Хроники Средиземья - Джон Толкин

Но в тот миг, когда Турин стоял свободный, готовый дорого продать свою жизнь в схватке с вымышленным врагом, в небе вспыхнула молния, и при свете ее он увидел у ног своих лицо Белега. И застыл Турин, окаменев, взирая на ужасную эту смерть и сознавая, что натворил: и так страшно было его лицо, озаренное блещущими молниями, что Гвиндор скорчился на земле, не смея поднять глаз.

А внизу, в лощине, пробудились орки, и лагерь закипел, ибо испугались они грома, пришедшего с запада, считая, что он наслан их великими Заморскими Врагами. Потом поднялся ветер, и обрушился ливень, и потоки хлынули с высот Таур–ну–Фуина; но сколько Гвиндор ни взывал к Турину, предостерегая его об опасности, тот не отвечал, лишь без движения и слез сидел среди грозы и бури над телом Белега.

Когда настало утро, гроза умчалась на восток через Лотланн, и взошло осеннее солнце, жаркое и ясное. Орки, считая, что Турин уже далеко отсюда и следы его смыты дождем, поспешно ушли, не обременяя себя долгими поисками, и Гвиндор видел издалека, как шагают они по курящимся пескам Анфауглита. Так и вернулись они к Морготу с пустыми руками, а в это время сын Хурина, обезумев, сидел на склонах Таур–ну–Фуина, отягощенный бременем более тяжким, чем прежние оковы.

Тогда Гвиндор попросил Турина помочь ему в погребении Белега; тот встал как во сне, и вместе опустили они Белега в неглубокую могилу, а рядом с ним положили его большой лук Белтрондинг, сделанный из черного тиса. Но злосчастный меч Англахель Гвиндор оставил, сказав, что пусть он лучше мстит прислужникам Моргота, чем бесполезно лежит в земле, забрал он также и лембас, дабы подкреплять им силы в дебрях.

Так погиб Белег Могучий Лук, вернейший из друзей, искуснейший из всех, обитавших когда–либо в Давние Дни в лесах Белерианда: погиб от руки того, кого он любил больше всех на свете, и горесть запечатлелась на лице Турина и не исчезла более никогда. Но в эльфе из Нарготронда возродились отвага и сила, и, покинув Таур–ну–Фуин, он увел Турина прочь. Ни разу, пока брели они по бесконечным и горестным тропам, Турин не молвил слова, и шел он без цели и желания, а год подходил к концу, и зима явилась в северные края. Но Гвиндор всегда был рядом, храня и направляя Турина; и так они, следуя на запад, переправились через Сирион и пришли наконец к Эйтель–Иврину, источнику у подножья Теневого Хребта, из которого рождается Нарог. И там Гвиндор молвил Турину: «Пробудись, о Турин, сын Хурина Талиона!» Непрестанный смех звенит над озером Иврин. Его питают неиссякаемые хрустальные ключи Иврин, и хранит Ульмо, Владыка Вод, что сотворил в незапамятные времена его красоту, воды от осквернения. Турин опустился на колени и испил воды, и внезапно рухнул оземь, и потоком хлынули слезы, и он был излечен от безумия.

И сложил он песню по Белегу, назвав ее Лаэр Ку Белег, Песнь о Великом Луке, и громко пел ее, невзирая на опасность. Гвиндор же вложил в его руки меч Англахель, и увидел Турин, что меч этот могуч и тяжек, но клинок его черен и мрачен, а края затупились. Молвил Гвиндор:

— Странный это клинок, и подобного ему не видел я в Средиземье. Он даже скорбит о Белеге, подобно тебе. Но утешься: ибо я возвращаюсь в Нарготронд, где правит род Финарфина, и ты пойдешь со мною и будешь исцелен и обновлен.

— Кто ты? — спросил Турин.

— Бродячий эльф, беглый раб из Ангбанда, которого встретил и утешил Белег, — отвечал Гвиндор. — Некогда же был я Гвиндором, сыном Гуилина, витязем Нарготронда, пока не ушел на Нирнаэт Арноэдиад и не стал рабом в Ангбанде.

— А видел ли ты Хурина, сына Галдора, воителя из Дор–Ломина? — спросил Турин.

— Я не видел его, — сказал Гвиндор, — но слух идет по всему Ангбанду, что он все еще не покорился Морготу и что Моргот проклял его и весь его род.

— Этому я охотно верю, — молвил Турин.

Встали они и покинули Эйтель–Иврин, и пошли на юг вдоль берегов Нарога, пока не перехватили их разведчики–эльфы и не доставили как пленников в потаенную твердыню. Так Турин пришел в Нарготронд.

Соплеменники не признали вначале Гвиндора, что ушел юным и стройным, а вернувшись, казался похожим на смертного преклонных лет, по причине пережитых им мук и лишений; но Фи́ндуилас, дочь короля Ородрета, узнала и приветствовала его, ибо любила его еще до Нирнаэт; Гвиндор же так пленен был ее красотой, что назвал ее Фаэлйврин, Солнечный Блик на Водах Иврина. Ради Гвиндора Турину дозволено было войти с ним в Нарготронд, и он жил там в почете. Но когда Гвиндор хотел назвать его имя, Турин остановил его, говоря: «Я — Агарваэн, сын Умарта (что означает Запятнанный кровью, сын Обреченного), лесной охотник», — и эльфы Нарготронда не расспрашивали его более.

Вскоре Турин оказался в большой милости у Ородрета, и сердца почти всех жителей Нарготронда обратились к нему, был он юн и лишь сейчас достиг полной зрелости; по виду же был он истинный сын Морвен Эледвен: темноволосый и светлокожий, с серыми глазами и лицом прекраснее, чем у всех смертных, живших в Давние Дни. Речь его и повадки носили печать древнего королевства Дориат, и даже среди эльфов его можно было принять за нолдора высокого рода; потому многие называли его Аданедел, Человек–Эльф. Искусные оружейники Нарготронда перековали для него меч Англахель, и хотя остался он навечно черен, края клинка засияли бледным огнем; и назвал его Турин — Гу́ртанг, Смертное Железо. Так велики были искусность и опытность Турина в стычках на рубежах Нарготронда, что сам он вскоре стал известен под именем Мо́рмегил, Черный Меч; и говорили эльфы: «Мормегила не убьют, разве что по несчастной случайности или от недоброй стрелы». Потому они дали ему для защиты гномьи доспехи; он же как–то, будучи мрачно настроен, отыскал в арсеналах гномью же позолоченную маску и перед битвой надевал ее: враги бежали пред ним. И вот сердце Финдуилас отвратилось от Гвиндора, и, против воли ее, любовь была отдана Турину; но Турин не понимал, что происходит. И опечалилось раненое сердце Финдуилас, стала она бледной и молчаливой. Гвиндора же одолевали мрачные мысли, и как–то он обратился к Финдуилас:

— Дева из рода Финарфина, да не разделит нас скорбь: ибо, хотя Моргот и разрушил мою жизнь, я все еще люблю тебя. Ступай, куда ведет тебя любовь, но берегись! Не годится, чтобы Старшие Дети Илуватара сочетались браком с Младшими — век их краток, и они скоро уходят, покидая нас в извечном вдовстве. Не примет и рок этого брака: лишь один–два раза, по причине, недоступной нашему пониманию, может случиться обратное. Но человек этот — не Берен. Велик его жребий, и это открыто всем, кто ни взглянет на него, но и черен. Страшись разделить его! Если же это случится, твоя же любовь предаст тебя горести и смерти! Ибо внемли! Хоть он и воистину — Агарваэн, сын У марта, настоящее имя его — Турин, сын Хурина, того самого, кого Моргот заключил в Ангбанде и чей род он проклял. Не сомневайся в могуществе Моргота Бауглира! Или не запечатлелось оно во мне?