Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

советую вам потратить ваши иены на сакэ и хороший обед в «Тако», раз уж вы так дружите с этим прохвостом, а старый Нагасима как-нибудь обойдется без лишних денег – к чему они ему на морском дне?

Такизава, услышав этот ответ, жалобно застонал и схватился свободной рукой за волосы на затылке.

– Как же так?! Выходит, и вправду может получиться, что мы застряли здесь на несколько дней?! Как же моя Ёрико… она ведь ждет меня! Да она ведь решит, что я нашел себе здесь девчонку и изменяю ей, прикрываясь тайфуном и землетрясением! Господин Нагасима, ну пожалуйста, отвезите нас в Кова! Я возмещу вам пять… нет, десять стоимостей билета… хотите, все сто?!

Работник станции посмотрел на него с искренним сочувствием. Старый рыбак снова угрюмо покачал головой и надвинул свою салатовую бейсболку на глаза.

– Говорю же, нельзя сейчас в море выходить. Что вы как дети малые заладили: отвези да отвези, Нагасима… подождет там ваш банк и твоя девушка, что с ними станется за несколько дней? У меня, если хочешь знать, тоже была в твоем возрасте смазливая девчонка, а посмотри на нее теперь, а еще лучше послушай, как она рот откроет, – вмиг расхочется с ними связываться, так что я бы на твоем месте так сильно не переживал.

– Послушайте, Нагасима-сан, – вмешался работник станции, – да ведь вы сами только что говорили, если кому суждено умереть от болезни или просто от старости, тот ни за что не утонет в море? Тут плыть-то всего двадцать минут, а на вашем сейнере и того меньше, обернулись бы до полудня.

– Так-то оно так… – Рыбак наклонился и затушил свою сигарету об исчерканный темными полосами асфальт. – Так-то оно так, только вот почем я знаю, кошачья твоя башка, какой именно смертью мне суждено помереть, а? Молчишь? Вот то-то и оно.

– Пойдемте, Такизава-сан, – Александр взял Такизаву за руку. Тот, похоже, был готов расплакаться. – Возьмем вам кофе и согреемся немного.

– Да… конечно… – Пробормотал Такизава. – Но… все-таки…

– Арэкусандору-сан прав, – согласился Кисё, и Александру послышалось в его голосе неподдельное огорчение. – Вам нужно немного отдохнуть.

– Вот ведь дурни… сразу понятно, городские… – Донеслось до Александра, когда за ними закрывались прозрачные двери пустынного здания порта.

В небольшом зале ожидания на выложенном мелким серым кафелем полу рядами стояли мягкие скамейки, обтянутые серым кожзаменителем. На стенах были развешаны плакаты с туристическими картами Химакадзимы и ближайших островов Сакусимы и Синодзимы, реклама гостиниц и ресторанов (у «Тако», отметил про себя Александр, был самый красочный плакат с большим нарисованным осьминогом в повязке-хатимаки), расписания поездов от Нагоя до Кова и паромов «Хаябуса» до островов. На автомат по продаже билетов скотчем был наклеен вырванный из блокнота листок с надписью маркером «косё: тю:»[226] и зачем-то подпись латиницей kosho- chu-, как будто случайному иностранцу это могло сообщить больше, чем иероглифы. Небольшой магазинчик с сувенирами и местными закусками тоже был, как и следовало ожидать, закрыт. У противоположной от выхода стены стояла витрина с несколькими куклами даси-каракури[227], масками из папье-маше и фотографиями праздников, проводившихся в окрестных городах. Возле витрины светился красными и зелеными кнопками автомат с напитками, над которым на стене были подвешены большие часы эпохи Мэйдзи – с круглым циферблатом и мерно раскачивавшимся из стороны в сторону маятником. В тишине было слышно, как работает часовой механизм.

– Надо же. – Кисё, подойдя к автомату и закинув в него мелочь, с любопытством взглянул на часы. – Как новенькие, и не скажешь, что им больше ста лет.

– На них в свое время была большая мода. У моих родителей тоже были такие, черные, там должна быть надпись Made by Meiji Clock Corporation Nagoya, Japan, – отозвался Такизава, устало опустившись на скамейку. Английские слова он произнес с сильным акцентом, но Кисё, разглядывавший циферблат, утвердительно кивнул. – Я их в детстве побаивался.

– Побаивались?

Автомат с грохотом выдал три бутылки горячего латте.

– Мама, оставляя меня дома одного, всегда их останавливала, а потом забывала завести, так они и висели у нас в гостиной и почти всегда показывали неправильное время. Мама, когда это наконец замечала, сердилась и ругала меня за то, что часы приходится так часто останавливать, хотя завода у них хватает на месяц. – Такизава на мгновение задумался. – Женщины всегда так: сначала сделают что-то ради тебя, а потом ты у них виноват.

– Вот как… – Кисё вернулся с латте и вручил его Такизаве и Александру. – Остальное там, к сожалению, все холодное.

– Спасибо вам. – Такизава взял бутылку обеими руками и крепко сжал, согревая пальцы. – Без вас мы бы пропали.

Он испытующе посмотрел на Кисё, как будто ожидая, что тот ответит на какой-то его вопрос, но лицо официанта оставалось приветливо-непроницаемым.

– Эти часы и сейчас находятся в доме ваших родителей, Такизава-сан? – Спросил Александр, почувствовав, что пауза становится неловкой.

– Нет… – Такизава опустил глаза, сделав вид, что внимательно рассматривает этикетку на своей бутылке латте. – Когда я поступил в университет, мама сдала их в антикварный магазин – сказала, что не хочет, чтобы в доме была вещь, которая мне не нравится. Какой смысл было избавляться от них, если я уже не жил дома? Наверное, они просто ей надоели… их нужно было заводить, да и пыли на них скапливалось столько, будто они ее притягивали: на всех выступах и на резной завитушке сверху почти всегда лежала пыль.

Кисё присел рядом с Такизавой и открутил крышечку у своей бутылки латте. Александру был виден его профиль с немного приплюснутым носом: обыкновенный молодой японец из тех, с кем Александр каждый день ездил на работу в банк в Нагоя. Уголок его рта был все еще приподнят в улыбке, как будто он вспоминал о чем-то приятном.

– Я их хорошо помню, точно такие же были, – Такизава кивнул на висевшие на стене часы. – Ребенком я смотрел на них по вечерам в воскресенье и был уверен, что только из-за них придется идти завтра в школу, а потом они отсчитывали последние дни перед вступительными в университет. Когда мы начали встречаться с Ёрико, мне казалось, что, где бы мы ни были, старые часы Мэйдзи притаились в темной нише и считают минуты, приближая наше расставание.

– Вот как… – Кисё сделал глоток латте, и на его лице отразилось недовольство. – Аа, ну вот, совсем не сладкий, неужели так трудно было положить в него немного сахара… У моего брата в Киото есть один знакомый мастер: если принести ему часы и попросить по-особенному их настроить, он может так изменить механизм, что часы будут прибавлять время – немного, всего-то пару часов в сутки или несколько дней в году, но если речь идет о золотой неделе[228] или о свидании с девушкой, это не так уж и мало.

– Это тоже у того брата, который лис? – Спросил Александр.

– Лис? Да, пожалуй, что у него…

Такизава невесело улыбнулся:

– Спасибо вам, Камата-сан.

– Лекарство вам помогло?

Александр в очередной раз подавил в себе желание хорошенько встряхнуть официанта. Такизава медленно кивнул:

– Да, мне уже гораздо лучше. Даже удивительно.

– Я очень рад, Такизава-сан.

– Вот ведь старый пердун! – Голос Акио заполнил тишину зала, и Александру показалось, что даже стекло в витрине с куклами слегка задрожало. – Упрямый старый зануда, чтоб тебе пусто было! Чтоб тебе провалиться к такой-то матери!

– Доброе утро, Игараси-сан, – Кисё привстал со скамейки и поклонился.

– Аа, и ты здесь, Камата! – Парень подошел к ним: лицо у него раскраснелось, как после долгого бега, и было покрыто то ли капельками пота, то ли дождевой влагой, волосы и одежда насквозь промокли. Он энергично пожал руку официанту, потом обратил внимание