Дело об избиении младенцев - Андрей Воробьев

Женевьева, отпустив Арчи, как и полгода назад, во время первого визита в агентство, всплеснув руками, охнула: «Боже, я же там свои чемоданы оставила!», после чего сыщик в приступе безудержного хохота повалился грудью на стол, вызвав этим очередной поток проклятий из-за двери…

Алексей недооценил Женевьеву, решив, что все ближайшие дни Арчи суждено провести в отпуске «по семейным обстоятельствам». Хотя встреча с французской сыщицей произошла, считай, глубокой ночью, но уже часов в двенадцать руководитель агентства свежий и тщательно выбритый появился на службе. Правда, не один, а под симпатичным конвоем.

Нертов, на время обосновавшийся в конторе Иванова, недоуменно взглянул на вошедших, а Александрыч, схватившись за голову руками, запричитал, что так он и знал: опять начинаются проблемы, опять придется отдуваться за «итальянскую мафию», биться с каким-нибудь «Главбухом» — терминатором, или разбираться с сутенерами на Старо-Невском проспекте.

Арчи, виновато глядя на друзей, заявил, что Женевьева будет им помогать и, стремясь пресечь бесполезные возражения, добавил: «Но только под жестким контролем», на что Александрыч затряс головой и сделал вид, что безутешно рыдает, смирившись с горькой судьбиной. Нертов, понимая, что спорить бесполезно и главное, поздно, тактично промолчал. А Женька, гордо вскинув голову, уселась между ними на стуле и явно приготовилась немедленно приступить к работе.

— Что ж, проведем рекогносцировку. — Прервал затянувшуюся паузу Арчи.

В это время в комнату влетел запыхавшийся Гущин: «Есть контакт!», но тут же осекся, увидав постороннего человека. Иван не был знаком с Женевьевой, так как пришел в контору уже после ее отъезда и теперь выжидающе смотрел на шефа, ожидая дальнейших указаний.

— Иван, это Женевьева. Она работает с нами. Можешь говорить не стесняясь, — Арчи был рад, что благодаря Гущину ему удалось избежать возможных подначек зама, — ну что, сработал наш «жучок»?

— Сработал. Ребята сейчас засекли телефонный разговор из кабинета Климовой. Хотели отзвониться, да я сказал, что лучше сам пленку привезу. Вот, послушайте… Где у нас «вертушка»?

Когда магнитофон заработал, сначала присутствующие слушали лишь тишину большого города — далекое позвякивание трамваев, да урчание проезжавших под директорскими окнами автомобилей. Но вскоре послышался легкий металлический скрежет поворачивающегося ключа. Видимо кто-то вошел в кабинет. Раздался вежливый, но властный мужской голос.

— Леночка, принесите, пожалуйста, стакан минералки. И побыстрее. У меня мало времени. Я пока поищу на столе у Нины Александровны бумаги и заодно позвоню. В ответ негромко прозвучало секретарское:

— Хорошо, Сергей Борисович, я сейчас.

Опять легкий хлопок двери и усиливающийся шум шагов. Человек, очевидно, подошел к столу. Чуткий микрофон, укрепленный под директорским столом, уловил шуршание бумаг, затем — звук поднимаемой телефонной трубки, а через некоторое время снова тот же мужской голос. Теперь он звучал мягко, даже немного подобострастно, что никак не вязалось с предыдущими фразами.

— Добрый день… Нет, не от себя. От шефа. Бумаги возьму и поеду… Где встретиться?..

Затем произошла небольшая пауза. Видимо неслышимый собеседник называл абоненту координаты и время свидания. Стук в дверь. Подобострастное: «Подождите, пожалуйста, минутку» и требовательное: «Да!». Цоканье каблучков. «Поставьте». Слабое звяканье стекла. Опять каблучки. Хлопок двери. «Да-да, слушаю вас. Конечно. Ровно в три. Всего доброго»…

— Все, — Гущин выключил магнитофон, — больше ничего интересного пока нет. Но ребята продолжают прослушку… — Сыщик опять выжидающе взглянул на шефа.

— Ну, что молчишь, Коля? — Обратился Нертов к товарищу. — Это ведь Царев с кем-то свидание назначает. И, держу пари, со своим патроном.

— А ты не торопишься, Леша? — Арчи потянулся к пачке сигарет, лежащей на столе, но под укоризненным взглядом Женевьевы смешался и отдернул руку, как напроказивший школьник. — Может, опять карточный домик?

Нертов насупился, вспомнив, как недавно развалились его версии о девушке-киллере и рекламщике Васе, но тут в разговор вступил Александрыч, заметив:

— А ведь Алексей прав. У нас есть еще пара часов. Надо за Царевым «грузчиков» пустить. Только вот кто пойдет? — И он задумчиво начал поглаживать начинающую редеть шевелюру.

Как ни хотелось руководителю сыскного агентства послать своего зама куда подальше после подобного предложения, но он вынужден был признать: устанавливать наблюдение за Царевым надо именно сейчас. И делать это придется Гущину, который имел для этого достаточную подготовку. Но не одному — его следовало прикрыть. А лучшего напарника, чем Женевьева в конторе в данный момент не было. Интуитивно поняла это и девушка.

— Хорошо, я согласна, — она, вскочив со стула, схватила под руку Гущина и, склонив голову к его плечу, весело взглянула на сыщиков, — правда, мы хорошо будем смотреться вместе?

Александрыч в ответ только закряхтел, грузно пошевелившись на хрупком стуле…

— Для тех, кто не понял, повторяю еще раз: на сто…надцатом километре, послезавтра в четырнадцать-ноль-ноль, — мужчина яростно придвинулся к собеседнику, — а всякие отговорки по поводу занятости меня не волнуют. Тебя за язык никто не тянул. Знаешь, как говорят адвокаты на своих «стрелках»? — Pacta sunt servanta.

— Куда ссут серванты? — Костя Пещера недоуменно уставился на собеседника.

Не «ссут», друг мой, а «sunt» и не серванты. В переводе с латыни это значит «договор должен исполняться». А ссышь, по-моему, ты, — Игорь Борисович решительно шел в наступление, — мы же договорились насчет машин и, кажется, деньги я плачу исправно. А место, и время ты сам определил. Так ведь?

Пещера молча кивнул.

— Теперь же ты пытаешься уверить меня, что на вас «наезжает» какая-то «красная крыша» и поэтому не хочешь доделать начатую работу. Это, браток, не по понятиям. Я правильно выражаюсь?

Пещера почувствовал, скрытую угрозу в голосе собеседника и постарался поскорее ретироваться, заверив, что никаких договоренностей он нарушать не собирается, а о «красной крыше» лишь информировал на всякий случай. Про себя же Костя думал, что надо бы поскорее по-доброму разойтись со столь опасным работодателем. Но он понимал — это случится не раньше, чем его отпустят. Правда, у Пещеры была уверенность, что Игорь Борисович тоже представляет одну из подобных «крыш». Не зря же его люди размахивали комитетскими «ксивами». Раз проинформировал — «базара» нет — пусть «красные» между собой «перетирают» все «непонятки», а его, Костино, дело маленькое — очередную машину в кювет, «бабки» получить и чтобы никаких проблем. Подставлять же своих пацанов под автоматы какого-нибудь ОМОНа или СОБРа Пещеру не прельщало. И пацанов жалко, и «сдадут» в первый же вечер. Иллюзий о крепости моральных устоев своих людей Пещера не питал.

Собеседник, казалось, понял терзавшие его сомнения, пообещав решить вопрос и еще раз уточнив, кто и каким образом «наезжал». Костя, как мог, обрисовал ситуацию, сказав, что его встретили в бане несколько «красных», которых он раньше не видел, и попытались сделать предъяву за «транскроссовские» машины. «Красные» не знали, что это дело рук Пещеры и Костя их обвинения с негодованием отверг. Но гости просили всех предупредить: эту фирму больше не трогать.

Конечно, будь Пещера поискренее, он бы мог рассказать совсем другую историю. На самом деле не несколько, а всего двое человек напросились к нему для аудиенции. И визит состоялся отнюдь не с Костиного согласия. Четверо «бычков», сопровождавших Пещеру к знакомой телке, у ее дома неожиданно попадали как мешки с дерьмом в весенние лужицы, но сделать какие-нибудь выводы из этой безрадостной картины он не смог, так как сам почему-то провалился в небытие. Он очнулся в собственной машине, стоящей в глухом лесопарке, оттого, что прямо в нос била противно-сладкая струя «фанты», выливаемой из бутылки одним из нападавших. «А потом мы глотнули еще и тормознули шестисотый «мерс»«. — Приговаривал при этом парень, сидящий на переднем сидении, то и дело наклоняя бутылку над безвольной Пещериной головой. Дергаться Костя не решился, сообразив, что где четверых положили — там и для пятого место найдется.

Увидев, что пленник очнулся, другой похититель, слегка напоминающий ковбоя «Мальборо», ледяным голосом даже не заявил, а просто приказал:

— Не сметь трогать «Транскросс». И другим не давать. Убью.

А затем, сделав небольшую паузу, потребовал: «Повторить, что я сказал».

Пещера покорно повторил. Тогда «Ковбой» незаметно взмахнул рукой, и Костя снова провалился в черноту небытия. Когда он очнулся, машина была пуста, а над лесопарком светила далекая луна.