Кенилворт - Вальтер Скотт

— Да простит им господь, — вздохнул кузнец, — тем, кто путает ученое искусство с недозволенным законами волшебством! А я так скажу, что человек может быть искусен, как самый лучший коновал, когда-либо копавшийся в лошадином брюхе, или даже более того, а во всем остальном быть ну просто чуть повыше обычных людей и, уж во всяком случае, не колдуном.

— Упаси боже! — согласился Тресилиан. — Но сейчас помолчи-ка немного. Видишь, сюда идут хозяин с помощником, который, сдается мне, что-то уж больно мал ростом.

Все в гостинице, включая и самое госпожу Журавлиху, и впрямь так были заинтересованы и взволнованы рассказом об Уэйленде Смите, а также вновь поступавшими, разнообразными и еще более удивительными вариантами этого эпизода, притекавшими со всех сторон, что хозяин в своем благородном рвении угодить гостям не сумел заполучить иной подмоги, кроме как от мальчугана лет двенадцати, подручного буфетчика, по имени Самсон.

— Хотел бы я, — сказал он в свое извинение, ставя на стол бутылку хереса и обещая немедленно вслед за этим подать и еду, — хотел бы я, чтобы дьявол унес и мою жену и все мое семейство заместо этого Уэйленда Смита, который, смею сказать после всего слышанного, гораздо меньше их заслуживал чести, оказанной ему сатаной.

— Согласен с тобой, приятель, — подхватил Уэйленд Смит, — и, раз ты так рассуждаешь, я готов выпить за твое здоровье,

— Я, конечно, не стою за тех, кто знается с дьяволом, — сказал хозяин, хватив за здоровье Уэйленда воспламеняющий бодрость глоток хереса, — но я… Вы пили когда-нибудь лучший херес, господа? Так вот что я скажу: лучше иметь дело с целым десятком обманщиков и негодяев, таких, как вот этот Уэйленд Смит, чем с одним дьяволом во плоти, который завладел всем — и домом, и очагом, и постелью, и столом.

Здесь дальнейшие подробности злоключений бедняги были прерваны пронзительным визгом его подруги, завопившей из кухни, и он мгновенно заковылял туда, попросив у гостей прощения. Как только он исчез, Уэйленд Смит в самых разящих эпитетах, какие только возможны в языке, выразил свое предельное презрение к простофиле, прозябающему под жениным башмаком. Он дал также понять, что, не будь лошадей, нуждавшихся в отдыхе и корме, он посоветовал бы достойнейшему мистеру Тресилиану лучше сразу тронуться в дальнейший путь, нежели платить по счету, предъявленному таким трусливым, замордованным, обабившимся мямлей, как Гаффер Крейн. Появление огромного блюда с превосходным студнем из телячьих ножек и свиной грудинкой несколько смягчило негодование кузнеца, а вскоре оно и совсем исчезло при виде отличного каплуна, зажаренного так деликатно, что капельки сала поблескивали на нем, по выражению Уэйленда, как майская роса на лилии. И тотчас же Гаффер Крейн и его почтенная супруга превратились в его глазах в весьма старательных, услужливых и любезных хозяев.

По обычаям тех времен хозяин и слуга сидели за одним столом, и последний с сожалением заметил, что Тресилиан почти не притронулся к еде. Уэйленд припомнил боль, которую причинил ему, упомянув о девице, в обществе коей впервые его увидел. Но, боясь касаться этой скользкой темы, он решил приписать воздержность Тресилиана в еде другой причине.

— Эта еда, поди, слишком груба для вашей милости, — начал Уэйленд, в то время как ножки и крылышки каплуна мгновенно исчезали благодаря его неутомимым усилиям. — Но если бы вы так же долго, как я, пробыли в темнице, которую Флибертиджиббет вознес в небесные стихии и где я еле осмеливался варить себе пищу, чтобы снаружи не увидали дыма, вы бы сочли отменного каплуна более желанным лакомством.

— Если тебе он нравится, друг мой, — ответил Тресилиан, — и прекрасно. Однако, если можно, поторопись с едой, ведь в этих местах ты не можешь чувствовать себя в полной безопасности. Да и мои обстоятельства заставляют нас неуклонно двигаться вперед.

Дав лошадям лишь необходимый отдых, они быстро промчались до Брэдфорда, где и остановились на ночлег.

На заре они снова тронулись в путь. Чтобы не утомлять читателя излишними подробностями, скажем только, что путешественники без особых приключений проехали графства Уилтшир и Сомерсет и около полудня на третий день после отъезда Тресилиана из Камнора прибыли в резиденцию сэра Хью Робсарта, именуемую Лидкот-холл и расположенную на границе графства Девоншир.

Глава XII

Увы! Из замка вашего цветок

В другие башни ураган увлек.

Древний замок Лидкот-холл был расположен близ деревушки Лидкот и примыкал к дремучему и обширному Эксмурскому лесу, изобиловавшему дичью, где в силу старинных прав, принадлежавших семейству Робсартов, сэр Хью мог свободно предаваться своей любимой забаве — охоте. Старый замок представлял собою низкое, весьма почтенного вида здание. Оно занимало огромное пространство, окруженное глубоким рвом. Подступы к нему и подъемный мост защищались кирпичной восьмиугольной башней, так увитой плющом и другими вьющимися растениями, что трудно было даже понять, из чего она построена. Углы этой башни были увенчаны башенками, причудливо отличавшимися друг от друга по форме и величине. Они поэтому резко отличались от однообразных каменных перечниц, которые используются для этой же цели в современной готической архитектуре. На одной из этих башенок, четырехугольной, были установлены часы. Но сейчас они стояли, и это обстоятельство весьма удивило Тресилиана, ибо добродушный старик рыцарь, среди других своих невинных причуд, всегда очень волновался и беспокоился о том, чтобы узнать точное время. Это весьма свойственно тем, кто, располагая огромным количеством этого блага, чувствует, что оно ложится на них тяжелым грузом. Именно так иной раз видишь лавочников, которые забавляются пересчитыванием своих товаров, когда на них нет никакого спроса. Чтобы попасть во двор старого замка, нужно было пройти под аркой, увенчанной вышеупомянутой башней. Но подъемный мост был опущен, и одна створка окованных железом дверей была как будто ненароком открыта. Тресилиан промчался через мост, въехал во двор и начал громко звать слуг по именам. Сначала ему отвечало только эхо да вой собак из конур, расположенных около здания, внутри рва. Наконец появился старый Уил Бэджер, любимый слуга рыцаря, исполнявший должности его телохранителя и главного ловчего. Узнав Тресилиана, крепкий, закаленный в походах охотник страшно обрадовался.

— Да сохранит вас господь, мистер Эдмунд! — воскликнул он. — Вы ли это живьем во плоти передо мной? Теперь вы сможете помочь сэру Хью, а то у нас — то есть у меня, у священника и у мистера Мамблейзена — ум за разум заходит, чего бы еще такое для него придумать.