Сын зари - Дмитрий Казаков

— Дальше тихо, в боевом порядке, — велел Федор.

Продвинуться удалось недалеко: через полсотни метров наткнулись на патруль из трех человек. Застрекотали автоматы, полетели на растрескавшийся асфальт гильзы, и прежде чем Кирилл успел хоть что-то сообразить, двое федайкинов аккуратно уложили его на землю.

— Так будет безопаснее, — сказал Степан, поймав сердитый и недоумевающий взгляд «шефа».

Бывший журналист решил не спорить.

Патрульные быстро поняли, что проигрывают в численности, и начали отступать. Отряд Федора пошел следом, не разрывая огневого контакта. Вскоре показалось здание военкомата, вырубка вокруг него и полуразвалившийся фюзеляж самолета времен Великой Отечественной.

Некогда он стоял на пьедестале, гордо задрав нос, сейчас же лежал на земле.

Пошла стрельба из окон, пули стали щербить серые стены, зазвенело первое разбитое окно, за ним второе.

— Давай! Давай! — подбадривал своих Федор. — Дадим им жару, да!

Для того, чтобы штурмовать опорный пункт, сил у них было маловато, но и цели такой перед отрядом никто не ставил. Пошуметь, напугать, показать, что враг всюду, что теперь боевая тревога будет каждый день, и по возможности уйти без потерь — вот чего ждал от них Серега.

И с задачей этой небольшой отряд справился.

Они отошли от военкомата практически в полном порядке, только двое бойцов получили раны.

— Это потому, что с нами был сам посланник! — с важным видом заявил Федор, когда улица Ванеева осталась позади, и потянулось пепелище, густо заросшее полынью и иван-чаем.

Кирилл смолчал. Мысли его были по-прежнему заняты дочерью, о которой он так позорно забыл.

В «штаб-квартире» их встретил Серега. При виде невредимого Сына зари на его физиономии появилось облегчение.

— Ну, а я уж боялся, — сказал он.

— Нечего страшиться за меня, ибо путь мой предопределен, и оборвется он не сегодня, и не завтра, и никто не в силах причинить мне малейший вред помимо воли Отца, — резко ответил Кирилл.

Бывший десантник мигом сообразил, что надо сменить тему, и принялся рассказывать, что обитатели автовокзала готовят площадку для завтрашней проповеди.

— Арсен за всем присматривает, — сообщил он в завершение.

— Это радует, — сказал Кирилл. — Сегодня беседу отменим, а завтра — я хочу, чтобы не было никаких операций, чтобы все, кто захочет, собрались в полдень, и я стану говорить.

Он должен сказать то, что зажжет огонь даже в душах скептиков, что погонит их в бой не хуже плети и позволит покончить с Дериевым и его поганым воинством как можно быстрее.

Серега почтительно кивнул. Кирилл поплелся к дому, со вчерашней ночи ставшему его жилищем. Дина встретила мужа улыбкой и поцелуем, но ни то, ни другое его не обрадовало. Натянуто улыбнувшись в ответ, он прошел к кровати и улегся на нее, как был, не раздеваясь.

Что бы ему это ни стоило, каких бы сил он на это ни потратил, он «вспомнит» свою будущую встречу с Машенькой, отыщет этот эпизод среди дорог будущего и найдет меж них нужную…

— Все в порядке? — спросила обеспокоенная Дина.

— Да, — ответил Кирилл, закрывая глаза. — Я просто должен кое-что сделать.

Дать волю подсознанию, то есть тому, что по определению не поддается контролю рассудка — это легко сказать, но почти невозможно сделать, особенно если не использовать наркотики. Что предпринять, как запустить механизм, который выносит наружу яркие видения?

Кирилл попытался вернуть самый первый раз. Затем тот случай, когда «предсказывал» майору Дериеву. Те моменты, когда волны галлюцинаций захлестывали его в подземной темнице… Что он тогда чувствовал? Какие ощущения предшествовали «провалам в будущее»? Что их вызывало?

В один момент он словно рухнул во мрак и почти различил уходящие в будущее нити, темные и светлые, переплетенные между собой, исполинскую паутину, в которой запутались тысячи людей.

Он увидел себя на трибуне, внимающую толпу внизу… в сторону!

Грохот выстрелов, его плечо рвет боль… в сторону!

Дина что-то шепчет ему на ухо… в сторону!

В сторону, в сторону, в сторону…

Он «нырял» раз за разом, вглядывался до рези под веками, но нигде не видел трехлетней девочки с бантами в светлых волосах. Смутные воды будущего, его личного будущего, не содержали ее образа.

А затем у Кирилла закончились силы.

— Хватит, — прошептал он, облизывая пересохшие губы и отгоняя мысли о том, что никогда больше не увидит Машеньки, что она, может быть, погибла, пока он тут играл в мессию.

Нет, просто у всего есть предел. У него тоже.

Вечер Кирилл провел, готовясь к завтрашней проповеди, составляя и взвешивая слова и фразы. Ночью у них с Диной опять все было хорошо: она шептала и стонала в экстазе, а он чувствовал себя не посланником небес, бестелесных сил вроде Отца-Творца, а вполне плотским, настоящим мужчиной.

Утро оказалось дождливым, но к полудню, когда Кирилл вышел из дома, дождь затих.

— Как по заказу, рога и копыта, — сказал ожидавший его Серега.

По знакомой лесенке поднялись к автостанции, а когда очутились наверху, до бывшего журналиста долетел гул, какой издает ожидающая толпа: смесь покашливаний, негромких разговоров и прочих звуков, что испускают стоящие плечом к плечу люди.

— Сколько там народу? — спросил он.

— Не считали, но не меньше пятисот человек. За последние дни столько набежало, — ответил Серега.

Может быть, не так много, как бывало у других ораторов, но достаточно.

Кирилл вышел из-за угла автостанции, и сотни взглядов обратились на него. Раздались восклицания, радостные и нетерпеливые. Толпа заволновалась, а он, не обращая ни на кого внимания, неспешно зашагал к автобусу, превращенному в подобие трибуны.

Федайкины пошли следом. Серега, Дина и остальные двинулись в сторону — им предстоит смешаться с массой, на время превратиться в обычных слушателей, оставив Сына зари одного. В страшном, холодящем душу одиночестве мессии, где нет ни друзей, ни родных.

— Что ж, попробуем, — сказал Кирилл и полез по лесенке.

Прогнулся под ногой ржавый железный лист, заскрежетали самопальные перила, и он очутился на крыше автобуса, перед морем, нет, перед озером людей.

— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного! — воскликнул он, поднимая руки. Толпа стихла.

Кириллу доводилось говорить перед большой аудиторией, но не в качестве Сына зари. Поэтому он немного волновался.

Первым делом нужно выбрать «жертву», лучше всего женщину в первых рядах, на которую он будет смотреть во время выступления. Хотя бы вот эту дородную даму лет сорока, нервно тискающую нечто похожее на носовой платок. А затем начать, используя рецепт, более двух тысяч лет назад придуманный плотником из Назарета, вошедшим в историю под именем Иисуса Христа.

— Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное…

От добра добра не ищут, и то, что сработало тогда, должно сработать и сейчас: люди со времен Ирода и Иуды мало изменились.

— Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся…

Не зря гностики всех мастей так любили Новый завет, ведь тут можно найти массу удачных подпорок для их учения.

— Вы — соль земли… Вы — свет мира…

А теперь надо немного повысить голос, чтобы напрягающие слух люди могли уловить каждый звук, всякую нотку в тех фразах, что должны проникнуть в подсознание, лишь краешком зацепив рассудок.

— Есть скопцы, которые из чрева матери родились так, и есть скопцы, которые оскоплены от людей, и есть скопцы, которые сделали сами себя для Царствия Небесного.

Это из «Тайной книги богомилов», сочинения мутного и темного, сохранившегося в обрывках. И люди слушают, вытаращив глаза, в полном молчании, покорно глядя на него!

— Небеса, как и земля, свернутся перед вами, и тот, кто живой от живого, не увидит смерти…

Глаза «жертвы» блестят от слез, она забыла про платок и вот-вот сломается. За ней начнут ломаться другие — толпа куда более податлива, чем каждый из составляющих ее людей в отдельности, цепная реакция эмоций распространяется по ней мгновенно.

Еще немного лести, и от пряника можно будет перейти к кнуту.

— Знаете же вы, что малое войско может одержать победу над большим, как это случилось позавчера в Кузнечихе. — Не зря Кирилл ходил на военные советы и слушал, пусть и не очень внимательно, о том, как проходят боевые операции. — Ибо Отец наш, Единственный и Несотворенный, может оказать тем, кто в него верует, помощь ангелами, и страх охватит души врагов…

Да, он помнил, что именовал «ангелами» отпрысков Демиурга, злых духов, вредящих людям, но немного путаницы в мозгах не помешает. Необъяснимые противоречия вынуждают интеллект работать вхолостую, истощать себя, а измученный разум скорее и охотнее принимает свойственные вере нелепости.