голоса ломаются.

«А девицы-то в крепости — певуньи. Ой, да где они не певуньи? Только ТАКОГО пения не то что в Турове, но и в самом Киеве, наверное, никто не слыхивал! В Турове… Боярыня же говорила, что нечем девчонкам стольный город поразить. Так вот же чем — песнями! Народ толпами валить будет, чтобы хоть краем уха эдакое услышать! Про птицу Сирин только в сказках рассказывают, а тут живые красавицы поют! Вон как у них глаза-то блестят! Лица-то какие выразительные! Они же не просто так слова выговаривают — они эти песни ПРОЖИВАЮТ! Да наверняка найдется не один муж, который от такого пения голову потеряет. Значит, есть чем девчонкам зацепить Туров, интерес к себе привлечь. Конечно, на одном пении в палаты боярские да хоромы купеческие не въедешь, женихи-то не столько дев сладкоголосых ищут, сколько выгодный брак, и боярыня этого не понимать не может, да знает, на что рассчитывает. Ну тут уж не наша забота — мужи на то есть, чтобы такое решать, а вот стать первыми среди равных — среди таких же невест, но из других боярских родов, знатнее и богаче лисовиновского — это можно. Конечно, постараться придется потом, чтоб сохранить этот интерес, показать, что не только пением мы богаты, а это уже посложнее будет. Не только Анютку — всех девок еще учить и учить придется. Ой, „мы богаты“ — это я уже как о своем думаю. Да так оно и есть теперь, чего себя-то обманывать? Мое тут теперь все! И сама не заметила, как оно так получилось. Значит, и это дело тоже мое будет. Вот только как бы боярыня не сочла, что я ей в помощницы набиваюсь, потому что в ее силах сомневаюсь? Невместно мне пока вперед самой вылезать, сегодня утром уже вылезла — спасибо, сошло на первый раз. Поосторожней надо бы. И Андрея подвести не хочется… Ой, мамочки! Андрей!»

Занятая этими раздумьями, Аринка и не видела, как он подошел. Не было его на посиделках, вот только что в ту сторону глядела — один Алексей скучал у стены, а теперь рядом с ним Андрей стоит. И смотрит на нее, и словно спрашивает о чем-то. Нет, не спрашивает, просто смотрит, как тогда на крыльце. А девки тем временем выводили чудные и складные слова очередной песни:

Женская доля такая:Воле судьбы не противиться,Чьей-то любви уступая,Гордо назваться счастливицей.

А ведь словно про нее поют! Не так ли и было у них с Фомой? Ведь и верно: его любви уступала и отвечала на его любовь. И в голову тогда не приходило, что иначе быть может. А вот Андрея… его не в ответ, не за что-то полюбила, просто потому, что есть он на свете. Пересеклись в единый миг нити их судеб, связались в узелки, словно плетение в руках мастерицы, и стали единым узором. И не распутаешь уже их, не расплетешь.

И жизнь считать волшебным сном,Судьбу благодарить.И день за днем, и день за днемСлова любви твердить.

Судьбу? Судьбу благодарила — самой себе врать смысла нет, а волшебный сон… Только сейчас и поняла, что это такое!

Другому я бы солгала,Тебе ж душой не покривлю:Я лишь тебя всегда ждалаИ лишь тебя люблю!

Аринка даже вздрогнула, так созвучно было то, что выводили сейчас сладкоголосые певуньи, ее думкам. И сама не поняла, в ответ на что — на эти слова или на Андреев взгляд — чуть ли не вслух произнесла: