Там, где меняют законы (сборник) - Юлия Латынина

Все молчали. Извольский поздоровался с Черягой за ручку, и проковылял к креслу. Вышколенные охранники стали расставлять на столе приборы для ужина: салфетки, тарелки и пузатенькие разнокалиберные бокалы, каждому – по три зараз. Тарелок они поставили три штуки, и Ольга, как самая домовитая, окликнула их:

– Нас здесь четверо.

– Извини, Оленька, – сказал Извольский, – мы пообедаем втроем. Нам есть о чем поговорить. В чисто мужской компании.

Ольга обиженно пожала плечиками и заложила ножку за ножку. Юбочка, которая была на ей надета, была очень короткая, и и так как кресло, в котором она сидела, было очень глубокое, казалось, что юбочки у Ольги нет вообще. Ольга опустила длинные ресницы и тут же, очаровательно взмахнув ими, посмотрела на гендиректора.

Извольский сидел за столом, помятый и с угольной крошкой, набившейся в уголки глаз, и смотрел на нее приблизительно тем же взглядом, каким он смотрел бы, к примеру, на сляб. Впрочем, это было не совсем верно. На сляб директор меткомбината может, еще и обратил бы внимание.

Ольга по-птичьи наклонила головку и снова взмахнула ресницами.

– Кисонька, – проговорил Извольский, – я не люблю повторяться. Если тебе непременно хочется доставить мне удовольствие, мы можем заняться этим попозже.

Ольга обиженно встала и вышла из гостиной.

Хорошенькая горничная вкатила в гостиную столик с ужином. Охранник в черных штанах и белой рубашке принялся помогать ей расставлять еду. Еды было много, и это заняло некоторое время.

Извольский взял со стола бутылку «Пшеничной», свернул ей горлышко и начал разливать водку. Гостям он налил по рюмочке, а себе – полстакана. Тут же, не дожижаясь сотрапезников, эти полстакана хлопнул, хотел было налить еще, но потом раздумал и принялся запихивать в рот мраморные ломтики осетрины.

Извольский ел жадно, захапывая пищу со скоростью угольного комбайна, и Черяга исподтишка наблюдал за ним. Почему-то ему вспомнился один из пойманных им маньяков, который баловался супчиком из человечьих ребрышек. После обыска в его доме Черяга месяца два не мог есть мяса. Вот и сейчас Денису казалось, что господин Извольский может слопать человека с такой же легкостью, как и креветку.

– Ты что ничего не ешь? – вдруг спросил Извольский, в упор глядя на гостя.

– Меня весь день кормили, – отозвался Денис, – так что я сытый.

Извольский поставил перед собой большую, накрытую крышкой тарелку, и с упоением втянул сытный мясной дух. Откинул крышку и заработал челюстями на манер землеройного автомата.

Наконец с едой было покончено. Извольский махнул своим гостям, и они прошли на застекленную террасу, где уже предупредительно ждали три мягких плетеных кресла вокруг столика, на котором дымились чашечки кофе.

Извольский хлебнул кофе, откинулся в кресле и уставился на Черягу своими холодными голубыми глазами.

– Ну что, Денис, – спросил директор, – ты у меня ничего не хочешь попросить?

– Хочу, – сказал Денис, – позаботьтесь об Ольге. У нее будет ребенок, и она, кажется, очень любит детей. И совсем не любит свою нынешнюю профессию.

– Мы говорим не об Ольге, а о тебе.

– У вас я ничего просить не буду, – сказал Денис.

– Все еще не можешь простить мне брата?

Денис помолчал.

– Скажем так – я таким, как вы, не могу простить Россию.

– Дур-рак ты, Денис! – не сдержался сбоку Калягин.

– Кстати, Володя, – обернулся Черяга, – а мне так и не объяснят, что же случилось с уважаемым предпринимателем Александром Фадариным по кличке Негатив?

Калягин замялся, а Извольский вместо ответа поднял за хлястик спутниковый телефон.

– Не понял.

– Я позвонил Премьеру и сказал ему, что Негатив его продал. Что когда он был в свите Володарчука, мы зашли в комнатку и потолковали по душам. И что Негатив мне объяснил, какая сволочь Премьер и как он задумал меня кинуть. Мы немного поговорили, и он выпросил у меня тридцать процентов завода, если во время ночной разборки он застрелит Премьера.

– И он поверил?

– Не совсем. Но бандиты – люди подозрительные. Я посоветовал ему посмотреть в глаза Негатива при встрече, а ее лучше, приглядеться, нет ли на нем бронежилета. Я ему сказал, что вряд ли на мирную стрелку Негатив придет в бронежилете

– И что дальше?

Директор развел руками.

– Дальше я позвонил Негативу и сказал, что Премьер его продал. Что он рассказал мне о том, как вы задумали развод с подставой, но что его одолели сомнения, и он решил, что я более надежный партнер, нежели Негатив. И что он выпросил у меня тридцать процентов завода, если во время ночной разборки он застрелит Негатива.

– И он купился?

– Нет. Но бандиты – люди подозрительные. Я ему посоветовал посмотреть в глаза Премьеру и пощупать, нет ли на нем бронежилета.

– И что произошло?

Извольский пожал плечами.

– Я там не присутствовал. Не знаю, кто стал стрелять первый. Но, насколько я знаю от ментов, бронежилеты были на обоих.

– А я знаю, – сказал Черяга.

– И кто же это был? – насмешливо осведомился директор.

– Калягин.

Голубые с паволокой глаза Извольского вонзились в следака. Глава федерации дзюдо города Ахтарска безмятежно улыбнулся.

– Ведь вы его за этим отпустили ночью? – спросил Денис, – Я, конечно, понимаю, что Негатив с Премьером друг к другу относились без большого доверия, а ваши звонки и вовсе разбередили им душу. Но ведь это было ненадежно. А вдруг они все-таки решат перебазарить и выяснят, что никто никого не продавал? А вот если во время стрелки кто-то начнет палить из-за кустов, желательно в обе стороны сразу, то тут уж будет не до разговоров… Так?

– Допустим, что так, – усмехнулся Калягин.

– И какая награда ждет героя? – осведомился Денис.

– Володя возвращается в ментовку, – сказал Извольский.

– Кем?

– Начальник городского УВД, а дальше посмотрим. Меня как-то очень разочаровало поведение Могутуева во всей этой истории.

– Вот как? – усмехнулся Черяга, – а я думал, вы предложите ему что-то другое. Например, стать вашим замом. По безопасности.

– Пост зама гендиректора по безопасности, – сказал Извольский, – я бы хотел предложить тебе.

Денису показалось, что он ослышался.

– Мне? За что?

Теперь Извольский смотрел Денису прямо в глаза. Сила возвращалась во взгляд гендиректора, быстро, как вода заполняет закрытый шлюз, и у Черяги было неприятное чувство, будто Извольский видит у него каждый позвонок и цвет надетого на Денисе белья.

– Говорят, что в России все кидают друг друга, – сказал Извольский, – Неправда. Есть куча людей, которые никого не кидают. Но, к нечастью, эти люди – дураки. И есть куча умников. Но так уж исторически сложилось, что они кидают всех, кого можно.

– Вы относитесь ко второй категории, Вячеслав Аркадьевич, не правда ли?

– Да. Но ты относишься к третьей. Самой редкой. Это люди, которые умеют думать и почему-то никого не кидают. И я хочу иметь такого человека при себе.

Денис ошеломленно молчал.

– Я ничего не понимаю в металлургии, – наконец сказал он.

– А я с тобой не о домнах буду советоваться.

Денис опустил глаза, и гендиректор неверно истолковал его молчание.

– Что ты забыл в Москве? – спросил Извольский. – комнату у кольцевой автодороги? Зарплату, которую второй месяц не выплачивают? Или, может, ты карьеру надеешься сделать? Так я тебя успокою – не дорастешь. Потому что взяток не умеешь брать. Или ты думаешь, что жизнь у нас только в Москве? А вот тут ты ошибаешься – кончилась Москва и началась Россия. В Москве только бюджет и банки, которые из бюджета деньги сосут. А мы, промышленность, – мы в другом месте! В Череповце! В Когалыме! В Саяногорске! В Тольятти! Ты кому хочешь служить – банкам? Чиновникам, которые из нас деньги пьют? Или тем, кто эти деньги делает?

Черяга про себя отметил, что Извольский неплохо осведомлен – насчет месторасположения черягинского жилья.

– Ты на мать свою посмотри, – продолжал Извольский, – в какой она развалюхе мается! Неужели не хочешь, чтобы она как человек жила? Я тебя за три месяца в особняке поселю, мать в швейцарскую клинику поедет…

– За чей счет? – спросил Черяга.

– Что?

– За чей счет особняк построишь?

Извольский усмехнулся.

– За чей счет, да? У меня лучшие рабочие по тысяче баксов получают. По договорам. Наверное, не совсем за счет рабочих, а?

– За счет налогов, – ответил Черяга.

– Ох ты бог ты мой, какой я преступник! – оскалился гендиректор, – взял деньги, которое правительство так хотело положить в банк забесплатно, чтобы затем взять в банке кредит под шестьдесят процентов, и отдал эти деньги напрямую ахтарской милиции. Ату его за это, собаками! Темный ты все-таки человек, Денис. Тебя еще просвещать да просвещать. Тебя, наверное, как с детства советской пропагандой контузило, так до сих пор и не отошел. Ну да ничего, я твоим просвещением персонально займусь.

– А ты не боишься, – улыбнулся Черяга, – что просветившись, я, как бы это сказать – кидать людей начну?