Черная богиня - Константин Вронский

— Сегодня утром, где-то в восемь. Мы сделали все возможное, Паш, но… Она не очень сильно мучилась.

«Она очень сильно мучилась, — прочитал я в глазах Холодова правду. — Бесконечно…»

Холодов достал какую-то бумагу, ручку и протянул мне.

— Распишись, Паш, в получении. Вот здесь, пожалуйста…

С каким бы удовольствием вместо обычной подписи я начирикал три жирных черных креста, так погано я чувствовал себя в этот момент.

— Что… — я задохнулся вопросом. — Что с ней будет дальше?

— Дальше? — Холодов вскинул на меня недоумевающие глаза, потом покосился на подписанную мной бумажонку, словно там искал достойного ответа. — Ох, Паш… Ее вскроют, кремируют и так далее…

Я вышел из больницы, добрался до ближайшего киоска, бойко торгующего спиртными напитками, купил два блока «Парламента», две бутылки водки и поехал домой…

— … А ну, брысь отсюда! — рявкнул Алексей, рубанув рукой воздух. — Чтоб духу твоего здесь не было! Или же я не буду оперировать!..

Первым, кто вновь обрел дар речи, был Павел Савельев.

— Ты что, совсем рехнулся, идиот? — прошептал он. — Они ведь только того и ждут, чтоб ты отказался от операции, и они вытащат на всеобщее обозрение твое сердце… Уж извини, Леш, но даже если у меня сердчишко и покалывает иногда… с богом дождя мне им делиться не очень-то хочется!

— Ты не понимаешь, Паша, — Холодов с вызовом глядел на Сикинику. Он уже привык к золотым лучам этой ходячей статуи. — Это мы так силой меряемся!

— Ты ж в проигрыше останешься, болван!

— С чего бы такая уверенность? Это наше личное дело, Савельев… Мужчина против женщины…

— Ты и в самом деле чокнулся, — задохнулся от возмущения Павел. — Скажи уж честно, что зацепил богиню за живое…

— Ну да, что-то в этом роде, — Холодов отошел от операционного стола. — Я все тебе объясню, но позже, позже. Не здесь, не сейчас…

— А ты — оптимист! Будет ли оно, это твое «позже»?

— Ну, сколько мне ждать еще? — не отвечая Павлу, рыкнул на всю операционную Холодов. Его голос эхом отскочил от стен и прокатился по залу. За спиной врача раздался шорох жреческого одеяния Домбоно. «Вот и все, — окаменел Холодов. — Сейчас пырнут ножом в спину, и дело с концом». Он и не думал оборачиваться, он ждал этого удара, пристально глядя на Сикинику. Глаз ее с такого расстояния видно не было, только толстый слой блестящей алмазной пудры.

— Я начинаю заниматься наркозом! — прошептал Домбоно, вплотную подойдя к Холодову.

— Придется обождать! — холодно приказал Алексей. — Пока не выясним кое-что раз и навсегда. Я хочу знать, кто здесь сегодня командует? Вы, царица, или все-таки я?

«Я и в самом деле съехал», — подумал Холодов, выжидая, как отреагируют они на его слова. Напряжение все росло, уголок его рта начал нервно подрагивать. «Что я делаю, что я делаю, господи? Я гоню к чертовой матери богиню Мерое!»

— Приступайте к операции! — мрачно отозвался Домбоно.

— Нет!

Минут пять они с царицей исподлобья поглядывали друг на друга, два противника, связанные тайным чувством. Один — на золотом троне, залитым неземным сиянием… другой — в потрепанных джинсах и белой футболке. От великолепного операционного одеяния жрецов Холодов принципиально отказался, оно только мешало ему. По телу бежали мурашки… сок чистоты действительно начинал действовать.

Так же внезапно стена сомкнулась. А свет остался, только Сикиника исчезла, растворилась, растаяла в золотом сиянии.

«В сценических эффектах она еще как соображает, — подумал Холодов. — Вот так и держат хитрые боги наивный народ за полнейших дураков». Алексей обернулся к Домбоно.

— А вот теперь и в самом деле приступим, пожалуй! — с довольным видом произнес Холодов. И бросил горделивый взгляд на Савельева. Вечный циник был белее столь нелюбимого им снега. — Ну? Чего мы ждем?! Остеома сама из мальчишки не выпрыгнет!

Савельев вымученно улыбнулся ему.

— Когда все это закончится, Холодов, — прошептал он, — я обязательно надаю тебе по морде!

— Если это тебе по кайфу, Паш, попробуй, — и Холодов вернулся к столу. Принца Мин-Ра уже успели переложить с кровати на стол и перевязать. Косо усмехнувшись, Алексей подмигнул Савельеву. — Если бы ты знал, Паш, как у меня сейчас все поджилки трясутся!

Домбоно склонился над мальчиком. В золотой чашечке уже был готов таинственный напиток сна. Мин-Ра колебался только мгновение, а потом решительно выпил сок богов. Холодов судорожно вздохнул.

— Савельев, держи на всякий случай эфир наготове, — посоветовал он.

— Не нужно. Я ж тебе рассказывал об операции на желчном пузыре. Больная улыбалась, словно ей сны цветные снились…

Мин-Ра тоже спал. Он действительно улыбался умиротворенно, сбежав в сон от всего земного.

— Удовлетворены? — хмыкнул Домбоно.

— Не совсем. Как долго этот ваш наркоз продержится?

— Сколько нужно, столько и продержится.

— Ваши слова да богу в уши, — и Холодов взялся за скальпель.

Первый надрез. Быстро и ровно, словно по линейке. Пока крови было мало. Савельев быстро промокнул тампоном алые капельки. Жрецы замерли в священном ужасе. Кровь! Кровь сына Солнца.

— Леш, а ты не хочешь ножами Домбоно воспользоваться? — осторожно спросил Павел. — По очереди, а, Холодов…

— Обойдусь, — Холодов взял новый, большой скальпель…

Это была, несмотря на старательную помощь Савельева, «кровяная» операция. Лицо Домбоно блестело от пота, словно гладко отполированный камень. Видно было, как переживает и нервничает верховный жрец. Он весь взмок. Жрецы молча молились.

«Придется воспользоваться ножами Домбоно, — спустя двадцать минут решился Холодов. — Иначе Пашка не справится».

— Домбоно, хватит корчить из себя уписанный собаками памятник! — грубо скомандовал Алексей. — А ну, покажите нам, на что вы способны… Домбоно!

Верховный жрец склонился над мальчиком. Его нож скользнул по краям раны, по мускулам… и кровотечение стало тише, тише, словно сосуды заснули.

— Браво, Домбоно! — искренне восхитился Холодов. — 1:0 в вашу пользу!

Кости, опухоль… нож на нож, Холодов рядом с Домбоно: они добрались до остеомы, врага в теле сына Солнца.

— Остеома! — прошептал Холодов. — Господи, Савельев, как же нам повезло. Это и в самом деле всего лишь остеома!

В операционной воцарилась гробовая тишина. Позвякивали инструменты — и все, больше ни единого звука. Прошло несколько часов… и Холодов совершенно утратил чувство времени, забыл, где он, что с ним. Он оперировал, и все, жизнь за пределами операционной закончилась. Он удалял остеому. Перед ним лежал больной, и только это было важно. Только это…