Книга тысячи и одной ночи - Арабские сказки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И палач снял веревку с шеи христианина и накинул ее на шею надсмотрщика: он поставил его под виселицей и хотел повесить, но вдруг врач-еврей прошел сквозь толпу и закричал людям и палачу: "Не надо! Это я один убил его вчера вечером. Я был дома, и вдруг в ворота постучали мужчина и женщина, и с ними был этот горбун, больной. Они дали моей невольнице четверть динара, и она сообщила мне об этом и отдала мне деньги, а мужчина и женщина внесли горбуна в дом и положили его на лестницу и ушли. И я спустился, чтобы посмотреть, и наткнулся на него в темноте, и он упал с верху лестницы и тотчас же умер. И мы с женой взяли его и поднялись на крышу (а дом этого надсмотрщика — рядом с моим домом) и спустили его, мертвого, в вытяжную трубу в доме надсмотрщика; и когда надсмотрщик пришел, он увидел горбуна в своем доме и предположил, что это вор, и ударил его молотком, и горбун упал на землю, и надсмотрщик подумал, что убил его. Мало мне разве убить мусульманина неумышленно, чтобы я взял на свою ответственность жизнь другого мусульманина умышленно!"
Услышав слова еврея, вали сказал палачу: "Отпусти надсмотрщика и повесь еврея". И палач взял еврея и положил веревку ему на шею, но вдруг портной прошел сквозь толпу и крикнул: "Не надо! Его убил не кто иной, как я! Я днем гулял и пришел к вечеру и увидал этого пьяного горбуна, у которого был бубен, и он пел под него. Я пригласил его и привел к себе домой, и купил рыбы, и мы сели есть; и моя жена взяла кусок рыбы, положила его горбуну в рот и всунула ему в горло, но кость стала ему поперек горла, и он тотчас же умер. И мы с женой взяли его и принесли к дому еврея, и девушка спустилась и открыла нам ворота, и я сказал ей: "Скажи твоему господину: у ворот мужчина и женщина, и с ними больной, — поди посмотри его". И я дал ей четверть динара, и она пошла к своему господину, а я внес горбуна на верх лестницы, поставил его и ушел вместе с женой; а еврей спустился и наткнулся на горбуна — и решил, что он убил его". И портной спросил еврея: "Правда?" И тот сказал: "Да!" И тогда портной обратился к вали и сказал: "Отпусти еврея и повесь меня". И вали, услышав его слова, изумился происшествию с этим горбатым и воскликнул: "Поистине, такое дело записывают в книгах! — А потом он сказал палачу: — Отпусти еврея и повесь портного, по его признанию". И палач подвел его и сказал: "Мы устали — одного подводим, другого отводим, а никого не вешают", — и накинул веревку на шею портного.
Вот что было с этими. Что же касается горбуна, то он, говорят, был шутом султана, и тот не мог расстаться с ним; и когда горбун напился и пропадал эту ночь и следующий день до полудня, султан спросил о нем у кого-то из присутствующих, — и ему сказали: "О владыка, его принесли к вали мертвого, и вали приказал повесить его убийцу; и когда он собирался его вешать, явился второй убийца и третий, и все говорили: "Я один убил его", и каждый рассказывал вали о причине убийства. И султан, услыша эти слова, кликнул привратника и сказал ему: "Сходи к вали и приведи их всех ко мне".
И привратник пошел и увидел, что палач собирается вешать портного, и крикнул ему: "Не надо!" Он сообщил вали, что сказал царь, и взял его с собою, а также и горбуна, которого несли, и портного, и еврея, и христианина, и надсмотрщика, — и всех их привели к царю. И вали, представ перед лицом султана, поцеловал землю и рассказал ему, что случилось со всеми, — а в повторении пользы нет. И когда царь услышал рассказ, он удивился, его взяло восхищение, и он велел записать это золотыми чернилами, и он спросил присутствующих: "Слышали ли вы что-нибудь более удивительное, чем история этого горбуна?" И тогда выступил вперед христианин и сказал: "О царь, наметь время, — если позволишь, я тебе расскажу о чем-то, что случилось со мною, и это удивительнее и диковиннее, чем история горбуна". — "Расскажи нам то, что ты хочешь!" — сказал царь.
Рассказ христианина
О царь времени, — начал христианин, — когда я вступил в эти земли, я пришел с товарами, и предопределение привело меня к вам, но место моего рождения — Каир. Я из тамошних коптов[63] и воспитывался там, и мой отец был маклером; и когда я достиг возраста мужей, мой отец скончался и я сделался маклером вместо него. И вот в один из дней я сижу и вдруг вижу — едет на осле юноша, которого нет прекрасней, одетый в роскошнейшие одежды. И, увидав меня, он пожелал мне мира, а я встал из уважения к нему; и он вынул платок, в котором было немного кунжута, и спросил: "Сколько стоит ардебб[64] вот Этого?" — "Сто дирхемов", — отвечал я; и юноша сказал: "Возьми грузчиков и мерильщиков и отправляйся к Воротам Победы, в хан аль-Джавали — ты найдешь меня там". И он оставил меня и уехал и отдал мне кунжут с платком, где был образчик; и я обошел покупателей, и каждый ардебб принес мне сто двадцать дирхемов. И я взял с собою четырех грузчиков и отправился к юноше, которого нашел ожидающим; и, увидев меня, он поднялся и открыл кладовую, и из нее взяли зерно; и когда мы его перемерили, то его оказалось пятьдесят ардеббов, на пять тысяч дирхемов. И юноша сказал: "Тебе за посредничество десять дирхемов за ардебб; получи деньги и оставь у себя четыре тысячи и пятьсот дирхемов для меня: когда я кончу продавать свои запасы, я приеду и возьму у тебя деньги". И я сказал "Хорошо!" — и поцеловал ему руки и ушел от него, и мне досталась в этот день тысяча дирхемов.
А юноша отсутствовал месяц, и потом он пришел и спросил меня: "Где деньги?" А я встал и приветствовал его и спросил: "Не хочешь ли ты чего-нибудь поесть у нас?" Но он отказался и сказал: "Приготовь деньги, я приду и возьму их у тебя", — и ушел. А я приготовил ему деньги и сидел, ожидая его; и его не было месяц, и я подумал: "Этот юноша совершенство доброты". А через месяц он приехал верхом на муле, одетый в роскошное платье и подобный луне в ночь полнолуния; и он словно вышел из бани, и лицо его было как месяц — с румяными щеками, блестящим лбом и родинкой, словно кружок амбры, подобно тому, как сказано:
И солнце и месяц тут в созвездье одном слились,Во всей красоте своей и счастье взошли они;За прелести их сильней смотрящие любят их.О благо, когда их глас веселья к себе зовет!Изящною прелестью красот их закончен ряд,И ум укрепляет их и скромность великая.Аллаха благословляй, создавшего дивное!Что хочет господь высот для тварей, то сотворит.
И, увидев его, я поцеловал ему руки, и поднялся перед ним и призвал на него благословение, и спросил: "О господин, не возьмешь ли ты свои деньги?" И юноша ответил: "А зачем торопиться? Я кончу свои дела и возьму их у тебя", — и ушел. А я воскликнул: "Клянусь Аллахом, когда он в следующий раз придет, я непременно приглашу его, так как я торговал на его дирхемы и добыл через них большие деньги!"
А когда наступил конец года, он приехал, одетый в еще более роскошное платье, чем прежде; и я стал заклинать его зайти ко мне и отведать моего угощенья. И юноша сказал: "С условием, чтобы то, что ты на меня потратишь, было из моих денег, которые у тебя". И я сказал: "Хорошо!" — и посадил его и сходил и приготовил какие следует кушанья и напитки и прочее, и принес это ему и сказал: "Во имя Аллаха!" И юноша подошел к столику и, протянув свою левую руку, стал со мною есть, — и я удивился этому. А когда мы кончили, я вымыл его руку и дал ему чем ее вытереть, и мы сели за беседу, после того как я поставил перед ним сладости. И тогда я сказал: "О господин мой, облегчи мою заботу: почему ты ел левой рукой? Может быть, у тебя на руке что-нибудь болит?" И, услышав мои слова, юноша произнес:
"О друг мой, не спрашивай о жарком волнении,Что в сердце горит моем, — недуг обнаружишь ты мой.Не доброю волею я Лейлу сменил теперьНа Сельму, но знай — порой нужда заставляет нас".
И он вынул руку из рукава, и вдруг я вижу — она обрубленная: запястье без кисти. И я удивился этому, а юноша сказал мне: "Не дивись и не говори в душе, что я ел с тобой левой рукой из чванства, отсечению моей правой руки есть диковинная причина". — "А что же причиною этому?" — спросил я; и юноша сказал: "Знай, что я из уроженцев Багдада, и мой отец там был знатен; и когда я достиг возраста мужей, я услышал рассказы странников, путешественников и купцов о египетских землях, и это осталось у меня в сердце. И когда мой отец умер, я взял много товаров и багдадских и мосульских и, собрав все это, выехал из Багдада; и Аллах предначертал мне благополучие, и я вступил в этот ваш город, — и потом он заплакал и произнес: —
Спасается ослепший от ямы той,Куда слетит прозорливый, видящий!Глупец порой от слова удержится,Которое погубит разумного.Кто верует, с трудом лишь прокормится:Неверные, развратники — все найдут.Что выдумать, как действовать молодцу?Ведь так судил судящий, дарующий".
А окончив эти стихи, он сказал: "И я прибыл в Каир и сложил ткани в хане Масрура и, отвязав свои тюки, вынес их и дал слуге денег, чтобы купить нам чего-нибудь поесть, и немного поспал; а поднявшись, я прошелся по улице Бейн-аль-Касрейн и вернулся и проспал ночь. А наутро я встал и вскрыл тюк с тканями и сказал себе: "Пойду пройдусь по рынкам и посмотрю, как обстоят там дела!" И я взял кое-какие ткани и дал их отнести одному из моих слуг и пошел на рынок Джирджиса, и маклеры встретили меня (а они узнали о моем прибытии) и взяли у меня ткани и стали кричать, предлагая их; но они не принесли даже своей цены, и я огорчился этим. И староста маклеров сказал мне: "О господин, я знаю что-то, от чего тебе будет прибыль. Сделай так, как делают купцы, и отдай твои ткани в долг на несколько месяцев при писце, свидетеле и меняле. Ты будешь получать деньги каждый четверг и понедельник и наживешь дирхемы: на каждый дирхем два, и, кроме того, посмотришь Каир и Нил".