Будда, боги, люди и демоны - Н. Краснодембская

Эта встреча вдохновила меня на продолжение прогулки, и я обследовала еще кой–какие из близлежащих улиц, дошла до Культурного Центра памяти С. Бандаранаике (позже я там хорошо поработала в библиотеке), полюбовалась на копию огромной статуи стоящего Будды из Ауканы, поставленную напротив входа в Центр, поболтала с мальчишкой, торговавшим бусами из семян и ракушек, и побрела назад. Видимо для того, чтобы я совсем почувствовала себя «в своей тарелке», случаю было угодно, чтобы в это же время мимо меня проезжал на своем автомобиле муж моей подруги (он отвозил дочь на занятия), заметил меня и остановился узнать, что я делаю и не надо ли меня подвезти куда–нибудь. Но я уже почувствовала себя старожилом района и пошла в гест–хаус пешком, радостно сознавая, что, кажется, национальный характер ланкийцев пока не изменился.

Мне кажется, среди национальных черт ланкийцев, несомненно, можно назвать и религиозную терпимость. Государство в значительной степени создает условия для такой атмосферы: в конституции, хотя главной религией провозглашен буддизм, выражено уважение ко всем вероисповеданиям, бытующим в стране, и к их адептам. По радио, телевидению, в печати выступают жрецы и священники всех местных конфессий. Я сама видела, как они же, все вместе, присутствовали на некоторых официальных торжествах, каждый внося свой вклад благословением мероприятия. На территории известнейшего университета в Перадении видела и буддийские культовые сооружения, и мечеть, и христианскую церковь, и индуистский ковил: для удовлетворения потребностей студентов и преподавателей, принадлежащих к разным конфессиям. Побывала я там, правда, только в индуистском храме, так как он находился ближе к дому коллеги–историка, у которого я была в гостях.

Буддисты нередко подчеркивают свою ненавязчивость в вопросах веры и полную терпимость к чужим взглядам. Действительно, все допускаются в их храмы, даже чужак может прийти к ним на службу, проповедь, праздник. По понятиям большинства ланкийцев, человек не может быть вне религии вообще. И атеизм как философское и идеологическое направление получил на Ланке слабое развитие. Религиозное знание в традиционной культуре ставилось и ставится выше всех прочих. Поэтому уважение к вере вообще, пусть и чужой, в характере ланкийцев. Таким образом, вера как таковая почитается выше конкретной религии. К тому же в Шри Ланке есть места, одинаково священные для представителей разных конфессий. Такова та самая высочайшая гора в центре острова, где на вершине в скале имеется углубление, которое одни ланкийцы почитают как след Будды, а другие — как отпечаток ноги прародителя человеческого рода Адама. Таков храмовый комплекс, связанный с именем Катарагамы–Сканды (о нем говорилось выше), к которому с просьбами приходят и индуисты и буддисты.

Вот и я совершила свое научное паломничество к этому богу и его соседям в интернациональной компании: со мной были и мои сингальские друзья–буддисты (одна семья — с сингальской же по происхождению фамилией, другая — с португальской), и их тамильский друг, с которым вместе по дороге они все еще ломали голову над тем, как бы мне успеть в одно и то же время и попасть на тамильский праздник тай–понгал в семью, где его отмечали очень традиционно, и использовать возможность поездки к буддийским святыням в отдаленном районе. И мы все вместе совершили, как положено, ритуальное омовение в водах священной Мяник–ганги и вместе выбирали у запасливых продавцов, торговавших с прилавков под открытым небом, подходящую тарелку с приношениями, вместе слушали молитвы и заклинания жреца и вкушали «прасад». И никого из окружавших мое присутствие не шокировало, лишь чуть–чуть вызывало любопытство, хотя по моему виду скорее всего они понимали, что я приезжая, и, думаю, были убеждены, что — христианка.

По–видимому, представление о том, что всякая религия заслуживает уважения, свойственное современным ланкийцам, не было чуждо и их предкам. Любопытное свидетельство об этом также оставил Роберт Нокс, который писал о современном ему сингальском царе Раджасинхе Втором:

Христианскую религию он нимало не преследует и не ненавидит, а скорее, как мне кажется, ценит и почитает.

И далее подтвердил свое наблюдение следующим фактом:

Умерла сестра царя, которую он очень любил, и весь народ рыдал и скорбел; все развлечения и праздники были позабыты, и выражались всевозможные знаки горя. И всякий, кто в такое время поступил бы по–другому или имел бы радостный вид, рисковал своей жизнью. А было как раз Рождество, и голландцы (видимо, обитавшие в пределах владений царя. — Н. К.) его праздновали. Это известие донесли царю, и каждый был уверен, что голландцам не поздоровится. Но царь не придал никакого значения их поступку, поскольку это было связано с их религией.

Конечно, влияние буддизма как государственной религии на Ланке огромно, и повсеместно в городах и селениях острова встречаешь символы буддийской веры и буддийской мысли.

Когда приезжаешь в Шри Ланку, в глаза бросается обилие скульптур Будды, от колоссальных до миниатюрных. Они установлены не только в храмах и местах паломничества, но и просто на улицах, перед правительственными учреждениями; даже возле своих домов особо ревностные верующие иногда сооружают небольшие стеклянные «домики» на высоком столбе, где помещают изображения Будды и другие буддийские символы. Потом уже привычно останавливаешься взглядом на этих возникающих перед тобой по сторонам улиц, стоящих перед важными общественными зданиями, иногда прямо под открытым небом, иногда в тени деревьев (как, например, на лужайке перед зданием Национального Музея в Коломбо), статуях сидящего, стоящего или лежащего Будды. Здесь, на улицах, вне пространства монастырей, они особенно отчетливо воспринимаются как памятники Великому Учителю. Там и тут видишь полусферы специфических культовых сооружений — ступ, от грандиозных до малых, по виду похожие на белоснежные колокола (в ухоженном состоянии они всегда беленые). А сколько здесь монастырей, от древних, богатых, до самых скромных, — наверное, не так легко и сосчитать. И встреча с буддийским монахом не заставит себя долго ждать: там или тут мелькнет приметная фигура — бритая голова, желтое или оранжевое одеяние, напоминающее тогу, в руках иногда округлый веер, сплетенный из пальмового листа, а то и зонтик под цвет одежды.

Вот и сейчас перед моим внутренним взором встают пейзажи любимого острова, солнечного, зеленого, овеянного влажным дыханием соленого океана. По улицам движется живая яркая толпа. Всплывают в моей памяти знакомые и незнакомые лица, звучат слова на ставшем мне своим языке. Как в волшебном калейдоскопе возникают образы отдельных людей.

Как мил непритязательный, будничный наряд сингальской женщины — длинная запахивающаяся юбка редда с набивным орнаментом и подходящая к ней по цвету кофточка хятти, у молодых обычно короткая, не доходящая до юбки; один из концов юбки выкладывается на бедре красивым воланом — это еще больше оттеняет тонкость торса, изящество движений. Недаром этот простой костюм опоэтизирован местными художниками и стихотворцами.

Более торжественная (и дорогая) женская одежда — сари. Их множество — муслиновых, шелковых, из синтетических волокон, с каймой по краям, без каймы, с узорами и однотонных — все они, как правило, привозные, из Индии, а бывает, как ни странно, и из Японии. Я так и не смогла решить, какой способ повязывать сари красивее: так называемый «индийский», принятый у женщин равнины, или горный, кандийский? Первый как бы окутывает фигуру легким облаком, второй четко обрисовывает ее. В официальной и торжественной обстановке предпочтение отдается сари, однако даже и горожанки, по крайней мере для дома, имеют в своем гардеробе редда и хятти.

Стройная женская фигурка в редда и хятти, тонкая рука легко удерживает на бедре наполненный водой калагедия (традиционный круглодонный сосуд с низким нешироким горлом), лицо освещено приветливой улыбкой — не это ли образ самой Ланки?

А как величественны в своих сарама — сшитых прямых юбках — сингальские мужчины! Хотя в большинстве это люди тонкокостные, довольно хрупкого сложения, однако хороших пропорций, с горделивой осанкой! Идет такой человек по дороге, подставляя палящему солнцу непокрытую голову, обнаженные плечи, в одном сарама, но каком! — узор, украшающий этот кусок ткани (будь то набойка или батик, пышный ли, сдержанный), обязательно изыскан, гармоничен по колориту — и сразу понимаешь, что перед тобой потомок «племени львов», даже если это простой торговец фруктами или сборщик пальмового сока. В подоле сарама, натянутом между согнутых колен, сингалы часто качают маленьких детей. Чадолюбие свойственно сингальским мужчинам едва ли не в большей степени, чем женщинам. Детей любят все. И мужчины принимают большое участие в уходе за ними. Отец, нянчащий или баюкающий младенца, — картина обычная в сингальской среде.