Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин

– Знаю уже, – перебил его князь. – Поведали, зачем ты в деревлянские земли отъезжал. Потому и не ругаю, что меня не известил. А волоха твоего я велел утопить.

– Но он многое мог рассказать!

– Мог, верно. Только слушать мне его сейчас недосуг. Деревлянские земли теперь под моим младшим, Олегом, будут. Он, конечно, мальчишка еще, но я ему воеводой одного Свенельдова сотника дам. Он, было дело, еще при отце моем деревлян усмирял.

– А Свенельд – что?

– Свенельд сам и предложил.

– Хорошо ли? – усомнился Духарев. – Деревляне ведь раньше под Свенельдом были. Не хочет ли он…

– Не хочет! – отрезал Святослав. – Иди, воевода, покушай. А со своей вотчиной я как-нибудь сам разберусь.

Духарев спорить не стал. Бессмысленно. Да и что ему до семейно-имущественных проблем великого князя… Со своими бы до отъезда как-нибудь разобраться.

Разобраться – не получилось. Главная «проблема», Сладислава, отбыла из Киева, пока Сергей был у князя.

Духареву доложили: уехала по каким-то хозяйственным делам. Вернется через три дня.

А ведь наверняка знала, что Духарев утром уходит в Булгарию. И только Богу ведомо, когда вернется.

Что ж, это ее выбор. А у Сергея выбора и вовсе нет. Зато там, в Булгарии, его ждет Людомила…

Глава девятнадцатая

Возвращение в Булгарию

Войско великого князя, не поредевшее, а, наоборот, выросшее за счет притока новых воинов, скорым маршем, двуоконь, промчалось по степям и долинам, с ходу форсируя реки, не задерживаясь нигде. Люди и кони кормились зерном, добытым в деревнях, жители которых разбегались в ужасе, увидев на горизонте пыльное облако, поднятое десятками тысяч копыт. Пару раз настигали печенежские кочевья. Копченых не били, только забирали фураж и провиант. Желающих присоединиться к русам тоже не гнали.

Если запасы зерна иссякали, а населенные пункты не подворачивались, фуражиров не посылали. Кормили коней травой, а сами ели конину. Зато времени не теряли, и потому обратный путь занял немногим больше времени, чем марш к Киеву.

Переплывать Дунай на набитых травой шкурах не пришлось. В устье их ждали лодьи, которые привел сюда Гуннар Волк.

Воевода Гуннар из Переяславца сбежал. Сделал вид, что намерен биться до последнего, настроил горожан на упорную оборону, а сам тихонько, под покровом ночи, вместе с дружиной погрузился на лодьи. На каждую лодью пришлось по три-четыре воина, так что путь у них был только один – вниз по течению.

Святослав не стал ругать Гуннара. Но и не похвалил.

– Ты сдал Переяславец – ты его и возьмешь! – сказал великий князь.

Как это уже бывало, войско Святослава опередило весть о собственном возвращении.

Пятнадцатитысячная армия киевского князя появилась под стенами Переяславца ранним утром, но застать город врасплох не удалось. Булгары успели затвориться и с честью приняли бой.

Защитников было едва ли не столько же, сколько и нападавших. Почти половина мятежного войска обосновалась в Переяславце. Коренных обитателей мятежники из города выставили, оставив лишь несколько сотен женщин – для удовлетворения личных потребностей.

Всё-таки внезапность появления русов сыграла свою роль: им достались беспечно брошенные у стен осадные орудия и лестницы, с помощью которых булгары намеревались взять город. Мятежникам это «оборудование» не понадобилось, поскольку город им сдали без боя. А вот русам добыча пришлась очень кстати.

Резня была страшная. Несколько раз гридни Святослава уже готовы были отойти. Удерживала их лишь железная воля и личная храбрость великого князя, который решительно заявил: лучше умереть, чем отступить!

Духаревской дружине достались южные ворота. В штурмах воевода был человеком опытным, зря людей не клал, но сломать ворота так и не сумел. Всё равно к вечеру город был взят. Первым на стену взошел Гуннар Волк. Это стоило викингу половины хирда, но благорасположение Святослава он вернул. Как только нурманам удалось закрепиться на одной из стен, участь Переяславца была решена. В рукопашной любой из русов, отборных воинов самого князя и лучших его воевод, нурман, варяг, любой опоясанный гридень, стоил десяти булгар.

Нурманы Гуннара захватили стену, на которую поднялись другие. Дальше – просто. Под прикрытием тучи стрел те же нурманы спустились вниз и открыли ближайшие ворота.

На этом битва кончилась. И нурманы, которым раньше было запрещено потрошить переяславцев, наконец отыгрались за вынужденное воздержание. Впрочем, остальные тоже не остались в стороне.

Но пожаров не было. Святослав загодя предупредил: кто по умыслу или без оного пустит «красного петуха», будет наказан смертью.

Итак, Переяславец был взят. Но на этом дело не кончилось. Оставив в городе всё того же Волка, Святослав двинулся от города к городу и в каждом устраивал дознание, чинил суд и расправу над всеми, кого он или его наместники считали подозрительными. Великий князь не желал оставлять за спиной вероятных врагов.

Только в Преславе, номинально принадлежащей кесарю Борису, Святослав не стал устраивать судилищ. Зато двинувшись в мятежные области, прихватил с собой только-только созданную «гвардию» булгарского кесаря.

Мятежные области сопротивлялись отчаянно. Терять им было нечего. Святослав же был беспощаден, как печенег. Уверенный, что источником бунтов была его прежняя мягкость, великий князь решил продемонстрировать, как выглядит его гнев.

Булгар убивали во множестве. И печенеги, и русы, и угры. Города сжигали. Когда наконец удалось взять оплот мятежников Филиппополь, Святослав велел казнить всех мужчин, а на женщин и детей надеть рабские ошейники.

Духарев, к счастью, от участия в этом терроре был избавлен. Он остался в Преславе с задачей формирования армии вторжения. Святослав не собирался ограничиваться «зачисткой» мятежных областей. Никифор Фока не выполнил обещания и тоже должен быть наказан. Расправившись с мятежными кметами, Святослав перейдет через горы и устроит такой же погром в византийской Фракии…

Так предполагалось. Но «зачистка» затянулась, и к тому времени, когда в Булгарии не осталось никого, кто бы с оружием в руках оспаривал «власть великого князя и хакана Святослава и его младшего брата кесаря Бориса», на гемейских перевалах уже лежал глубокий снег. Сухопутная дорога на Византию была перерезана. Великий поход к стенам Константинополя пришлось отложить.

Эту зиму Духарев, как и все воеводы Святослава, провел в делах. Шла интенсивная подготовка к будущему походу. Великий князь понимал, что Византия – крепкий орешек, поэтому активно искал союзников. Полтора месяца Духарев провел, мотаясь по степи и убеждая кочевников присоединиться к войску русов.

Но Рождество Христово Духарев приехал встречать в Доростол. Патриарх пригласил. А через два дня после приезда Сергея в Доростол приехала Людомила.

Глава двадцатая

Людомила

Возок, сопровождаемый двумя десятками верховых, въехал во двор патриаршьей резиденции. Припорошенные снежком кони фыркали паром, звенели копытами о мостовую.

– Эй, раб Божий! – окликнул старший из всадников пробегавшего мимо монашка. – Сказали нам: здесь у вас воевода киевский гостит.

– Ага. – Монашек остановился, поглядел на сбрую, украшенную серебром, на меховую рукавицу со стальными нашивками. Выше взгляд поднять не осмелился. Судя по говору, всадник был русом, язычником, а русов теперь в Булгарии боялись пуще ромеев. Монашек слыхал: киевский князь, захвативши Филиппополь, двадцать тысяч человек на колья посадил. Филиппополь далеко, на другом конце страны, а рассказывавший об этом дальше Плиски не бывал, но монашек всё равно поверил. Ох, страшны эти русы! А особенно страшен воевода их, которого сам патриарх привечает. Правда, воевода не язычник, христианин. Вот ведь чудо Господне: зверообразный, огромный, как медведь, рус – христианин!

Монашек рискнул поднять голову… И увидел, что приехавший рус, тоже зверообразный, широкоскулый, весь увешанный оружием, скинул блестящий шелом с пошлемной шапкой и крестится на круглую маковку собора.

Монашек от удивления даже бояться забыл. Значит, верно говорил патриарх: придут дикие русы к Истинной Вере! И тогда, тогда…

Монашек не знал, что будет тогда, но сердце его наполнялось ликованием при мысли о том, что на стороне истинно верующих будут такие грозные воины.

Рус надел шлем.

– Ну и где он живет, наш воевода? – зычно спросил он.

– Здесь я, Дужка! – Духарев стоял на крыльце отведенного ему флигелька. Двое гридней, вышедших вместе с ним, узнали всадника и расслаблись. Опасности для их воеводы не было.

– Так кого ты мне привез, воин? – Сергей сбежал с крыльца. Лицо его сияло улыбкой. Он уже догадался – кого.

Откинув кожаный полог возка, Духарев бережно вынул свою желанную. Личико Людомилы, выглядывающее из белой пушистой шапки, порозовело от мороза и стало еще красивее. Серые глаза в обрамлении черных длинных ресниц сияли счастьем.