Новый Мир ( № 9 2008) - Новый Мир Новый Мир

О. Г.) хочется, а не тем, что непременно требует от него (сам помалкивая) аэропортовский дом. Л<юша> в бешенстве повторяет: наше общество — общество взаимного неуважения. Почему, в самом деле, требовать единомыслия? Ведь не требует же А. И. С., чтобы О. Г. Чайковская писала непременно о земстве. А я не требую, чтобы она писала о Левашовской пустоши.

Солженицын раньше, чем она, написал о тогдашнем омоне: “Сынки с автоматами”. Тогда О. Г. Чайковская об этом молчала. А теперь он занят другим делом . (Он решает свои задачи по очереди . Как сам считает нужным. Ему 76 лет — его поздно учить.)

8 ноября 1995, вторник. С Ал. Ис. у меня никаких отношений нет, как никогда их не было. У меня — восторг перед ним, который не убывает. Великий писатель, великий человек . К. Кедров сообщил в “Известиях”, будто Солженицын переживает “духовный кризис”. Это после солженицынского “Все равно” в “Лит. газете” и “Молодь” и “Эго” в “Новом мире”... Вскоре после этой и других статей — А. И. С. был грубо лишен телевидения. (Это ему на пользу: сидеть дома и писать... Люблю его.)

Недавно критики: Сарнов, Лазарев, Рассадин и еще кто-то — выпустили общую статью, где расставили прозаиков и поэтов по рангам в соответствии с их вкусом. Там глупо все насквозь. А начало такое: 1) Владимов, 2) Солженицын... Какая чушь! Владимов — лучший ученик Солженицына. Оттого, что был и жив Солженицын, Владимов создал свой прекрасный, подражающий Солженицыну роман — “Генерал и его армия”.

Читаю 1-й том публицистики Солженицына. “Жить не по лжи”, удивительно, хотя и безумно. Каждое слово — драгоценный камень. Но

напрасно он думает, что это нечто малое, нетрудное, всего лишь требуется не лгать. Да это то же, что броситься со всей семьей под трамвай — при советской-то власти! Можно было требовать тогда “всего лишь” не доносить, любить друзей, быть хорошим товарищем, не предавать дружбу. А не лгать!

Помню случай со мною. Я написала книгу “Декабристы — исследователи Сибири”. Мне показалось это существенным открытием. Доказать, что они были не только политическими повстанцами, но интеллигенцией того времени, открывателями. Редакции книга нравилась. Но у меня требовали вставить — т. е. согласиться на фразу, ими вставленную: там, где я говорю о мечтании кого-то из декабристов — что вот, мол, какой может стать Сибирь, если разрабатывать ее богатейшие недра! — вставить фразу: “В наше время Сибирь и стала такою”. И далее о подъеме при советской власти, о высокой добыче угля и пр. в наши дни. А я уже знала тогда, что вся Сибирь — сплошной концлагерь, что добывают там уголь и пр. богатства земли и строят дороги — заключенные. Но — сдалась. Мне было очень стыдно. Но я дорожила своим открытием — да и деньги нужны были. Сдалась, поправила фразы только “стилистически”. Книга вышла. Ее хвалили — в печати Азадовский, в письме ко мне Оксман. (Ему особо понравилась одна фраза о суде над декабристами: “Началась трагедия следствия и комедия суда”.) Однако книгу я считала загубленной и потом охотно переиздавала только главу о Николае Бестужеве: “Н. Бестужев, исследователь Бурятии”.

Так вот А. И. С. требует: “всего лишь”.

Вообще к интеллигенции он жесток, а главное — он не понимает ее. Образованщина! И все тут. “Интеллигенция перестала быть интеллигенцией, когда не заступилась за крестьян во время коллективизации”. (А перечел бы “Мужиков”, “В овраге” и “Новую дачу” Чехова.) Когда крестьяне заступались за интеллигенцию — даже за земцев, врачей и учителей?

Гениальной литературы русской и живописи они и совсем не знали, не подозревали о том, что у них есть Пушкин и Блок. Не из крестьян ли выходили городовые, погромщики, а потом и следователи КГБ и охранники? Крестьян было миллионы, интеллигентов — сотни, ну, может быть, тысячи. Ну, вот теперь их совсем не осталось — почти. Конечно, среди интеллигентов много сволочи, и при царе было, и при советской власти, и теперь. Тем ценнее каждое интеллигентное лицо, которое не сволочь. Ценнее для всего народа.

Солженицын говорит мельком о том, что до Нобелевской его поддержала “тоненькая пленка”. Я не знаю всего состава этой пленки, но те, кого я знаю, — сплошь интеллигенты... И сейчас, когда его отлучили от телевидения, протестовали, насколько мне известно, только интеллигенты. (Останки!)

У такой огромины, как он, и заблуждения огромны. Огромный человек, талант огромный. Для того чтобы стать гением, ему не хватает только интеллигентности!

13/XI 95, понедельник. Читаю публицистику Солженицына. Удивительная книга! Столько ума, пророчеств — и столько безумия и злости не по адресу. Написано все насквозь превосходно, дивишься языку, синтаксису, емкости слов — и привкусу безвкусицы и безумия. Ну почему, например, А. И. утверждает, будто русский и украинский народы понесли наибольшие потери в войне против фашизма? А Белоруссия — не понесла? Ведь на нее первую накинулись гитлеровские войска. И таких “почему” очень много, хотя много и ошеломительных правд.

И настойчивые призывы к “национальному сознанию”, “национальному возрождению” — рядом с проклятиями — заслуженными и незаслуженными — по адресу интеллигенции. Как будто без интеллигенции возможно какое бы то ни было сознание . Интеллигенция и есть сознание. В древние века в России грамотность принадлежала только духовенству и древняя литература — вся рукописная! — принадлежала духовенству. Но что такое Россия и русское национальное самосознание без Державина, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Баратынского, Тютчева, Фета, без Достоевского и Чехова, Герцена, без Блока, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака? И можно ли отрицать наличие советской культуры — т. е. вычеркнуть все 60 — 70 лет русской истории? Разве Зощенко, Маяковский, Маршак, Замятин, Мейерхольд, Булгаков, Чуковский, Житков — это не “русская национальная культура”? То же и в драматургии, и в живописи, и графике, и в кино, и в балете. Куда же деть Уланову?.. И разве у великого Пастернака, у великого Мандельштама не было стихов — к Сталину?

“Образованщина” — “образованщиной”, но интеллигенция и самого Солженицына вынесла, выпестовала, подвергая себя смертельной опасности — и самого Солженицына. Человек он благодарный и благородный — воспел своих спасителей в дополнениях к “Теленку”, — но мыслитель?

А что был Самиздат — разве не национальное самосознание России — интеллигентной России? — и Сахаров — при всех его политических неточностях? Я не знаю, был ли Сахаров верующим и православным (сомневаюсь!), но человеком великой нравственности был он, а не Шафаревич.

И почему, в чем русский народ показал себя истинным христианином? Только в идеале , в поговорках , в любви некоторой его части к церквам?

А как же католики — итальянцы, французы, — они разве не христиане — потому что не православные?

Да ведь и читает-то Солженицына только интеллигенция.

Отлученная от интеллигенции неинтеллигентная Россия вся — по предсказанию объехавшего всю Россию А. И. — будет голосовать сплошь за коммунистов. А ненавидимая и презираемая им интеллигенция снова будет вымирать, погибать или продаваться.

Прочла Шаламова “Записи”. Выпады против Солженицына мелкие, самолюбивые и прямо завистливые. Между тем “Архипелаг” — великая проза, новая не только новым материалом, но и новым художеством. Оттого читаешь. “Колымские рассказы” Шаламова нельзя читать. Это нагромождение ужасов — еще один, еще один. Ценнейший вклад в наши познания о сталинских лагерях. Реликвия. И только .

Упрекает Солженицына в деловитости. Да. А. И. деловит. Но в чем?

В своем труде. (10 ч. в день.) И в распоряжении деньгами: отдавать политическим заключенным. Сейчас он мучается безнадежной болезнью друга: Можаева. Из записей Шаламова не видать, чтоб он за кого-нибудь (кроме себя) мучился. Жесток. Иногда весьма проницателен и умен.

21 ноября 95, вторник. Продолжаю минут 15 — 20 в день читать Солженицына.

17/XI прошла “презентация” 1-го тома солженицынской публицистики. Ал. Ис. туда не пришел. Он вернулся из Рязани, Орла (?) и Пензы и теперь засел на даче. Иногда говорит с Л. по телефону. Читает с восхищением (и каким опозданием!) Лидию Гинзбург... В разговоре со мною он упомянул как-то, что все 20 лет в Вермонте ни одной советской книги не прочел. (Теперь наверстывает — но как-то остается вне современной русской литературы, точнее — литераторов.) Я прочла в “Русской мысли” его интервью в Пензе. Хорошее. Толковое.