переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов

— Капуста?

— Травка такая встречается тут. Под трупами чаще всего — прищурился Андрей.

— Встречал — кивнул я — Пару дней назад впервые наткнулся. Вкусная. Семена и стебли в Бункер отнес.

— К тем лентяям? В Замке, уверен, травку тут давно растят. Там дураков нет, если верить рассказам Антипия. А вот Центр и Холл… бездельники зря воздух коптящие! — отрезал старик и так топнул ногой, что едва не расплескал чай.

— Людей жестоко формует социум — улыбнулся я — Жестоко и незаметно. Но всегда есть исключения. Всегда есть возможности.

— Ох и мудреный ты парень — причмокнул губами старик и подхватился — У меня же сахар есть! Тебе не дам — и не проси! Уж без обид.

— Никаких обид — ответил я и неспешно выпил свой чай.

— Так раз вещи мои не нужны — не глядя на меня, сказал согнувшийся над ящиком Андрей — Чего башкой украдкой вертишь? Чего ищешь? Оружие высматриваешь?

— Оружие мне нужно — не стал спорить я — Прямо мечта. Что-нибудь вроде ружья двуствольного. Под двенадцатый калибр.

— А почему именно под двенадцатый?

— Да читал, что двенадцатый лучше всего. Мощнее и все такое. Выстрелом медведя в пыль.

— Это враки — рассмеялся старик — Но не спорю — калибр универсальный. И востребованный. А здесь это важней всего — то, что вещь в том мире наиболее востребована.

— Это как? — удивился я и тут же вскинул ладонь — А. Допер. Чем востребованнее вещь — тем чаще она оказывается здесь, верно?

— В точку. Я вот так рассудил как-то в беседе с Ахавом — самое востребованное, похоже, это трусы.

— Вряд ли сюда часто люди без трусов и носков попадают — согласился я.

— Без носков — часто! Летом если тебя сюда закинули, а ты в сланцах! Какие носки?

— Ну да.

— Вот! А трусы — всегда! С самого начала и по сию пору самое востребованное, получается. А с патронами к сожалению не так…

Верно. Я сюда прибыл с мешком бытового мусора. Но трусы были при мне. Да…

— Ахав? — не скрывая любопытства, спросил я — Сосед?

— Сосед — кивнул Апостол — Бывший.

— Умер?

— Хуже. Ушел как-то.

— И не вернулся?

— Сюда — нет. И слава богу. А вот поблизости бродит. Только теперь голышом предпочитает ходить. И светиться начал. Раньше звал его Ахавом. Теперь чаще зову Ахавом Гарпунером. Вернулся он к профессии своей стало быть… посмертно… если это можно назвать смертью.

Произнеся эти запредельно сумасшедшие слова — для любого обычного слушателя — Андрей выжидательно уставился на меня. Я спокойно выдержал его взгляд и добавил:

— Ага. Видел я вашего Ахава Гарпунера. Летающим червям хвосты крутит, энергией напитывает и швыряет их в летящие в небесах кресты.

— Кофе выпьешь? — спросил после секундной паузы Андрей — С сахаром.

— Выпью — улыбнулся я.

— Сигаретой угостить? Или легкие не травишь?

— Не травлю. Но в исключительных случаях позволяю. Так что выкурю одну.

— Какую?

— Что покрепче.

— Редко, но метко?

— Крайне редко и метко.

— Любишь ты поправлять. Точность в словах нравится?

— Как бабушка научила.

— Бабушка плохому не научит. Так чего ты тут высматривал?

— Все и ничего. Знания. Умения. Ты выживаешь тут сколько уже? Судя по обстановке — если крест был твой до падения — ты здесь уже давно. И взялся за дело проживания капитально. И ты преуспел — выжил. Причем живешь не как собака бездомная. И даже не как бомж. А вполне как человек. Вот эти знания мне и нужны — о здешнем специфическом выживании.

— О здешнем специфическом выживании — со вздохом повторил Апостол, открывая другой ящик — И впрямь мудреный ты парень. Но не дурак. А то бывают же люди — говорят слова умные, а сами тупы-ы-ые… Ладно! Давай баш на баш?

— Это как?

— Ты мне свою историю, а я тебе свою. Но только так — с самого начала и до самого этого вот момента.

— С самого начала это…

— Ну скажем поясни чуток автобиографию свою комсомольскую парой слов. Или скорее буржуйскую по словам твоим судя. А там и начинай — как сюда попал и дальше по тексту.

— А ты не парторгом раньше работал?

— А эти то слова откуда знаешь? Они же вроде как вымершие.

— Начитанный.

— Парторгом… нет. Не им. Но я сам из тех времен. Так что?

— Согласен.

— Тогда вот тебе сигарета мужская, вот зажигалка китайская пластиковая, вот пепельница хрустальная. Китайская. Кофе сейчас будет. Растворимый. Бразильский. Или тоже китайский… все у вас там смешалось я погляжу… Начинай историю. Осматривайся свободно. Спрашивай. А я послушаю. И тоже, пожалуй, так уж и быть выкурю сегодня одну сигаретку.

Кивнув, я чуть размял сигарету, глянул на марку и одобрительно хмыкнул. Сигарета мужская. Прима без фильтра.

— А что? Хорошая сигарета. Сан Саныч Мурашко курил? Курил. И других угощал. Вот и ты кури.

— Сан Саныч Мурашко — повторил я, вороша закрома памяти — Ну да. Хотя больше других угощал, а сам предпочитал Мальборо. Так ты сюда не раньше восьмидесятых загремел? Или фильм пересказал кто?

— Ишь догадливый и памятливый какой гость попался… ты сначала свою историю давай.

— Даю — вздохнул я. Щелкнул зажигалкой, сделал первую осторожную затяжку — еще «холодную», одну из двух-трех самых приятных первых — откинулся на спинку самодельного кресла, утвердил на колене хрустальную пепельницу и принялся пересказывать свою историю.

Какой уж раз…

Но рассказывал со старанием. Не пропуская, не ужимая. Я молодой и даже не тупой. Я понимаю — здесь ценятся хорошие и долгие истории. Причем второе их качество — длина — порой наиболее важное.

Но рассказывал со старанием. Не пропуская, не ужимая. Я молодой и даже не тупой. Я понимаю — здесь ценятся хорошие и долгие истории. Причем второе их качество — длина — порой наиболее важное. Повествование вел на автомате — мозгу не требовалось особо напрягаться. Я перечислял лишь свои действия — не привирая, не искажая. Рассказывал честно. А вот про свои мысли, размышления, догадки и прочее, само собой, предпочел скрыть. Равно как и промолчал про скопированные шифры и про странное долголетие замковых жителей, косвенно упомянутое Антипией в книжных заметках. В результате, дав себе такие установки, ведя монолог и неспешно затягиваясь сигаретой, получил возможность пристального изучения чуждого жилища.

Спортзал подтвердил мои догадки касательно осанки и удивительно легких движений старика. Спортсмен. Причем грамотный. Умудрился к своим приблизительно семидесяти пяти-восьмидесяти годам