Белоэмигранты на военной службе в Китае - Сергей Балмасов

В училище зачислялись молодые люди, как окончившие средние учебные заведения, так и не закончившие их, но имевшие не менее пяти классов гимназии или реального училища.

Один из основателей и первый руководитель Союза мушкетеров князь В. И. Гантимуров сам служил в отряде Нечаева в 1925–1926 гг. подпоручиком[705]. Другой основатель этой организации, Г. Беляков, погиб в одном из боев.

Преподавателями были опытные русские генералы и офицеры[706]. Училище имело кредиты, на которые оно получало довольствие, одежду, обувь, приобретало учебные пособия и содержало весь штат[707].

Обучение здесь велось на русском языке. Впоследствии училище было разделено на ряд классов: пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерный[708].

Всего через это училище прошли около 500 русских, в том числе 300 юнкеров. Однако офицером становился далеко не каждый. Такой чести за все время удостоились лишь 60 человек, при том что только на 27 марта 1927 г. здесь числилось 86 юнкеров. Первый выпуск состоялся в 1927 г. – 43 человека, второй и последний был в 1928 г. – 17 человек. В то же время китайцев было выпущено 300. Это были офицеры, получившие разностороннее военное образование и воспитанные в невероятно тяжелых условиях китайской гражданской войны[709]. Остальных просто не успели подготовить из-за неблагоприятного развития событий, кто-то погиб в боях. Были и те, кто не вынес суровых условий службы и просто ушел.

После первого выпуска глава Российской духовной миссии в Китае митрополит Пекинский и Китайский Иннокентий предложил Чжан Цзучану отправить в училище албазинцев. Чжан Цзучан согласился, и в 1927 г. 60 молодых потомков албазинских казаков пополнили училище. Из них создали отдельную роту капитана Уварова[710].

Специально для первого выпуска из училища Чжан Цзучаном был сформирован 7-й Особый полк из трех родов войск – пехоты, конницы и артиллерии, в котором младшими офицерами стали молодые русские подпоручики. Его командиром был назначен полковник Квятковский, сначала служивший адъютантом у Нечаева, помощником – полковник Шайдицкий. Полк состоял из трех батальонов: стрелкового (три роты), технического (пулеметная, бомбометная и гренадерская роты), сводного (эскадрон, батарея и саперная рота)[711].

Но в боевой обстановке выпущенные из училища молодые офицеры почти не проявили себя с хорошей стороны. Командование отмечало 26 мая 1927 г., что «приходится все время возиться с молодыми офицерами из училища. Среди них есть немного очень хороших офицеров. Большинство же каких-то нудных нытиков. Все им плохо, и надо каждому няньку»[712]. Неудивительно, что такие «офицеры» желали уволиться. Положение усугубляло общее тяжелое положение Русской группы в связи с уходом Нечаева. В ноябре 1927 г. наемники свидетельствовали, что «юнкерская школа влачит самое жалкое существование. Денег нет, и начальник школы с большими трудностями вырывает небольшие средства на пропитание юнкеров»[713].

В начале 1928 г. из-за дезертирства личного состава и слабой боевой готовности 7-й полк был выведен из зоны боевых действий и расформирован. Тогда же закончило свое существование и Русское военное училище[714].

Русская Комендантская команда (Юнкерская рота)

Еще до создания училища в составе китайских войск была образована Комендантская команда, в которой проходила обучение на офицеров русская молодежь. Эта команда была создана в марте 1925 г. при штабе 65-й дивизии. Большая часть попавшей туда молодежи были жителями Харбина с законченным или незаконченным средним образованием. В июне 1925 г. она была выделена в Отдельную юнкерскую роту. Начальником ее был назначен полковник Николаев[715]. Постепенно в эту роту навербовали 87 человек. Ее боевая служба началась с боя под станцией Фуличи, в котором она отличилась, затем она участвовала в тяжелых боях за Пекин, Нанкин, Су-джоу-фу и другие города. Роте сопутствовало боевое счастье, за все время боев погибли только майор Штин, юнкера Скрябин, Мозалевский и трое других. Кроме боевого счастья, роте помогла и боевая выучка. Еще до своего выхода на фронт часть усиленно занималась не только строевыми и теоретическими, но и «практическими» занятиями по стрельбе, физической подготовке и подготовке к атаке и обороне[716].

На фоне ослабления воинской дисциплины китайских, а потом и русских частей из-за невыплат жалованья Русская Юнкерская рота выгодно отличалась своим моральным обликом. Здесь не было отмечено ни пьянства, ни карточных игр[717]. Молодые русские офицеры по сравнению со своими старшими односумами зачастую выглядели более достойно. Они практически не интриговали друг против друга, большинство их служило достойно, и случаи разжалования за проступки в роте были редки[718].

Осенью 1926 г., после годичной боевой практики, юнкеров произвели в подпоручики и они большей частью вошли в 106-й и 105-й полки, меньшая часть из них попала в 107, 108 и 109-й полки на доукомплектование[719].

Русские наемники и взаимоотношение их с китайскими властями. Разведывательная и диверсионная работа

Китайские газеты Чжан Цзолина писали о событиях в Китае и участии в них русских: «Весь свет против коммунистов. В данном вопросе Китай идет не в хвосте других государств, а впереди. Весь рассадник большевизма – в России. Русские терпят у себя большевиков. Мы, китайцы, не миримся с ними и изгоняем их из своей страны. Только небольшая часть русских белых не мирится с большевиками и вместе с нами в Шаньдуне борется против них и помогает нам изгнать их из страны. Мы, китайцы, многим обязаны этим русским, и когда окончим изгнание большевиков из Китая, то обязаны будем помочь русским избавиться от большевиков у себя дома и надеемся, что когда маршал Чжан Цзучан со своими войсками вместе с русскими сделают это в Китае, то наша помощь им будет намного больше»[720].

Видя, что на религиозные и войсковые праздники русские дарят друг другу подарки, китайцы также стали их делать русским[721]. Это делалось для улучшения взаимоотношений. Но русское командование было недовольно масштабами и методами сотрудничества с китайцами и считало: «Хорошо было бы, чтобы Михайлов и Цы поговорили с Тупаном вообще о помощи ему нашими знаниями, а не только живой силой»[722].

Но в более серьезных делах нередко китайцы вставляли русским палки в колеса. Отношение властей к белогвардейцам в Маньчжурии из-за политики Чжан Хуансяна[723] было «возмутительно». Поэтому в отношениях с ним русским предписывалось быть осторожным и не злить его, но не забывать обид и «поменьше оказывать услуг в разведке»[724].

Разведка против коммунистов и китайских противников Чжан Цзолина была налажена уже к осени 1925 г. В сентябре того же года Михайлов сообщал в Мукден от его агентов из Верхнеудинска и с приграничной станции Маньчжурия о прибытии больших составов для Фына от большевиков с вооружением и боеприпасами[725].

Белогвардейцы передавали Чжан Цзолину очень ценную информацию, например что еще в 1926 г. через Маньчжурию, в том числе через город Хайлар, «русские большевики подвозят Фыну оружие на автомобилях с помощью запасов бензина, находящихся там»[726]. Но, к удивлению белогвардейцев, китайцы не предпринимали решительных мер, чтобы положить этому конец. Летом 1927 г. от Шильникова и его агентов, в том числе Скурлатова, продолжали поступать сведения, что большевики по-прежнему снабжают врагов всем необходимым через Монголию. Фын почти на 100 процентов зависел от поставок из СССР, и, если бы их удалось прервать, этого противника можно было бы считать списанным с боевых счетов. Однако, несмотря на исключительную ценность этой работы, ее стали сворачивать из-за нехватки средств. Шильников доносил об этом Михайлову и Тихобразову и требовал принятия против этого мер, говоря: «Неужели Вы считаете нормальным вести с большевизмом борьбу в Шанси и Чахаре и позволите свободно снабжать армии Ен Си Шана[727] и Фына из Хайлара и Маньчжурии всем необходимым, а ведь это все делается, и если в этих пунктах не будет лиц, которые смогут доносить в центр об этом, то купленные власти совсем распоясаются. Нельзя же вести успешно борьбу только непосредственно на фронте, не обращая внимания на свой тыл»[728].

В планах «белых» китайских маршалов белогвардейцы сыграли огромную роль. По данным белой разведки, переданным Чжан Цзолину в январе 1927 г., он мог быть спокоен за то, что СССР в ближайшее время не вступит с ним в конфликт, и он может бросить свои силы против Гоминьдана и Фына[729], не опасаясь удара с севера.