Афганский шторм - Николай Иванов

Вышел бы он сейчас. Полтора года она думала о встрече и каждый раз представляла, как выходит Борис. Другого не смогла придумать. А может, и не хотела. Вышел бы…

Вместо Бориса появился солдат с красной повязкой дежурного. Он оглядел ее, чемоданчик и, поняв, что это к ним в часть, спросил:

– Вы к кому?

– Мне… здравствуйте. Мне Ледогорова.

– Из какого взвода?

Взвода? Откуда она знает. Хотя нет, как же она забыла, он ведь командир саперного взвода.

– Из саперного, – радостно сообщила она.

– Саперного? У нас таких взводов нет.

Как нет? Может, она просто не туда попала, может, здесь есть и другая часть?

Торопливо, боясь, что дежурный уйдет, достала кошелек, отыскала среди денег листок с адресом. Солдат взял бумажку, прочел, свел брови, что-то соображая.

– Часть наша, но Ледогорова у нас нет, это точно.

– Ну как же нет! А где он?

– Подождите, вон Оксана Сергеевна идет, она у нас всех знает. Оксана Сергеевна, – поднял дежурный бумажку навстречу идущей по тротуару девушке в красном сарафане. – Оксана Сергеевна, помогите. Вот, адрес наш, а солдата с такой фамилией вроде и не слышал – Ледогоров.

Сарафан, только что стремительно приближавшийся к КПП, замер, девушка остановилась, впилась своими огромными глазищами в Лену, и та поняла: эта Оксана Сергеевна знает Бориса. Но почему так резко остановилась? Почему молчит? Почему так смотрит? Оценивает? Сравнивает? С кем? Уж не с собой ли, такой ногастой и глазастой? А вдруг и правда?

– А вы?.. – наконец проговорила Оксана. – Вы кто ему… Борису?

Какое ее дело? В гости приехала. Родственница.

– В гости… – ответила тем не менее почему-то сдавленно.

Оксана опять придирчиво осмотрела ее, чемодан и сумочку.

А Лена рассматривала ее. Какое это, наверное, счастье, удача для девушки, когда у нее есть на лице какая-нибудь родинка, небольшой шрамик или что-то такое, чего нет у других, – это привораживает, притягивает. А когда к тому же есть такие глаза и такие ноги, как у Оксаны, то не нужно даже и родинок… И все это, конечно, видел и не мог не оценить Борис…

– Ледогоров здесь уже не служит, – дошел до Лены голос. И тут же сам сарафан тоже приблизился, и Лена разглядела, что глаза у Оксаны хоть и огромные, но какие-то холодные, зеленые. Такие глаза разве смогут разглядеть Бориса? Сам-то хоть он их рассмотрел?

– Он здесь уже давно не служит, – вновь повторила для нее Оксана.

– А где… он служит?

Спрашивать не хотелось, вернее, не хотелось спрашивать именно у Оксаны, но солнце уже садилось, солдат ничего не знает, и эта красивая и холодная девушка – последняя ниточка, которая может привести ее к Борису. Сказка про злую волшебницу…

Оксана почему-то оглянулась, посмотрела на темно-синие, похожие на грозовые облака горы на горизонте.

– Он далеко.

– Где?

– Там, – после некоторой паузы кивнула Оксана на горы тучи.

А что там?

– А как… доехать до него?

– Понимаете, к нему нельзя доехать. – Оксана, оказывается, все это время тоже смотрела на горы. – Вася, – вдруг обратилась она к стоящему рядом дежурному, – иди неси службу. – Убедившись, что дверь за ним закрылась, перевела взгляд на Лену. – Он… он за границей. Это все, что я могу вам сказать. Так что не ищите его, а езжайте домой.

За теми горами – граница? И Боря там? А какая страна? Какие у нас по карте внизу страны? Господи, вся география вылетела из головы. Китай, Монголия, Индия, Турция… Что-то еще мелкое…

– А… адрес? У вас есть его адрес?

Господи, лишь бы не было. Пусть она не узнает, где Борис, но лишь бы он никому не писал…

– Дело в том, что адрес у него наш, советский, – медленно, останавливаясь после каждого слова, словно все еще раздумывая, говорить или нет, тем не менее сказала Оксана. – Письма уже потом переправляют к ним туда. Вы меня понимаете?

«Значит, они все-таки переписываются, – думала Лена свое. – Мне – ни строчки, а этой лупастой ногастой…»

– А что же вы здесь, если он – там? – закончила свое унижение презрительным вопросом Лена. У Оксаны от удивления раскрылся рот – оказывается, он и в самом деле открывается от удивления, это не только так в книгах пишут, – веки виновато, безответно заморгали, и Лена, подумав: «Вот так и ходи», – взяла чемоданчик и пошла от КПП.

Необходимое послесловие. На следующее утро в отделение милиции ташкентского аэропорта милиционер привел девушку.

– Заграницей интересуется, товарищ капитан, – тихо доложил он дежурному. – Афганистаном. Твердит, что какой-то старший лейтенант у нее там служит.

– В Афганистане?

– Так точно.

– А она… не того? – Капитан хотел повертеть у виска, но, увидев, что задержанная наблюдает за ним издали, лишь поправил фуражку. Но милиционер понял.

– Вроде нет. Вот документы.

Документы оказались в порядке, рассказ Желтиковой Елены Викторовны вроде правдоподобный, кроме, конечно, нелепости про службу старшего лейтенанта в Афганистане.

– А может, где при посольстве? Или советником? – попытался прояснить капитан у девушки, но для нее эти слова настолько были далеки и непонятны, что дежурный оставил свои предположения при себе. Куда-то позвонил, перезвонил, сам дождался звонка и порекомендовал в конечном итоге девушке поехать в Министерство геологии Узбекистана: вроде бы там оформляется большая группа для работы в Афганистане.

– Попадете туда – тогда и ищите своего старшего лейтенанта.

25 октября 1979 года. Кабул

Два раза в год, весной и осенью, в Министерстве обороны СССР подводят итоги боевой учебы. Со всех округов, флотов, групп войск в Москву съезжается командование, где каждый и получает по заслугам.

В эту осень на подведение итогов впервые вызвали и «афганцев»

– Горелова и Заплатина. Вызвали срочно – указание пришло вечером, а в Москву предписывалось явиться уже на следующий день. То ли Устинов долго раздумывал, то ли сам в последний момент получил команду представить советников, но в итоге Горелов вынужден был в 23 часа докладывать Амину о своем убытии.

Амин, уставившись в одну точку, молча выслушал доклад главного военного советника. Можно было подумать, что он вообще не понял, о чем идет речь, – настолько отвлеченным казался его взгляд. Горелов же, замолчав, посмотрел на часы – скоро полночь, а надо еще собираться, сделать хоть какие-то наброски, если вдруг предложат выступать. А Амин все сидел, смотрел и думал. Наконец поднял свою большую голову:

– Можно попросить вас об одном одолжении?

– Конечно, – удивился Лев Николаевич: Амин – и что-то просит.

– Я попрошу вас передать мое личное письмо Леониду Ильичу Брежневу, – медленно, словно еще раздумывая, говорить Горелову это или нет, и вообще, решиться на это самому или не стоит, начал Амин. – Я давно прошу о встрече с ним. Но, видимо, мои письма и просьбы до него по моим каналам не доходят.

– Хорошо, товарищ Амин, я выполню вашу просьбу, – ответил Горелов, хотя не был уверен, правильно ли поступает. Впрочем, это личная просьба Амина он просто доложит о ней послу и Иванову, пусть уже они делают выводы.

– Счастливого полета, – подал руку Амин.

– А… письмо? – спросил Горелов. – Вылет-то рано утром.

– Письмо будет вручено вам позже.

Неприятно попадать в жернова непонятных историй. Рядом что-то крутится, вертится – а куда, зачем? Шестеренки вон тоже вращаются в разные стороны, а тем не менее концентрируют силу ради чего-то одного, размышлял Горелов, возвращаясь от Амина. А какой вал, какой пласт придет в движение после получения письма? Может, Пузанов сумеет проанализировать это хотя бы в силу своей большей информированности? Хотя Амин как раз и дал понять, что именно дипломатическим каналам он не доверяет. Что же, промолчать, сделать вид, что разговора о письме не было? По-мужски, по-джентльменски, в конечном счете так и надо сделать. Но когда дело касается двух стран, это джентльменство может вылезти еще неизвестно каким боком. К тому же здесь он представляет интересы своей страны, а за нее решать поручено здесь только одному человеку – послу.

– Александр Михайлович? Извините, если разбудил, это Горелов. Час назад я докладывал Амину о своем отъезде, и тот попросил меня передать его личное послание Брежневу.

– Где письмо?

– Пока нет, сказали, отдадут после.

– Доложите Иванову.

Иванов, Иванов… На этой фамилии, видать, не только Россия держится, но уже и Афганистан…

– Где письмо? – повторил посла даже в интонации, немного растерянной, обеспокоенной, представитель КГБ.

– Вручат позже. Когда – не знаю.

Необходимое послесловие. Письмо передаст Экбаль. Дождавшись, когда Горелов и Заплатин поднимутся на трап самолета, он догонит их и подаст конверт Заплатину:

– Василий Петрович, прочтите, кому это, – попросит он.

– «Лично Леониду Ильичу Брежневу от Хафизуллы Амина». Понял, – ответит он, зная от Горелова о просьбе. – А печатей-то сколько наставил.