До основанья, а затем… - Роман Феликсович Путилов

На следующий день отлов рощинских продолжался. Патрули просто встали на Московском проспекте и Лиговском канале, время от времени смещаясь на параллельные переулки, задерживая всех молодых людей с красными кашне. А по центральным улицам столицы носились мальчишки-газетчики, выкрикивая сенсационную новость: — Кровавая расправа на Английской набережной! Расстреляно пятьдесят хулиганов! Трупы в Финском заливе!

Народ расхватывал газеты, тема была «горячей», хулиганы, действующие по всему городу, стали настоящим бичом для горожан, а тут такой афронт — кто-то утром нашел на гранитных плитах вещи, а главное стрелянные гильзы и красные кашне, которые были известны всему городу. Остальное додумала фантазия газетных репортеров.

Поэтому «Роща» притихла, пытаясь понять, что делать дальше. Десяток человек, что были задержаны сегодня, подсказали ребятам, как им показалось, ответный ход.

— Господин капитан! — в мой кабинет, постучав, вошел дежурный фельдфебель: — Со складов Красного креста наблюдатель позвонил — рощинские, собираются на конечной остановке трамвая.

— Сколько человек, не сообщили?

— Уже человек двадцать, но явно, что ждут еще.

— Тревогу объявляй, через три минуты оперативный взвод должен быть в грузовиках.

Я вскочил из-за стола и начал одеваться.

Через три минуты, естественно в грузовиках никого не было, это была фантастика, но за пять минут грузовики смогли завести и загрузить личным составом, в количестве двадцати человек.

Часом позже.

От дома шестьдесят восемь по Забалканскому проспекту, где располагалось «Общество газового освещения», человеческая фигурка подняла вверх красный флажок, и я скомандовал «Вперед!».

На Ново-Московский мост выехал сдвоенный трамвайный вагон одиннадцатого маршрута и тут-же разразился истерическим звоном электрического сигнала, скрежеща по колесам колодками, применяя экстренное торможение — поперек моста, загородив трамвайные пути, выехал грузовик, с которого горохом посыпались люди в серых шинелях, быстро выстраиваясь в шеренгу. То же самое происходило и сзади, где несколько молодых парней, ехавших на «колбасе», кое как удержались, из-за все сил вцепившись в рамы трамвайных окошек — сзади мост подпер еще один грузовой автомобиль, и также выстраивались люди с винтовками и повязками «милиция» на рукавах.

Глава двадцатая

Кризис мышления

Конец марта 1917 года

Обе стороны наделали ошибок, которые могли стать роковыми.

Рощинские решили действовать нахрапом, считая, что полсотни вооруженных хулиганов заставят власти считаться с ними, забили своими молодыми, наглыми телами оба трамвайных вагона, не пуская в трамвай никого из «гражданских» пассажиров, ехали ставить на уши город. Пользуясь тем, что невиновных в вагонах не было, через пару секунд я мог отдать команду на открытие огня.

— Очередь в небо короткую дай. — кивнул я пулеметчику, установившему сошки немецкого пулемета на парапет набережной, сбоку от моста. Несколько пуль ушло в облака, и праздная публика, лениво разбегавшаяся в сторонку от моста, чуть-чуть ускорилась. Наверное, в нынешнее военное время местные офицеры ужа махнули бы шашкой, отдавая команду на стрельбу залпами, но я мешкал, чтобы через пару секунд понять, что я идиот. Я со всей дури засвистел в свисток и начал делать отчаянные махи над головой, как будто плыл брассом. Но милиционеры меня поняли т подались вправо-влево от моста, чтобы не попасть под «friendly fire» стрелков с моей стороны моста.

Затем я достал из кармана белый носовой платок, и помахивая им, двинулся в сторону моторного вагона.

Через передние стекла, выпучив глаза, на меня смотрели несколько человек, но меня интересовали только двое, в форменных фуражках. Слава Богу, пока нет моды захватывать заложников и совершать прочие вещи, присущие гуманному двадцать первому веку, иначе я не знаю, как бы я повел в такой ситуации.

— Приказываю всем выкинуть оружие в окна, выходить по одному с поднятыми руками и ложиться на мостовую! — от страха голос все же дал «петуха».

— Слышали, ребята? Приказывает он… — с передней площадки мне навстречу шагнул молодой парень с черными цыганистыми глазами и наглой улыбкой под тоненькими усиками: — И что ты нам сделаешь? Видал?

Парень откинул полы пиджака и, вытащив из-за кожаного поясного ремня целых два нагана, направил из на меня с глумливой улыбочкой.

— Граждане бандиты! Ваша банда полностью блокирована, оба выхода перекрыты, так что предлагаю вам сдаться…

Улыбочка главаря стала еще гаже, он начал взводить пальцами курки, но делал это долго и неуклюже. Правильно. Все правильно рассчитал юноша. Сейчас достаточно застрелить офицера, командира отряда, после чего солдаты просто разворачиваются и строем уходят в казарму — это я успел подумать в тот момент, когда перешагивал через тело парня, глумливое выражение лица которого сменилось на удивленно-обиженное. Пистолет — пулемет ДПВ, названный в честь главного инженера мастерских Пыжикова, не только сам страшно выглядит, он еще и стреляет страшно, успевая за несколько секунд сделать множество выстрелов.

Парни, стоявшие на передней площадке моторного вагона в ужасе отшатнулись от дымящегося ствола автомата, который я держал направленным на них, да так, что я еле-еле успел поймать шарахнувшего от меня мужчину в форменной фуражке на голове и с тощей (обобрали, наверное, уже, веселые пассажиры) кондукторской сумкой. Гаркнув кондуктору в ухо «Пошел!», я выпихнул его с площадки на мостовую моста и схватил за ворот бушлата, замершего на своем рабочем месте вагоновожатого.

Этот сволочь, парализованный от страха, схватился двумя руками в стоповую рукоять и, ни за что, не хотел уходить. Понимая, что еще секунда и нас тут начнут убивать я выстрелил два раза в потолок, а затем ударил вагоновожатого затыльником приклада по рукам.

— Уй! — взвыл от боли и неожиданности мужчина и отцепился от управляющей рукояти, чем я и воспользовался, гоня его пинками на улицу. Первая пуля ударила меня в грудь, когда я отошел от вагона шагов на пять, надеясь, что у бегущих в сторону милиционеров «трамвайщиков» хватило ума прикрываться от стрелков за спиной моим телом. Стрелять начали из заднего вагона — оттуда высунулось несколько рук с наведенными на меня револьверами и засвистели пули. Недостаток меткости рощинские заменили плотностью огня и через пару секунд, словив третью пулю, я упал на спину. Долгих размышлений, как у князя Болконского, у меня не было — я также успел увидеть небо, а потом изображение перед глазами смазалось и очнулся я уже в госпитале, что примыкал в нашему дворцу, от ноющей боли по всему туловищу. Измочаленная кожаная куртка на меху, дырявая в трех местах кираса и поддетая под них короткая телогрейка, спасли меня от проникающих ранений, но два после этого я пролежал, будучи не в состоянии встать на ноги, и почитывая газеты, взахлеб повествующие о кровавой вакханалии