Эмма Браун - Шарлотта Бронте

– Моя маленькая девочка! Эта калека – мой единственный ребенок! Я воровала и попрошайничала только для того, чтобы обеспечить ей достойную жизнь, чтобы потом, когда

я состарюсь, она могла ухаживать за мной.

Проходивший мимо джентльмен остановился и подошел к ней. Двигался он как-то неуверенно, а его лицо раскраснелось после ночных развлечений. Старуха крепко схватилась руками за его пальто.

– Будьте так добры, сэр, помогите нам, пожалуйста, а то мы умрем! – воскликнула она.

Мужчина с отвращением пытался освободиться от нее. Когда же она еще сильнее вцепилась в его пальто, то он даже слегка ударил ее своей тростью. Она громко застонала и упала на землю. Он бросил ей несколько монет и поспешил прочь, чтобы найти экипаж. Когда он скрылся из виду, старая женщина спокойно подобрала монеты, встала и подошла к Эмме.

– Это все потому, что ты спала на холоде, – сочувственно сказала она. – Мне иногда после холодной ночи приходится ползать на коленях. – Она помогла Эмме подняться на ноги. – Будь осторожна и не делай резких движений. Попытайся сначала размять ноги.

Постепенно кровообращение восстановилось, и Эмма снова смогла ходить. Однако каждый шаг отдавался болью, и ей казалась, что она такая же старая, как и ее компаньонка. У нее возникло ощущение, что в ее тело вонзилось множество маленьких иголок и булавок. А еще у нее кружилась голова и появилось какое-то странное ощущение, будто бы она стала невесомой. Ей было себя очень жалко, но еще больше ей было жаль эту старую женщину.

– В вашем возрасте, наверное, тяжело все время жить на улице, – сказала она.

Старая женщина пожала плечами:

– Постепенно ко всему привыкаешь, в том числе и жить на улице.

– Да, но остаться в старости одной – это невыносимо, – посочувствовала Эмма.

– Я всю жизнь была одиночкой, – сказала старая женщина. – Я не могу долго находиться в обществе – неважно, среди женщин или мужчин, детей или даже собак. Особенно не люблю детей.

– Но вы же сказали, что у вас был маленький мальчик.

Старуха засмеялась:

– Да, кажется, я именно так и сказала. У меня столько всяких хитрых трюков, что я иногда сама забываю, где правда, а где ложь.

Они вышли на улицу, вымощенную булыжником, но камни были такими скользкими, что казалось, будто под ногами у них находится огромная стая лягушек. Старая женщина сказала, что она уже пришла туда, куда ей нужно. Прежде чем они расстались, она дала Эмме монету.

Сначала Эмма решительно отказывалась брать деньги, но нищенка настояла:

– Это твой заработок. Ты должна взять эти деньги.

Эмма поблагодарила ее и взяла монету. Сегодня она сможет делать то, что ей захочется. Она подошла прямо к прилавку, где продавали кофе, купила себя чашку этого горячего напитка и быстро ее выпила. На сдачу она купила себе еще и сандвич с ветчиной. Но когда она откусила кусочек, то почувствовала какую-то горечь во рту. Она не могла глотать. Ей было больно есть.

Лицо Эммы покрылось испариной. Ей вдруг стало так жарко, что даже захотелось расстегнуть пальто и снять шляпу. Еще через минуту ее начала бить сильная дрожь. Ей нужно было куда-нибудь присесть, чтобы отдышаться. Она решила, что нужно найти место, где можно было бы отдохнуть. Девочка вспомнила о том доме, мимо которого они проходили вместе с мисс Хэммонд, – доме святого Сайласа. На его двери было написано, что это приют для бездомных женщин. «Именно туда я и должна пойти, – решила она. – Почему же я не подумала об этом еще вчера?» Там она будет в полной безопасности. Непременно нужно найти этот дом. Она так замерзла и устала, что ей сейчас было не до слез и вздохов. Она шла по улице, с трудом передвигая ноги и пробираясь сквозь толпы незнакомых людей. Здесь было столько лошадей, что это даже пугало ее. Несколько раз она сбивалась с пути, и ей приходилось спрашивать дорогу. Наконец она добралась до нужного места. У нее едва хватило сил, чтобы нажать кнопку дверного звонка. Дверь ей открыла какая-то женщина.

– Дорогое дитя! – воскликнула она.

Услышав эти слова, Эмма сразу же расплакалась.

– Мне негде жить, – сквозь слезы пробормотала она. – У меня нет ни семьи, ни друзей.

– Да, но ты еще совсем ребенок, – взволнованно сказала женщина. – Мы не размещаем у себя детей. Что ж, заходи. Побудешь здесь некоторое время. Существуют специальные заведения для таких, как ты. Я постараюсь тебе помочь.

Ей так хотелось зайти в этот дом, чтобы хоть немного согреться, однако что-то ей подсказывало, что здесь ее ожидает то же, что было в школе сестер Вилкокс. В подобных заведениях ее лишат свободы. Ей придется всю жизнь выполнять какую-нибудь однообразную работу. Такая судьба уготована для всех бедняков. Но тогда она навсегда утратит возможность узнать свое прошлое.

– Благодарю вас, – сказала она. – Я знаю, куда мне нужно идти.

Однако ноги ее уже не держали. Когда закрылась дверь этого теплого дома, Эмме показалось, что это она испустила свой последний вздох. Собрав всю свою волю в кулак, она дошла до церкви, которая находилась по соседству. Это было странное и мрачное здание. Везде стояли статуи на пьедесталах, словно мертвенно-бледные призраки, а вдоль стен располагались какие-то коробки, по форме напоминающие гробы. Она поняла, что это католическая церковь. Сестры Вилкокс предупреждали ее о подобных опасных религиозных течениях, но сейчас она уже ничего не боялась. Она осмотрелась вокруг, пытаясь найти место, где могла бы спрятаться, и увидела, что вдоль стен располагаются какие-то кабинки, похожие на платяные шкафы, и у каждой из них по обеим сторонам имеются двери. «Должно быть, внутри них очень темно и тихо», – подумала Эмма. Она улучила момент, когда никто на нее не смотрел, и проскользнула внутрь одной из этих кабинок. Однако внутри не было никакого сиденья, и ей пришлось положить руки на какой-то выступ, а потом на руки склонить голову. Ей было очень тесно и неудобно, но она примостилась, словно птичка на веточке, и заснула.

Ей снилось, будто бы какой-то человек просит ее покаяться в грехах. Потом он повторил свою просьбу громче и настойчивее, пока она не поняла, что это вовсе не сон.

– Какие грехи ты совершила, дитя мое? – голос доносился из-за маленькой решетки, которая находилась прямо перед ее лицом.

– Кто вы? – спросила она. Ее собственный голос звучал как-то глухо и резко. – Зачем вы спрашиваете меня об этом?

– Я твой исповедник, – сообщил печальный призрак. – Покайся в своих грехах, и ты будешь чиста.

Эмма сначала решила, что он имеет в виду чистую одежду и чистую постель, и ей вдруг очень захотелось спать. Наверное, прав был Артур Каррен, когда говорил, что люди, вынужденные влачить жалкое существование, уничтожают свои души, потому что материальные желания становятся для них важнее, чем духовные потребности. Она вдруг ощутила, какой непомерно тяжелый груз лежит у нее на душе.

– Я покаюсь, – сказала она.

– Тогда признайся в том, какие грехи ты совершила, – настаивал он, – и властью, данной мне Господом нашим, я отпущу их.

– То, что я совершила, уже не исправишь, – вздохнув, сказала девочка и вдруг вся задрожала. Ей пришлось подождать, пока пройдет эта дрожь. Потом она снова заговорила: – Но я не могу признаться в них – особенно священнику.

Господу известны секреты любой души человеческой, дитя мое, – назидательно произнес невидимый оратор. – Он знает все твои тревоги. И это он, а не я имеет право карать или миловать.

– Это ужасные вещи, – сказала она. – Я не могу говорить об этом.

– Позволь мне помочь тебе, – мягко произнес голос. – Я буду задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать.

И вдруг ей так захотелось освободиться от тайны, которая терзала ее душу. Эмма знала, что этот человек будет ругать ее, однако она не видит его и поэтому ей все равно, возненавидит ли он ее после того, что она ему расскажет, или нет. Ее бросало то в жар, то в холод, и она плохо понимала, что происходит. Ей даже казалось, что все это ей просто снится.

– Я могу покаяться, – сказала она хриплым голосом, – но я не уверена, что мне удастся найти для этого подходящие слова.

– Давайте начнем с десяти заповедей, – предложил священник. – Я буду цитировать каждую из них по очереди, а ты остановишь меня тогда, когда поймешь, что именно эту заповедь ты и нарушила.

Да, священники знатоки душ человеческих, а этот человек – знаток человеческих грехов.

– Теперь перейдем к семи смертным грехам, – предложил он, закончив длинное перечисление. – Может быть, ты сможешь отыскать что-нибудь среди них.

Когда он назвал один из грехов, с ее губ сорвался крик отчаяния. Священник вздохнул:

– Видишь, как отягощают грехи душу твою. Человек создан для радости, а не для страданий. Его душа пребывает в глубоком отчаянии, когда тело обрекает ее на страдания.