Междумир - Нил Шустерман

— Тебя зовут Майкл Эдвард МакГилл. И никакой ты не монстр. Ты мой младший брат.

Вторая волна прокатилась по толпе, на этот раз чуть громче: «Брат... брат... он её брат...»

МакГилла раздирали такие противоречивые эмоции, что ему казалось — он вот-вот разлетится на тысячи осколков. Он не сомневался, что с Послесветом такое вполне может статься, достаточно только помучить его как следует. Он испытывал радость от встречи с сестрой и одновременно был в ярости, что произошло совсем не то, чего он ожидал.

Теперь все узнают, кто он на самом деле. Как унизительно! И как страшно…

— У меня есть для тебя подарок, Майки, — сказала Мэри. — Я должна была вручить его тебе много лет назад.

Она поднесла руку к висящему на её шее серебряному медальону, открыла его и выставила перед лицом МакГилла на манер священника, тычущего распятием в вампира. И хотя МакГилл изо всех сил пытался смотреть в другую сторону, он ничего не мог поделать: взгляды обоих его блуждающих глаз — и большого, и маленького — были прикованы к тому, что ему показывали.

В одну половинку медальона был вставлен старинный ферротип его сестры — на нём она выглядела в точности, как сейчас. А другая половинка содержала фотографию мальчика по имени Майкл Эдвард МакГилл.

— Не-е-ет!!! — завопил МакГилл, но было поздно. Он увидел изображение и с отчётливой, пронзившей всё его существо ясностью понял, чем ему это грозит. — Не-е-ет... — стонал он, но его скрипучий и хлюпающий голос уже начал изменяться — Майки МакГилл внезапно вспомнил, как выглядел когда-то.

Для всех вокруг — Ника, Алли, толпы Послесветов и членов команды — преображение выглядело настоящим чудом. За считанные секунды МакГилл из монстра превратился в человека. Его голова уменьшилась в размере; серый клок волос на макушке, похожий на паука, сменился короткой, аккуратной причёской; болтающийся на стебельке глаз втянулся в орбиту, а второй, разбухший, принял нормальную форму. На месте безобразной клешни возникли пять ухоженных пальцев с аккуратными, чистыми ногтями. Вонючие лохмотья, покрывающие тело МакГилла, стянулись, соединились между собой и превратились в одежду — ту, в которой он был изображён на портрете. Когда трансформация завершилась, на месте монстра стоял опрятный, красивый мальчик четырнадцати лет, отрада и гордость его матери.

Майки потрогал своё лицо, понял, что произошло, и завопил:

— Как ты могла! Как ты посмела сотворить со мной такое! Я МакГилл! Ты не имеешь права...

Но сделанного не воротишь.

Чудовищное обличье, на создание которого у него ушли долгие годы, бесследно пропало, и на смену ему пришёл человеческий образ. Мэри защёлкнула медальон. Миссия завершена.

Алли стояла как громом поражённая, не в силах отвести глаз. Вот этот мальчик, этот... Майки — неужели это тот же самый человек, который захватил в плен и подвесил вниз головой тысячу других детей? Алли пришлось напомнить себе, что хотя к МакГиллу и вернулся человеческий облик, но изменилась-то только внешность. Чтобы и душа его стала человеческой, требуется кое-что побольше, чем один взгляд на старый портрет.

Все молча таращили глаза. Первым опомнился Бой-Скаут. Он сообразил: пришло время освобождения. И время мести.

— Хватай его! — взвизгнул он и рванулся вперёд. Руки у Скаута были связаны за спиной, поэтому он налетел на Майки МакГилла, как таран, и сбил того с ног. Остальные не заставили себя ждать, и через секунду вся тысяча устремилась вслед за Бой-Скаутом. Другого оружия, кроме ног, у них не было, и они принялись безжалостно пинать упавшего Майки. Мстителей было так много, что они могли бы пинками загнать его прямиком в следующий мир.

— Нет! — закричала Мэри. — Остановитесь!

Но куда там! Послесветами овладело безумие толпы. Мэриных воплей никто даже не услышал — такой стоял ор. Бывшие пленники зверели на глазах, словно дух Молодёров вернулся и вселился в них.

В центре этого буйства бился Майки — его топтали и пинали; он страдал, как никогда раньше. Нет, они не могли убить его. Не могли ни ранить, ни даже поставить синяк. Он страдал не от этого. Унижение, страшное унижение — вот что было больнее любого физического страдания.

— Остановите их! — закричал он своим холуям, но те больше не были его холуями. Вместо того чтобы последовать его приказу, вся команда дружно ударилась в бега. Бывшие подельники МакГилла на полной скорости улепётывали по молу и вскоре затерялись в городе — в точности, как тот одинокий Молодёр. Майки остался совершенно один.

Но кто-то начал резать верёвки, освобождая руки бывших «висельников», и вот они уже не только пинают его ногами, но и бьют, колошматят, терзают — словом, стараются разорвать своего обидчика на клочки.

Что же это?! Пророчество сулило совсем другое! Оно ошиблось! Как это может быть?

Только сейчас, избитый и измочаленный теми самыми Послесветами, которых он ещё недавно считал рабскими, трусливыми душонками, он осознал всю горькую правду. В пророчестве говорилось не о нём. Он — не храбрец. Он сам — трусливая, рабская душонка.

Собрав последние силы, Майки МакГилл пробивался сквозь злобствующую толпу к дальнему концу мола. Прыгнуть в воду и опять провалиться в центр Земли — судьба куда лучше той, что уготована ему здесь.

Однако было несколько человек, которые не принимали участия в расправе над Майки МакГиллом.

Это были Алли, Ник и Любисток. Мэри, само собой, тоже, и Вари, и Урюк — единственный из всей команды, у которого хватило храбрости не удрать. Они не присоединились к разбушевавшимся линчевателям, но и не сделали ничего, чтобы их остановить. Мэри продолжала увещевать толпу, умоляя утихомириться и оставить её брата в покое, но её никто не слушал. В конце концов ей больше ничего не оставалось, кроме как отвернуться и не смотреть.

— Он получает по заслугам, — проронил Ник.

— Но мы должны что-то сделать! — воскликнула Алли. — Это же просто какой-то кошмар!

— Нет, — печально возразил Урюк. — Он явился сюда, чтобы исполнилась его судьба. Так оно и случилось. Не надо вставать на пути у провидения.

Толпа постепенно двигалась к концу мола, где-то в её середине находился Майки. Алли вдруг поняла, что она, как и Мэри, не в силах смотреть на это и повернулась к Урюку — тот подобрал с настила две полоски бумаги, оброненные МакГиллом.

— «Победа ждёт на Роковом Молу», — прочёл он. — Твоя работа?

— Да, — призналась Алли, — но вон то, про тысячу душ — оно настоящее.

— Не совсем, — сказал Урюк. — Видишь ли, я нашёл эту пишущую машинку задолго до тебя.

Алли восхитилась и ужаснулась.

Урюк пожал плечами:

— Ну должен же я был чем-то занять его все эти двадцать лет!

Беснующаяся толпа уже добралась почти до самого конца мола. Алли поймала себя на том, что надеется — а вдруг Майки каким-то образом удастся прорваться обратно на борт «Сульфур Куин»? Но, в сущности, это не станет спасением: бывшие «висельники» подвесят своего мучителя и остаток вечности проведут, используя его вместо пиньяты[42] — пиньяты, которую нельзя разбить.

Алли ничем не могла помочь Майки МакГиллу, поэтому вместо того, чтобы размышлять над его горестной судьбой, она обратила свой ум на решение собственных первоочередных задач. У неё есть план. Есть цель. Ей было ясно, чтó теперь предстоит сделать — ведь она продумала свои действия до последней детали ещё до того, как они прибыли в Атлантик-Сити. Майки МакГилл, сам того не зная, привёз её почти домой. До того места, где жили Аллины родители, оставалось каких-то шестьдесят миль — так близко к дому она ещё не подбиралась за всё время своего пребывания в Междумире.

Друзья свободны, она тоже. Теперь оставалось только завершить путешествие — попасть домой.

— Мне надо идти, — вдруг выпалила она.

Алли наскоро обняла Любистка, потом Ника, поблагодарив его за всё — и за помощь, и за то, что стал её невольным спутником в дороге.

— Алли, я... — начал он, но девочка прикрыла ему рот ладошкой. Она терпеть не могла долгих, слёзных прощаний.

Потом она обернулась к Мэри. Несмотря на всё, что произошло между ними, она уважительно склонила перед Мэри голову, а затем кивнула на «Гинденбург»:

— Приз в номинации «За Наиболее Эффектное Появление».

— У нас здесь куча дел, — сказала ей Мэри. — Почему бы тебе не остаться и не оказать нам помощь?

— Осталась бы, но у меня другие планы.

Мэри не стала спрашивать, что за планы. Должно быть, и так знала.

— Мы могли бы подружиться, — сказала она с ноткой сожаления.

— Не думаю. — Алли постаралась ответить предельно вежливо. — Но хорошо уже и то, что мы не враги.

После этого Алли развернулась и, принудив себя не оглядываться, пошагала вдоль гигантского воздушного судна по направлению к городу.