Прутский Декамерон - Алекс Савчук

– Есть-есть, я с собой взяла кое-что, – ответила она улыбнувшись и похлопала ладошкой по пузатой коричневой сумке, что стояла у нее в ногах.

– Ты же понимаешь, – сказал я извиняющимся тоном. – Нам, мужикам, главное – при штанах и в рубашке, а у вас, дамочек, с этим делом все гораздо сложнее.

– Надеюсь, я тебе в ресторане понравлюсь, – сказала Катька шутливо состроив мне глазки.

– Ты мне и так нравишься, – вздохнул я и добавил шутливо-мечтательно: – Я даже думаю что и без одежды ты не хуже. Только вот где наш водитель-распорядитель Яшка? – Я вновь поглядел на дорогу.

Яшка ездит только на «Жигулях» и исключительно на шестых моделях, предпочитая бежевый цвет; причем больше двух лет он одну машину не держит, считая, что это непрактично, поэтому, когда приходил обозначенный срок, он продает ее и тут же покупает новую.

Яшка – мой постоянным клиент и добрый приятель – вот уже несколько лет мы с ним знакомы и дружны; девушка же Катерина случилась со мной сегодня, можно сказать, случайно: Яшка, увидев ее в баре позавчера, сказал, что я могу взять с собой в Кишинев какую-нибудь «телку» симпатичную, – можно, мол, и эту. И добавил, что девушка нам нужна не столько для секса, сколько для украшения компании.

Катюшу я высмотрел в новом микрорайоне Спирина, где живут в основном простые работяги, совсем недавно. Внешне девушка яркая и привлекательная: рост за метр семьдесят, статная, мордашка хорошенькая, черты лица четкие и выразительные, но особенно впечатляют ее огромные миндалевидные глаза – явление малораспространенное в нашей Молдавии – все же тут вам не Япония, и даже не Татария с Чувашией. Но вот скромностью и хорошим поведением девушка не отличалась, скорее наоборот. До встречи со мной Катюша тусовалась в компании сверстников-соучеников, обитавших все в том же районе, в прошлом году все эти балбесы, и она в их числе, закончили десятилетку. Их было около десятка – мальчиков и девочек, и все, чем они занимались, были лишь пьянки да свальный грех – наливались до одури чуть ли не с самого утра портвейном или сухим домашним вином, которое в Молдавии при желании можно приобрести за малые деньги, а то и вовсе задаром, а затем, естественно – «любовь»: матрас, брошенный в угол комнаты и ноги враскорячку. Правда, этой компании еще в чем-то повезло: в их распоряжении была целая трехкомнатная квартира – родители одного из оболтусов уже третий год находились на Севере, деньги зарабатывали.

Таким образом, недавние школьники готовились к грядущим радикальным изменениям в своей судьбе: ребята вот-вот должны были отправляться в армию, у девушек выбор был тоже невелик: или замуж кто возьмет – потому что возраст для этого самый подходящий, – или еще что-нибудь интересное приключится, так не идти же работать на производство за 80-100 рублей в месяц – курам на смех, – для этого вся жизнь впереди, еще успеется.

Ну, а родители будущих «абитуриентов» нарадоваться не могли, будучи уверенными, что их чада денно и нощно зубрят, к вступительным экзаменам готовятся – собираются, так же как и многие их сверстники, в институты да университеты поступать.

Я случайно попал на эту блатхату – решал свои финансовые дела с Ильей, сыном хозяев этой самой квартиры, за которым числился карточный должок почти в пятьсот рублей. Там, на этой квартире и довелось мне с Катюшей встретиться и познакомиться; не было бы у них квартиры, по подвалам бы те ребятишки шастали – сам был в точно таком же положении в их возрасте.

После посещения этой квартиры я потом месяц еще плевался – как вспоминал это поганое место, но вот Катюшу там, словно розочку, случайно оброненную в навозную кучу, приметил – и запомнил. Во время той встречи я словно в шутку предложил Илье, чтобы в счет долга он отдал мне девочку – но он юмора не понял, сказал: неси ведро вина и она твоя. Такова, видно, была ее цена – ведро кислого домашнего вина, или, в переводе на деньги – максимум десятка.

С того дня я стал оказывать Катерине знаки внимания – дал девушке понять, что интересуюсь ею, не мог же я такую симпатичную девку оставить в том болоте – сердце просто кровью обливалось, как хотелось ее вытащить оттуда и «осчастливить».

Короче, я передал ее подружкам, что хочу видеть Катьку у себя в баре. И Катерина в один из ближайших дней заявилась в бар: слегка пьяная, вульгарно одетая – коротенькая юбочка, безвкусный макияж и сигарета к губе прилеплена, ну и разговор, конечно же, слово через слово мат. Я сделал девушке легкий взбадривающий коктейль и попросил ее посидеть около меня. Дождавшись, пока она немного пообвыкнет, осмотрится, я сказал ей:

– Катенька, я хочу предложить тебе оставить вашу компанию, она, надеюсь, тебе уже до смертной скуки надоела.

– И что дальше? – спросила она, вперившись в меня взглядом.

– Вливайся в нашу. – Я усмехнулся. – Ничего нового предложить не могу – придется все то же самое делать – ноги раздвигать. – Я внимательно следил за эмоциями на смазливом Катькином лице. – Только тут все будет по-другому – красиво, здесь ты не встретишь ни насилия, ни эксплуатации, а просто станешь бывать в хороших компаниях, встречаться с приличными людьми и т. д., научишься себя правильно вести, а позже, может быть, кого себе и в женихи присмотришь, из тех, естественно, кто тебя не знает.

– Хорошо, Савва, я тебя поняла, думала, ты хочешь мне предложить что-нибудь пошлое.

Куда уж пошлее, подумал я, а вслух сказал:

– Ты девка красивая, Катька, и должна этим пользоваться. А всякого мусора человеческого у нас здесь в ресторане в излишке крутится, только свисни, набегут, только их даже видеть не хочется. Тебя вот жалко, ты со своей внешностью могла бы любую компанию украсить.

Катька поцокала языком, попросила один день – подумать – и покинула бар. С тех пор прошло около двух недель, Катька честно, почти каждый вечер приходила, просиживала с нами в баре допоздна, знакомилась с людьми, прислушивалась, привыкала, а затем мы ее… отвозили домой, благо удобно было – она жила с Кондратом, товарищем моим, по соседству, дома их были напротив. Катька стала одеваться заметно лучше чем раньше; оказалось, она умеет и макияж приличный навести и без мата обходиться, из чего я сделал вывод, что предыдущее ее поведение – чистая базаровщина, желание, отвергая общепризнанные взгляды и ценности, выделиться из толпы.

Думая, что она моя девушка, мои друзья и просто знакомые к ней не клеились, я же вел себя по отношению к ней как собака на сене – сам не ам, и другому не дам. Дело было все в том, что я себе не представлял, как у нас с Катюшей сложатся интимные отношения – все то время, пока мы с ней общались, мне мешал запах ее тела – особый, резко выраженный, мускусный. Пожалуй, это было единственной преградой, мешавшей нашему сближению. И из-за этого, наверное, она все еще не была принята в нашу компанию и не заняла в ней достойного места: чувство эгоизма мешало мне безропотно пустить ее в наш круг, а самому просто отстраниться и не мечтать о близости с ней. Ко всему прочему Катюша понимала, что нравится мне и пользовалась этим – своим босякам давала легко, играючи, а мне пыталась крутить мозги – я, мол, девушка гордая, не подступишься. Позавчера, например, когда мы с ней остались в баре вдвоем, спросила меня кокетливо: «Что, Савва, наверное, ты хочешь сегодня сказать мне что-то важное, касающееся лишь нас двоих?» При этом она поглядела на меня снисходительно-небрежно, сверху вниз, пользуясь преимуществом своего роста, да еще будучи на высоком каблуке. Может, она думала, что я ей в любви собираюсь признаться?