Контрольная молитва - Михаил Серегин

– Клим, твои у сарая! Чума – к насосной! – скомандовал Парфен, и бойцы, повинуясь своему боссу, мигом рассыпались по укрытиям. Отец Василий глянул на своего охранника. Его лицо было напряжено и направлено в сторону источника звуков. «Пора!» – подумал священник и толкнул отца Никодима локтем в бок.

И в этот миг тьму прорезал свет множества фар. Машины подъезжали одна за другой прямо к сараю, туда, где стояли только что выгруженные ящики, за которыми залегли бойцы Клима. Хлопнула дверца, и отец Василий увидел… самого Сергея Сергеевича Хохлова.

– Здесь в сарае лодки должны стоять! – сказал эфэсбэшник. – Коля, сгружай! Кулик, помоги!

Захлопали дверцы машин и крышки багажников, мощно потянуло резким бензиновым духом, и на ярко освещенном фарами пятачке, буквально в десяти метрах от ящиков с наркотой, начали появляться небольшие пластиковые мешки.

– Быстрее, Коля, быстрее! – повторно распорядился Сергей Сергеевич и направился к двери сарая.

«Господи! Что они делают?!» – подумал отец Василий и тут же все понял. Хохлов привез принадлежащий Парфену груз на старый причал вовсе не для того, чтобы уничтожить… потому что вез он его, скорее всего, на козелковскую базу на острове.

«Все правильно, – подумал отец Василий. – Где же еще такое количество героина спрятать?.. Только там!»

Было совершенно непонятно, какая нелегкая принесла Сергея Сергеевича именно сюда, на старый причал. На той же лодочной станции у новой пристани этих лодок – завались! Сбил замок, выдернул цепь, и они – твои! Но похоже, что все воры ходят одними тропами.

Раздался характерный щелчок, и в следующий миг вся старая пристань защелкала, застонала, засвистела от пистолетных выстрелов и автоматных очередей.

– Пора! – заорал отец Василий, вскочил, сбил своего охранника ударом кулака, схватил отца Никодима за шиворот и сиганул с мостков вниз, в черную ночную воду.

Под причалом оказалось глубже, чем хотелось, и отец Никодим изрядно нахлебался воды, прежде чем сумел ухватиться за скользкую от слизи старую прогнившую сваю. И с этой минуты о том, чтобы отплыть под мостками подальше, не могло быть и речи. Оторвать ревизора от сваи не удавалось ни силой, ни уговорами.

Наверху беспрерывно трещали выстрелы, а потом дважды, почти одновременно, громыхнули взрывы.

«Гранатомет!» – ахнул отец Василий. Он не слышал этого звука много лет, но узнал сразу. Сваю, на которой они висели, тряхнуло. Сверху посыпались ошметки железа и, кажется, человеческой плоти, а в воздухе повис едкий, странный, но уже знакомый отцу Василию запах.

Отец Василий зарычал, отодрал оглушенного отца Никодима от сваи, жестко перехватил его за горло и, напрягая все силы, погреб на спине прочь от этого места – там, наверху, горел героин.

Он отплыл метров на пятнадцать и выбрался на заваленный ржавым железом, пустыми пластиковыми бутылками и трупами мелких животных берег. Над старым причалом возвышался гигантский столб огня. Время от времени там, в глубине, раздавалось мощное уханье, и тогда ярко-оранжевый столб на мгновение словно приседал и затмевался ядовитой героиновой пылью, а затем снова взвивался над округой огромным багровым грибом.

«Бензобаки рвутся!» – машинально отметил отец Василий и встряхнул ревизора за шиворот.

– Как вы, отец Никодим?

– С Божьей помощью, жив… – простонал Никодим.

– Тогда соберитесь с силами и бегом марш! – скомандовал отец Василий и потащил своего товарища по несчастью сквозь завалы строительного мусора и бесчисленные сараи.

Они бежали, как две большие, черные, мокрые птицы, задрав полы ряс и почти синхронно хлюпая водой в туфлях; бежали как можно дальше от этой жуткой смертоносной реальности, в которую погрузил их князь мира сего. И только где-то далеко сзади размеренно хлопали одиночные выстрелы, и этой их неторопливой, расчетливой размеренности было только одно объяснение – победители добивали побежденных.

– Отец Василий, – прохрипел Никодим. – Я больше не могу, давайте передохнем!

Но отец Василий вместо ответа схватил отца Никодима за руку и потащил вперед еще прытче. Он отдавал себе отчет в том, что пока об их участии, пусть и пассивном, в этом фейерверке знают лишь они сами и бандиты. И лучше пусть так все и останется, хотя бы на некоторое время.

– Отец Василий! – взмолился ревизор. – Хватит, право слово! Что вы, как горный козел, мчитесь?! Давайте к людям за помощью обратимся! Милиция приедет и разберется.

– Милиция здесь работает на Парфена, – бросил через плечо отец Василий. – Вы его еще не забыли?

Отец Никодим лишь обиженно засопел.

– И, кроме того, вы уверены, что, если в патриархии узнают об этом не от нас, а от властей, это будет хорошо?

– Н-не знаю, – протянул отец Никодим и ощутимо прибавил ходу. До него дошло, что такой поворот событий действительно не сулил ничего хорошего. – В п-первый раз т-такой п-приход п-попался, – пожаловался отец Никодим неведомо кому.

– Мне тоже, – ответно кивнул в кромешную тьму отец Василий и свернул в проулок, ведущий к храму.

Часть третья

Храмовый сторож Николай Петрович, надо ему отдать должное, не спал и, когда они достигли ограды, бодро обходил церковную территорию по периметру. Батюшкиному виду он почти не удивился и тут же открыл отцам сторожку.

Внутри сторожки оба первым делом кинулись к телефону, но отец Василий оказался проворнее.

– Оля! – выдохнул он, едва гудки прекратились.

– Да, батюшка! – обрадовалась жена.

– О-олюшка! – успокоенно вздохнул он. – Как там у тебя, все в порядке?

– Да, у меня-то все хорошо, – немного встревоженно отозвалась супруга. – У тебя вот как дела?

– Слава Господу, теперь, кажется, ничего.

– Кажется? – Ольга всегда была внимательна к деталям.

– Пока Господь охраняет. Ты, Оленька, – он почему-то перешел на шепот, – никуда пока не ходи и без крайней нужды не звони.

– На сотовый?

Отец Василий вздохнул. Сотовый телефон так и остался лежать в бардачке его «Жигулей», а машина – в кукурузном поле разуваевского совхоза.

– Пока нет, Оленька, но, даст Бог, я и сотовый сегодня заберу. А ты почему не спишь? – внезапно сообразил поинтересоваться он.

– Как же мне уснуть, когда ты невесть где, – дрогнул ее голос.

– Оленька, за меня не бойся! – горячо зашептал он. – Со мной все будет в порядке! Уже в порядке! – поправился он. – Ты себя побереги! Поняла?

– Ага, – как-то по-детски послушно согласилась жена.

– Ну храни тебя Господь! – жарко пожелал он.

Стоявший рядом отец Никодим сначала изнемогал от желания прервать нежное супружеское воркование, но вскоре смирился, присел на вежливо предложенный церковным сторожем топчан, и, когда отец Василий положил трубку на рычаги, отец Никодим уже спал тревожным сном вступающего в половую зрелость подростка, часто-часто подрагивая бородой и хватая полными белыми руками невидимого противника.

«Это и к лучшему, – подумал отец Василий. – Утро вечера мудренее…» Снял и развесил на самоструганые плечики у дверей влажную рясу и улегся на тот же топчан, что и отец Никодим, – валетом.

День, как всегда, предстояло начать с заутрени. Но этим утром отец Василий впервые не прошел своим привычным маршрутом вдоль автостоянки, мимо шашлычной, кафе и поста ГИБДД, вдоль по узкой, заваленной гниющими отбросами и угольной золой улочке. Все было совсем по-другому.

Он встал, умылся под рукомойником и, поймав улыбку сторожа Николая Петровича, тоже улыбнулся.

– Ничего, батюшка, – еще шире улыбнулся в ответ сторож. – Я тоже молодым был. Бывало, такие повороты случались, что сам себе удивлялся, какой же я бедовый! Как ревизор-то, больше не куксится?

– Вроде нет, – кинул взгляд на мирно спящего отца Никодима священник.

– Правильно, – закивал Николай Петрович. – Ревизора первым делом уважить надо! Ну это кому что. Кому рыбалка, кому охота, а с кем и по бабам надо пройтись. Но вы, я смотрю, лихо погуляли! Вон батюшка Никодим как спит – из пушки не разбудишь!

– М-да, – согласился отец Василий.

– И правильно, – закивал сторож. – Так и надо!

Священник надел высохшую за ночь рясу и вышел в церковный двор.

День обещал быть жарким. Даже сейчас, когда солнце еще не набрало силу, в воздухе висело томное тепло. И вся зелень вокруг словно изнемогала в предчувствии наступающего дня. Отец Василий не любил попусту употреблять слово «пекло», понимая его в строго церковном смысле, но сегодня усть-кудеярцев ждало почти настоящее пекло – иначе и не скажешь.

У него еще немного шумело в голове, гудели натруженные в не так давно купленных туфлях ноги, но спать почти не хотелось – отец Василий умел высыпаться в максимально сжатые сроки.

Священник глянул на огнем полыхающий в утренних лучах храмовый крест, неторопливо, с чувством, наложил на себя крестное знамение и вошел под сени предупредительно открытого Николаем Петровичем храма – переодеваться к службе.