Лешие не умирают - Игорь Осипов

– Монгол…

– На связи. Что там у вас происходит? Чем вы там вообще занимаетесь? Джунгли прямо с ума сошли. Откуда столько обезьян?

– Там среди этих обезьян еще один примат бродит, в форме морпеха.

Тишина в наушниках…

– Цель вижу… продвигается к главному входу.

– Успокой этого неугомонного.

– Принял.

Выстрела СВУ мы не услышали, но, зная Монгола, на счет этого героя можно было уже не беспокоиться.

Комок посмотрел на меня, затем заглянул мне за плечо.

– А где Айболит и эта, как ты там ее назвал… Птичка?

Я оглянулся – холл был совершенно пуст. Я точно помнил, что, когда менял позицию, специалист и проводник прижимались к стене возле входа в лабораторию.

– Леший, где специалист, я тебя спрашиваю?

Внутри все похолодело от неприятного предчувствия.

Я выскочил в холл, втайне надеясь, что ребята спрятались в главный шлюз убежища, скрываясь от шальных пуль. Маленькое помещение было пустым. В душе все похолодело. Как я мог так увлечься боем, что упустил из вида подопечного? Где его теперь искать? Не мог же он просочиться в вентиляцию. Я даже заглянул в изрешеченный пулями санузел, но, кроме расколотого унитаза, изливающего «слезы» на кафельный пол, ничего там не обнаружил. За прозрачной преградой шлюза биологической защиты тоже мигала красным светом лампочка аварийной тревоги, свет пробивался в узкую щель на косяк. Не берусь утверждать, но что-то мне подсказывает, что раньше было не так. Я достал нож и, пропихнув его между дверью и стеной, нажал, как на рычаг. Слава Архимеду, дверь с неохотой отошла в паз – дальше пришлось действовать руками, отодвигая ее достаточно, чтобы смог протиснуться здоровый мужик в боевом облачении. Наверное, что-то сломалось, потому что противоположная дверь была раскрыта нараспашку. На полу валялись костюмы повышенной биозащиты, похожие на космические скафандры, словно кто-то, не мучаясь выбором, сорвал их вниз, на полках лежали респираторы с широким обзорным стеклом. Комок взял один и надел его на лицо, затянув на затылке лямки. Выбрал и я себе намордник посимпатичней. Чем там пугал нас Айболит: чума, лихорадка Эбола… Не знаю такой лихорадки, но даже чума внушает уважение. Если это самое легкое, что может быть, даже не хочется фантазировать насчет загадочной Эболы.

Мы практически бежали по длинному коридору. Слева и справа за стеклянными стенами бесконечными аквариумами нас провожали лаборатории. Множество незнакомого оборудования, назначения которого я себе даже не мог представить. В некоторых на лабораторных столах в специальных изолированных кюветах лежали маленькие обезьянки – в основном бездыханные, редко живые. Они провожали нас молящими кровоточащими глазами. Хотелось остановиться и прекратить их мучения, но что-то гнало нас вперед. Я всем нутром чувствовал, что надо бежать, и им же понимал, что мы опаздываем… на секунды, на доли секунд и, в то же время, – на всю вечность. Потому что нельзя опоздать на чуть-чуть, так же как и немножко умереть.

Одиночный выстрел из пистолета прозвучал впереди, как гром. И прежде, чем мы успели как-то среагировать на него, за дверью в новый сектор зашлась длинной очередью «эмка». Двустворчатая дверь слетела с петель, когда Лоб, как испуганный носорог, ворвался в широкую комнату. В центре помещения сидела Птичка, облаченная в блестящий желтый пластиковый скафандр, и прижимала к себе маленькую чернокожую девочку. Рядом лежала автоматическая винтовка. Жидкость из разбитой колбы капала на горячий ствол, вызывая характерное шипение. Девушка совершенно не обращала на это внимания, что было удивительно, помня, как она относилась к оружию в течение всего похода. А тут… Сидит на корточках и баюкает кудрявую девчушку. Лоб обошел проводницу и заглянул за стол. Он замер, лицо его, скрытое маской респиратора, было не видно, но он что-то увидел. Что-то нехорошее.

– Чисто, – он сказал это по-русски, но почему-то это совершенно не резало слух. Это его «чисто» прозвучало с ноткой такой брезгливости, как будто на самом деле там было очень грязно даже для видавшего виды спецназовца.

Я обошел широкий лабораторный стол: на полу в неестественных позах, в которых могли лежать только мертвые, валялись три человека в таких же, как и у Птички, желтых изолирующих костюмах, порванных во множестве мест пулевыми пробоинами, из которых еще сочилась густая кровь.

Комок присел на корточки рядом с Птичкой.

– Где Айболит?

Она непонимающе посмотрела на офицера и еще крепче прижала к себе девочку.

– Где наш боец, с которым ты ушла? – повторил командир.

Девушка всмотрелась в его лицо сквозь стекло маски, с трудом узнавая, и неопределенно махнула куда-то вправо, за мою спину.

Я, как ошпаренный, резко развернулся. Из-под соседнего стола торчали ноги в знакомых «берцах». Опрокинув стол на пол, я освободил Айболита. Он был еще жив. Пуля попала в горло. Маску он сорвал, наверное, когда хотел дотянуться до раны, все руки были в крови, но движения становились все более вялыми. Ученый силился что-то сказать, но вместо звука на ране только пузырилась кровь. Последним усилием он поднял руку и указал на шприц-пистолет в руках у одного из ученых. Это было последнее, что он смог сделать. Голова откинулась, и по телу прошла агония. Глаза оставались открытыми, и невидящим взглядом уставились на меня с такой надеждой, что я его понял.

Я понял. Расстегнул сумку на поясе, которую Айболит всю дорогу прижимал к себе, как величайшее сокровище. Внутри действительно лежал какой-то прибор, перчатки, пластиковые пакеты с герметичной вакуумной застежкой. Натянув перчатки и взяв пакет побольше, я с трудом разжал пальцы расстрелянного ученого и положил шприц-пистолет, заряженный ампулой ядовито-желтой жидкости, в герметичный контейнер.

Надо уходить. Нечего тут делать. Без Айболита мы не знаем, какие документы брать, какие образцы… Не тащить же с собой зараженную обезьяну. По сути, задание провалено, а в том, что специалист погиб, виноват только я и больше никто. Я недосмотрел. Моя задача была его нянчить. Не увлекся бы выкуриванием того морпеха – не упустил бы этих неразумных героев, или пошел бы с ними, и все сложилось бы по-другому. Все были бы живы.

Птичка прижимала свою девочку и бормотала вполголоса:

– Нелюди! Слишком цивилизованные, чтобы иметь право жить… слишком, чтобы называться людьми.

Комок поднялся и посмотрел на меня и Лба.

– Забираем Айболита и этих, – он кивнул на пигмеек. – Нам еще долго до дома топать.

Я огляделся. Кругом валялось побитое оборудование, несколько мертвых тел ученых и их подопытных обезьян. Смерть объединила всех. Да, пора домой. Разворошили мы тут осиное гнездо, и еще неизвестно, чем это аукнется для человечества. Всего человечества – достаточно цивилизованного или нет…