Братство - Сергей Палий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующем витке она пинком сбила бобра с траектории, а Степана властно остановила крылом. Он дернулся, но горгулья резким движением развернула журналиста к себе.
— Энтузиазм прошел?
Степан еще несколько секунд смотрел на нее бешеными глазами и сипло дышал. Сердце колотилось, как птица в клетке.
— Расслабься, — уже мягче сказала тетя Эмма. — Эк раздухарился, япона сковородка… Всё, давай: вдох-выдох.
Степан поморгал. Волна бешенства уже отступила, и ему стало стыдно за свое поведение. Он одернул жилетку, поднял мухобойку и смущенно потупился.
— Я вот что хотела спросить: где остальные-то? Кулио ваш болезный где? Его что, бесы… того?
Горгулья провела крылом себе по горлу.
— Вы понимаете, такая ситуация получилась… — замялся журналист.
Он не хотел выкладывать всю подноготную ссоры, но Куклюмбер, поднимаясь на ноги, резанул правду-матку:
— Нет больше Братства. Шу отрекся, Кулио заистерил и хамить начал. Все расплевались да разбежались. Занавес.
Он, косясь на Степана, подошел к бурлящему на огне котелку и вытянул шею с намерением, наконец, узнать, что же там варится.
— Ну и ну, кхе-кхе… — нахмурилась тетя Эмма. — Дела.
— На кишку бы чего кинуть, — нагло заявил бобер. — А то калорий потратил уйму, бегая тут, как сайгак.
— Ладно, давайте и правда, как в русских сказках. — Тетя Эмма слезла с валуна и по-хозяйски сняла котелок с огня. — А то из вас голодных рассказчики какие-то хре… кхе-кхе-хе… хренов ларингит.
Бобер, водя носом, прыгнул поближе к вареву.
— Не обижайся, — извинился Степан. Уши и щеки у него пылали от стыда за содеянное. — Но ты с этой чекой, конечно… Что я должен был подумать? Я ж за всех нас переживал…
— Шутки надо понимать, зануда, — откликнулся Куклюмбер, потирая ушибленный лоб. Усмехнулся: — А ты меткий. И рука у тебя, оказывается, тяжелая… Только сразу видно, что в армии не служил.
— Почему?
— Кто ж чеку обратно в гранату вставляет, щелкопёр!
Степан виновато пожал плечами. Об этом он в критический момент как-то не подумал. Захотелось провалиться сквозь землю.
— Ладно уж, — махнул лапой Куклюмбер. — Прощаю.
Глава 20
Собирая мозаику
Нюх Куклюмбера не подвел. В котелке у тети Эммы действительно бурлил крем-суп с мягким сыром, овощами и дроблеными орехами. После жесткого пересоленного мяса это варево показалось Степану райским угощеньем. Они с бобром быстро осушили плошки и попросили добавки. Горгулья поворчала о непредвиденных расходах, но выдала им еще по порции. Сама тоже немного поклевала гущи, подхватила стакан с виски и опять взгромоздилась на свой насиженный валун.
— На сладкое пирожки с малиной, — махнула она крылом в сторону накрытого тряпкой противня. — Лопайте, но честь знайте.
— Что же теперь делать? — проговорил Степан, облизывая губы.
— Пирожки жевать, сказано же, — пожал плечами бобер и снял с ароматной горки тряпку. Принюхался, вынес вердикт: — Выпечка свежая. Налетай.
— Я имею в виду в целом, — нахмурился Степан. — Как нам мир спасти?
— Мир спасти? — уточнила тетя Эмма. — Ну-ну! Вас, родные, от спасения мира нужно подальше держать. Строго-настрого запретить нести милосердие в массы. Спасуны хре… кхе-кхе… хреновы!
Она чихнула и едва не расплескала из стакана виски.
— Кстати, мы вашу родню видели, — вспомнил Степан. — Стаю серокрылых дочерей. Они вам привет передавали и вернуться просили!
Горгулья чуть не поперхнулась «Джонни Уокером».
— А что ж до сих пор молчал, дырявая башка? Я, кхе-кхе… гадаю, переживаю! Что они? Где? Как?
Вместо Степана ответил Куклюмбер.
— Нормально у них всё, — промямлил он, лениво ковыряя палочкой между здоровенными резцами. — Живут на острове в Индийском океане, туристов хавают.
— А язык, язык не забыли? — полюбопытствовала горгулья.
— Великий и могучий? — уточнил бобер.
— Ну.
— Сочинение вряд ли напишут, но изъясняются сносно.
— Ох, детки мои, детки… — неопределенно покачала головой тетя Эмма.
Журналист хотел спросить, как так случилось, что горгулья рассталась с дочерьми, но поглядел на старческие морщины и не решился бередить старые раны.
Тетя Эмма с минуту задумчиво перекатывала в когтях стакан, после чего одним глотком осушила его и отшвырнула в сторону. Привычно харкнула на сталагмит.
— Идей, как я погляжу, у вас никаких нет, — не терпящим возражений тоном проклекотала она, — поэтому будем причинять миру добро согласно моим прикидкам. Вопросы?
У Куклюмбера, кажется, возник вопрос, и Степан одернул его за лапу. Покачал головой. Бобер недовольно засопел, но промолчал.
— Вопросов нет, — кивнула тетя Эмма. — Тогда — первое. Если, по вашим сведениям, адовы легионы захватили всего половину Земли, шанс еще есть. Второе. Не думаю, что даже по отдельности членов Братства легко покалечить. Кхе-кхе… Вы, паразиты, изворотливые, как угри. Ваши дружки наверняка живы и, возможно, даже невредимы. Третье. Моя стая, должно быть, затаилась на острове. А это все-таки несколько тысяч особей.
— Тысяч? — обалдел Степан. — Мне казалось, их меньше.
— Да вы, поди, Варьке-хлопокрылке попались. Это ж только одно боевое звено.
Журналист понимающе покивал.
Горгулья спрыгнула с валуна, убрала крылья за спину и принялась неспешно расхаживать по пещере, кряхтя и пиная пустые бутылки.
— Какие еще у нас преимущества? Секретное оружие? Наноботы? Сингулярные мины? — деловито спросил Куклюмбер, приободрившись после упоминания о многотысячной армии.
— А может, лучше массовый гипноз попробуем? — предположил Степан. — А что? Гуманно и без жертв! Мы просто убедим бесов в том, что они добрые…
— И кастрированные, — перебил бобер. — То есть абсолютно не хотят размножаться и увеличивать массовую долю зла во Вселенной.
— Отставить разговорчики не по делу! — одернула тетя Эмма. — На этом плюсы нашего сегодняшнего положения заканчиваются. Теперь о минусах. Во-первых, вся нечисть, включая вашего Мага, сейчас настроена против нас. Враг силен и опасен. А во главе — зондеркоманда из темных магов со Смертью.
— Она, вообще-то, девчонка мелкая, — ввинтил бобер, — но уж больно нахальная. И всякими волшебными штучками владеет.
— Смерть, — сказала горгулья, — нужно наглухо припечатать. А для этого, понятное дело, нужно уломать одного из магов вернуть печати.
— Хрен отдадут, мне кажется, — отрезал бобер, глотая пирожок. — По крайней мере, когда мы их последний раз видели, настроены они были недружелюбно. Так что скоро всем крышка, поэтому предлагаю затариться продуктами, спичками, солью и валить повыше в горы…
— То есть сохранность жизни на планете тя не волнует? — нахмурилась горгулья.
— Меня сохранность вот этой вот шкурки больше всего волнует, — Куклюмбер любовно погладил собственный бок. — А спасение вымирающих видов — не моя забота.
— Заткни лучше бобра своего! — предупредила Степана тетя Эмма. — Во мне проснулся альтруизм, а он паясничает.
— Да пошутил я, — набычился Куклюмбер. — В этой берлоге что, у всех, кроме меня, чувство юмора отшибло? Давайте я анекдот, что ли, расскажу, и если вы засмеетесь…
— Пусть умолкнет, — грозно расправляя крылья, прошипела тетя Эмма.
— Он пошутил, — быстро сказал Степан и строго посмотрел на бобра. Тот фыркнул и отвернулся. — Какой план, тетя Эмма?
— Какой-какой… Я думаю, а вы то и дело рушите патриотические мысли, — горгулья все еще сердилась.
— А давайте учтем слабость Моха, — скромно предложил Степан.
— Какого еще «моха»? — не поняла тетя Эмма, — Что вы мне оба голову морочите? Мхи, папоротниковые, хвощи многощетинк… кхе-хе… щетинковые. Дайте уже сосредоточиться!
— Ой, я же совсем забыл вам рассказать, — щелкнул пальцами Степан. — Мох — это никакой не папоротниковый, это вполне человеческий негодяй. Лысый такой, сварливый мужик. Бывший конкурент Кулио по части спасения Земли и прочих благодеяний.
— Так-так, — заинтересовалась тетя Эмма. — Поподробней-ка.
— До того этот Мох зарвался, — воодушевленно продолжил журналист, — что помог Смерти обмануть нас. А теперь подлец по всем телеканалам выступает и выставляет себя спасителем человечества.
— Ну, что предлагаешь? — подбодрила горгулья.
— Мне кажется, — Степан говорил все увереннее, — сейчас, когда бдительность Моха несколько ослабла и он перестал осторожничать, нужно действовать. Проникнуть в его карпатскую резиденцию и нанести удар. Это, в свою очередь, вызовет противодействие со стороны Смерти, и вот тогда есть шанс ее подловить на какой-нибудь оплошности.
— Вроде как в шахматах — на пару ходов вперед? — прищурилась тетя Эмма.