Сага о короле Артуре - Мэри Стюарт

Мордред, будучи на много лет моложе своего спутника, почти догнал его на подходе к роще. Там оба остановились.

Женщина услышала их и подняла голову. В звездном свете и в слабом отблеске костра стало видно, что перед ними не юная девушка, но седая старуха, лицо которой превратилось в застывшую маску страха и горя. Плач умолк — словно ее схватили за горло. Бедняжка оцепенела, широко открыла рот — словно готовясь закричать.

Бедуир протянул руку и быстро заговорил:

— Мадам… матушка… не бойтесь. Мы друзья. Друзья. Мы пришли помочь.

Захлебнувшийся вопль превратился в сдавленный всхлип. В темноте слышалось ее дыхание, короткое и прерывистое: старуха напрягала отсвечивающие белками глаза, тщась разглядеть чужаков.

Воины медленно подошли ближе.

— Успокойтесь, матушка, — проговорил Бедуир, — Нас послал король…

— Какой еще кораль? Кто вы?

Голос ее дрожал и срывался, но теперь уже не от страха: горе выпило все ее силы. Бедуир обратился к ней на местном наречии, и старуха ответила на нем же. В ее речи акцент ощущался заметнее, нежели у Бедуира, однако язык Малой Бретани был достаточно близок к островному, и Мордред с легкостью его понимал.

— Я Бедуир из Бенойка, а это Мордред, сын короля Артура. Мы люди короля, ищем леди Элен. Она была здесь? Вы приехали с ней?

Пока Бедуир говорил, Мордред подобрал с земли горсть сосновой хвои и обломок дерева и бросил это все поверх золы. Взметнулось пламя, растопка занялась. Мерцающее алое зарево осветило женщину, позволяя рассмотреть подробности.

На вид ей было лет шестьдесят; одета хорошо, хотя и просто. Платье перемазано грязью и изорвано, словно в отчаянной борьбе. Перепачканное лицо сморщилось от рыданий, на одной щеке огромным белесым пятном красуется синяк, на разбитых губах запеклась кровь.

— Вы опоздали, — проговорила она.

— Куда он делся? Куда он ее повез?

— Что до принцессы Элен, то вы опоздали.

Старуха указала на полуразрушенный курган. Мордред с Бедуиром оглянулись. Теперь, при свете разгоревшегося костра, стало видно, что нечто — точнее, некто — разворошил плотный ковер сосновых иголок. С кургана сняли камни поменьше, а поверх насыпали шишек и хвои.

— Все, на что хватило сил, — проговорила старуха, вытягивая вперед трясущиеся руки.

Охваченные ужасом и жалостью, Бедуир и Мордред глядели на израненные, кровоточащие, покрытые синяками ладони.

Рыцари подошли к кургану, где покоилось тело. Спрятали его плохо. Под слоем камней и сосновой хвои можно было различить лицо девушки, в потеках грязи, искаженное смертной агонией. Глаза закрыты, но рот навсегда застыл в немом крике, а шейка со смертоносными отпечатками на горле свернута на сторону.

Бедуир по-прежнему мягко — Мордред никогда бы не заподозрил в нем подобного качества — проговорил скорее про себя, нежели вслух:

— У нее прелестное личико. Да упокоит ее Господь.

А затем, обернувшись, прибавил:

— Не горюйте, матушка. Она отправится домой, к своим близким; там ждет ее королевское погребение, и пребудет она в мире со своими богами. А грязное чудовище сдохнет и попадет на растерзание к своим богам, и ждет его справедливое возмездие.

Бедуир снял с пояса флягу и, опустившись на колени рядом с женщиной, поднес горлышко к самым ее губам. Она отпила, вздохнула и мало-помалу слегка успокоилась. Вскоре она смогла рассказать рыцарям о том, что произошло.

Кто таков похититель, она не ведала. Но не иноземец; это она подтвердила к превеликому облегчению рыцарей. Говорил он мало и изъяснялся по большей части ругательствами, но и он, и его люди, вне всякого сомнения, были бретонцами. Рассказы о «великане» недалеко ушли от истины: то был громадный верзила, наделенный недюжинной статью, и обхватом, и силой, с оглушительным голосом и рыкающим смехом; сущий скот. Он выскочил из засады вместе со своими тремя прихвостнями, одетыми в лохмотья, точно заурядные воры, и своими руками убил четверых сопровождающих принцессы, не успели они прийти в себя от неожиданности. Оставшиеся четверо оказали доблестный отпор, но пали один за одним. Ее и принцессу уволокли прочь, а вторую прислужницу Элен оставили. «Бедняжка так визжала и причитала, что на месте негодяев я бы порешила ее тут же на месте», — съязвила кормилица. Уезжая, разбойники захватили и оставшихся лошадей, так что преследования они могли не опасаться.

— Они привезли нас к кромке воды. Было еще темно, и дороги почти не видно. Один остался на берегу с лошадьми, а остальные погребли сюда, к утесу. Моя госпожа едва не теряла сознание, я пыталась ее поддержать. Ни о чем другом и не думала. Скрыться от них мы не могли. Здоровяк — этот скот — отнес ее сюда, на вершину утеса. Остальные пытались потащить и меня, но я вырвалась — и бежать, а когда они убедились, что я ни за что не брошу госпожу, меня оставили в покое.

Кормилица откашлялась, облизнула рассеченные губы. Бедуир снова протянул ей флягу, но старуха покачала головой и вскорости продолжила рассказ:

— Об остальном я говорить не в силах, да вы, верно, уже и догадались. Двое меня держали, пока этот скот ее насиловал. А она-то выносливостью никогда не отличалась. Прехорошенькая была, но уж больно бледненькая, и в холодные зимы ей вечно недужилось.

Кормилица снова умолкла, понурила голову, судорожно сцепила пальцы.

— Он убил ее? — спустя какое-то время мягко спросил Бедуир.

— Да. Или, скорее, ее убило то, что он с ней сделал. Она умерла. Он выругался, бросил ее там, у камней, и вернулся ко мне. Я не кричала — они зажали мне рот своими вонючими лапами, — но боялась, что теперь они и меня убьют. А они затеяли такое… я и не ждала… мне ведь уже за шестьдесят, и ведь ни за что не подумаешь… Ну да полно об этом. Что было, то было, а теперь вы здесь и убьете грязное животное, пока он отсыпается после разгула.

— Леди, — горячо заверил Бедуир, — подонок умрет этой же ночью, если мы его отыщем. Куда они отправились?

— Я не знаю. Они поминали какой-то остров и башню. Больше ничего сказать не могу. О погоне они и не помышляли, иначе убили бы и меня. А может, эти животные думать вообще не умеют. Они швырнули меня на землю рядом с моей госпожой и бросили на произвол судьбы. Со временем я услышала перестук копыт. Думаю, они поехали на взморье. Когда я снова смогла двигаться, я похоронила госпожу как смогла. Я отыскала среди камней кургана тайничок, где кто-то — рыбаки, верно, — оставили кремень и кресало, и развела костер. Если бы не это, я бы, верно, здесь и умерла. Здесь нет ни пресной воды, ни пищи, а плавать я не умею. А если бы разбойники приметили пламя и вернулись сами, я бы умерла раньше, вот и все, — Старуха подняла взгляд. — Но вы… двое юнцов против этого чудовища и его приспешников… Нет, нет, не выслеживайте его сами. Возьмите меня с собой, умоляю, но его не ищите. Не хочу новых смертей. Передайте мой рассказ королю Хоэлю, и он…