Белоэмигранты на военной службе в Китае - Сергей Балмасов

Исчерпав все возможные методы борьбы с пьянством, которое не раз приводило к поражениям, В. С. Семенов стал применять радикальные меры. Он заявил: «В походе и во время боевых действий пьяниц буду предавать военно-полевому суду и расстреливать» – и обратился ко всем русским, чтобы они помогали друг другу в том, чтобы никто не напился и не был за это казнен[636].

С пьющими случались и анекдотичные случаи. Так, за пьянство был разжалован в рядовые младший унтер-офицер Краснов. Вскоре за примерную службу он был восстановлен в прежнем чине. Но на следующий день на радостях он сильно напился и тут же был снова разжалован[637].

Случаи, когда русских наемников восстанавливали в прежнем чине, были нередки. Обычно это было следствием того, что такой человек исправлялся и заслуживал поощрения[638]. Но обычно восстанавливали в чине не сразу, а поэтапно. Начальству нужно было убедиться, что ранее оступившийся человек не повторит это снова.

Политика русского командования сначала была такой: увольнять за пьянство офицеров, но оставлять солдат, сурово их наказывая. В мае 1928 г. из-за катастрофического положения с комплектованием разжалованных за проступки офицеров стали не выгонять, а оставлять служить солдатами[639].

Пьянству среди рядовых потворствовали нередко офицеры, которые, не делая этого сами, часто оставляли солдат надолго без своего присмотра, самовольно уходя из части «по делам». Солдаты, предоставленные сами себе, со скуки начинали пить. Комбриг В. С. Семенов сурово наказал за это троих офицеров. Так как дело было в боевой обстановке, то двое из них были уволены, а третий понижен в должности и отстранен от командования[640].

Шло широкой волной пьянство и в лазаретах, где раненые бесчинствовали и доктора отказывались их лечить[641]. Были случаи, когда Чжан Цзучан изгонял из приюта для русских инвалидов из Цинанфу наиболее злостных алкоголиков-дебоширов[642].

Пьянство наблюдалось и на базе отряда. Нередко это сопровождалось разными происшествиями. Семенов в своем приказе от 20 июля 1928 г. заявил: «Из рапорта начальника базы от 16 июля усматриваю, что им казенные автомобили используются для увеселительных поездок, причем не обращается никакого внимания на управляющего машиной шофера, который, по-видимому, был пьян и потому свалил машину в канаву, отчего она была повреждена. Ссылку на отказ тормозов считаю простой отговоркой. Приказываю в будущем без моего разрешения машинами никому не пользоваться. За неисполнение этого приказа буду увольнять в дисциплинарном порядке без расчета. Ремонт машины отнести за счет майора Маковкина»[643].

После увольнения самых злостных алкоголиков и угрозы расстрела случаи пьянства в бригаде Семенова к осени 1928 г. почти прекратились[644]. Но когда в декабре 1928 г. наемников переправляли в Харбин, то В. С. Семенов «на всякий случай» предупредил личный состав, что, если кто напьется, того он бросит пьяным на морозе.

Проступки в отношении местного населения

Большой проблемой еще с российской Гражданской войны для русских были взаимоотношения с мирными жителями, которые были, мягко говоря, непростыми. Войска часто обижали население реквизициями продуктов, ценных вещей, повозок и пр. В условиях китайской гражданской войны все это повторялось. Да и как иначе, если нет снабжения и своевременной уплаты жалованья? Неудивительно, что наемники, не получая по нескольку месяцев жалованье, шли на разного рода ухищрения и даже преступления, чтобы выручить деньги. В 1926 г. чины 65-й дивизии захватили на линии Тяньцзинь – Пекин автобус и незаконно его перепродали[645]. Были случаи, когда солдаты самочинно разбирали соль и прочее имущество из запасных магазинов по пути движения. Впрочем, за такие проступки солдаты обычно отделывались выговорами[646]. В 1926 г. русское командование признало, что «русские части 65-й дивизии позволили себе грабить население, было несколько случаев насилия над китаянками, убийств и тому подобного». Прибывший в Цинанфу журналист И. С. Ильин писал в своем дневнике о разговорах русских солдат 65-й дивизии: «Кто-то говорит про последний поход. Рассказывают, как грабили китайцев и как русские сразу наловчились находить, где у них запрятано серебро. Обобрать китайцев называлось получить «фацай», что означает «счастье» или «находка». Солдаты говорят, как они «чистят» китайцев – крестьяне не знают ни банков, ни сберегательных книжек, а прячут серебро у себя и часто где-нибудь во дворе, иной раз даже под кирпичами отхожего места. А вот другой разговор: «Теперь стало хуже! А вот братцы в начале, ох, чаво делалось! – говорит чей-то голос. – Как в деревню пойдем, так и давай шарить! Ну, ходьки (китайцы) – они што! Чуть не так – за косу его и делу конец! А с бабами – ой, смехота, право! Девки уж знают, все прячутся. Чаще всего, как куры, они забиваются в стога и снопы, так наша кобылка уж знает и прямо там их и… А бывает, что и со старухами ребята балуются. Вошли раз – никого… Все разбежались, только старики да старухи. Вот одну и приспособили. Так она – хоть бы что, только руки выставляет, а ей туды тунцзеры[647] и сыпет каждый!» Слушаю это и не знаю, происходит ли все это сейчас, в ХХ в., или же в V–VI вв., или во времена Крестовых походов, или каких-то религиозных войн, что ли?»[648] В отношении того, что русские солдаты «резвились» с китаянками, следует сказать, что в такого рода поведении было виновато само китайское командование. Дело в том, что почти во всех армиях стран мира практиковалось регулярное посещение военнослужащими публичных домов за счет специально выделяемых на это средств. Например, в японской армии это был неотъемлемый ее атрибут, и, даже когда японцы в 1918 г. вошли в Забайкалье, вместе с воинскими частями туда прибыли и публичные дома. В Русской группе китайских войск такого не было, и если офицер мог позволить себе «общение с девочками», то рядовые в большинстве случаев такого позволить себе не могли. Поэтому и происходили подобные печальные случаи. И, кроме того, как это видно из дневника Штина, сам маршал Чжан Цзучан поощрял насилие, защищая виновных без всякого наказания.

Следует заметить, что китайское командование даже не пыталось как-то реально воздействовать в этом отношении на русских, так как такое поведение военных было нормой во время китайской гражданской войны. Формально не раз издавались грозные приказы, угрожающие смертной казнью за тот или иной проступок. Еще в начале 1927 г. Чжан Цзучан запретил что-либо отбирать у населения, так как это настраивало население против Северной коалиции и понижало дисциплину частей. Виновных предписывалось казнить[649]. Но случаи мародерства продолжались. Конец им попытался положить генерал-майор В. С. Семенов. В мае 1928 г. он отметил в приказе, что по пути отступления войск Чжан Цзучана военные обижают мирное население. Он обещал, что в случае, если в этом будут замечены русские, то они будут приговариваться к смерти; кроме того, виновным угрожал расстрел без суда и следствия на месте преступления[650].

До этого бывали случаи, когда в пьяном состоянии русские солдаты избивали местных китайских жителей. Но с принятием В. С. Семеновым радикальных мер ситуацию удалось переломить в свою пользу, и с весны 1928 г. был отмечен лишь один подобный случай, когда 3 августа русские фуражиры избили китайского мальчика[651].

В это время отмечались лишь мелкие проступки. Например, случалось, что лошадей надолго оставляли без еды и они объедали кору фруктовых деревьев, из-за чего мирные жители имели к русским претензии.

Конфликты друг с другом

Другой проблемой было избиение солдат офицерами. Тихобразов пишет в июле 1926 г., что сведения об этом «грешат преувеличением. Раньше это случалось чаще при общем пьянстве. Теперь это бывает очень редко и всегда служит предметом расследования. Как раньше, так и теперь избиению подвергались лишь пьяницы, и всегда за какое-либо яркое нарушение дисциплины»[652]. Но в конце мая того же года только в 65-й дивизии из-за постоянных необоснованных избиений хотели сразу уволиться шесть солдат[653].

Избиения солдат продолжали иметь место и в дальнейшем. Нередко именно офицеры вроде Манжетного в пьяном состоянии избивали невиновных солдат. Так, 5 июня 1927 г. было отмечено избиение солдат офицерами в 7-м Особом полку, ставшее известным только потому, что произошло на кухне, где было много народу. Виновные отделались лишь выговорами, что стимулировало их на дальнейшие поступки такого рода[654].

Были и случаи драк солдат с офицерами. В одном случае зачинщиком драки выступил фельдфебель, отданный за это под суд, а участвовавший в драке офицер был отправлен на несколько суток домашнего ареста[655]. Другой случай, имевший место 3 мая 1926 г. в Цинанфу, был еще более ярким. Выяснилось, что «3 мая капитан Сводного полка Хуснуллин выехал на прогулку военного городка Лан-фан. Навстречу ему шли три пьяных солдата бронепоезда «Хонан» – фельдфебель, младший унтер-офицер и стрелок. Поравнявшись с капитаном, стрелок Беликов схватил его лошадь за повод, а фельдфебель Батуров стал бросать в него камнями, причем все трое осыпали его бранью». За данный проступок фельдфебель и младший унтер-офицер были разжалованы в рядовые, а стрелок Беликов арестован на 14 суток[656].