Северянин (СИ) - "Nnik"

<center>***</center>

          Эрленд тоже проснулся, услышав крики. Вот же гадство — и как отцу не надоедает? Он накрылся одеялом с головой и снова закрыл глаза, но сон не шел. Вот же ж папаня — и сам ночами колобродит и другим отдыхать не дает. Другим… Эрленд вспомнил о личном рабе Хакона. Тот всегда был при отце. Интересно, он и сейчас у постели сидеть будет? Уголки губ Хаконсона дернулись вверх. Лениво потянувшись, он сел на постели и взъерошил волосы. Причесался пятерней, поправил челку. Встал, одернул тонкую сорочку и выскользнул за дверь: любопытство — одна из сильнейших человеческих страстей.

          Тормод обнаружился примерно там, где Эрленд и предполагал его найти: сидящим на полу в коридоре, чуть поодаль от покоев конунга. Положив голову на скрещенные на коленях руки, он пытался спать. Эрленд довольно улыбнулся и спросил слащаво-понимающим голосом:

          — Выгнали?

          Тормод встрепенулся, поднял мутный сонный взгляд, пару раз моргнул и, задрав руки, прогнулся в спине, упираясь затылком в стену.

          — Угу, — подтвердил он, снова садясь ровно.

          — Приютить? — отстраненно, словно обращаясь к самому себе, произнес Эрленд.

          — За мной, что ль, сюда пришел? — прищурился раб.

          Эрленд скривился:

          — Еще чего.

          — За мной, — уверенный кивок.

          Из комнаты Хакона донесся придушенный вопль, Тормод поморщился, как от резкой боли. Так же… наверно, так же в свой первый раз кричала Ингеборга. И куда горше, когда ее убивали.

          — Пошли уже, — буркнул Хаконсон.

          У себя Эрленд сразу же поджег факел, и тусклый хищный свет разогнал тьму. Тормод подошел к окну.

          — Полнолуние.

          — Высматриваешь нёкков*? Так они только девами интересуются, не нужен ты им.

          — Правда? — будто удивился Тормод. — А я боялся.

          — На что ты им? — упал на лежак Эрленд.

           Тормод пожал плечами и развернулся. Теперь со спины его подсвечивала луна, и медно-рыжие волосы казались холодными, как остывшая кровь. На одной скуле плясали отблески пламени, а в темных, настороженно-прищуренных глазах мерцали хищные искры.

          — А тебе, Эрленд Хаконсон, сын конунга Норвежского?

<center>***</center>

          Олаф сидел на тяжелом резном стуле с высокой спинкой и, снисходительно улыбаясь, слушал северного гостя.

          —… нет счастья большего, нежели… — речь огромного норманна плавно лилась, словесные дифирамбы должны были услаждать слух, но в конечном итоге лишь нагоняли сонливость, — …и я смею надеяться… — Трюггвасон еле подавил зевок, — … твое гостеприимство, что…

          — Я рад видеть тебя, ярл Торир, — решил ускорить приветствие Олаф. — Добрым ли было море в дороге долгой?

          — Это было одно из лучших моих путешествий, — подобострастно ответил гость.

          — Я рад. Расскажи мне про Норвегию лучше, страну предков моих.

          — Что хочешь знать ты? — с готовностью откликнулся Торир.

          — Как дела в стране? Как люди живут?

          — Хороша Норвегия, крепка. Нет там сейчас ни войн, ни раздоров. Зима легкой была. Скот недавно повыносили, а животина уж резвится вовсю — быстро отошла. Дóбро снег увлажнил землю, шибкий урожай будет. Хороша Норвегия.

          — Отрадно слышать, — кивнул Олаф. — Расскажи-ка мне о ярлах теперь. Знаком я со многими был да давно уж вестей не получал. Кто жив? А кто уже почил на поле брани? Остались ли прежними границы владений?

          Торир задумался:

          — Кто жив, а кто уже и нет. Ярл Бранд недавно отбыл к праотцам.

          — Как это случилось? — нахмурился Олаф.

          — Как происходит это с большинством из нас? Лихой поход, лихая битва и славная смерть.

          Трюггвасон кивнул, помолчал немного.

          — Еще что скажешь?

          — Хм… ярл Виглик нынче владения расширил. Пожалован ему на юге кусок земли добротный.

          — А что с Иваром-ярлом?

          — С ним что? Старик силен и крепок. Снова появляется на пирах и тингах.

          — Я рад. А конунг Хакон Могучий? Как правит он? Справедлив ли? Мудр ли? Любим народом?

          — Конунг наш столь могущественен, что никто не смеет говорить ничего, окроме того, что хочет слышать он. Но… — умолк Торир.

          — Да? — подбодрил его Олаф.

          — Думается мне, причина тому в отсутствии достойной замены ему. По правде сказать, я знаю, что многие могущественные люди, а также и народ, были бы довольны и рады, если бы какой-нибудь конунг из рода Харальда Прекрасноволосого стал бы править нами. Но мы не видим никого, кто бы подходил для этого, и всего больше потому, что, как показывает опыт, гиблое это дело — сражаться с Хаконом-ярлом.

__________

* Нёкки — древненорвежское название русалок и водяных, существ страшных, связанных с демонами. Полнолуние считалось временем их могущества, когда они заманивали людей музыкой и пением и топили.

========== Глава 20 ==========

                  — А тебе, Эрленд Хаконсон, сын конунга Норвежского? — в голосе Тормода не было ни насмешки, ни вызова. Только какая-то бесконечная усталость. Кто знает, может, задай он свой вопрос несколько иначе, другим был бы и ответ на него. Но вот эта усталость… ее так хотелось прогнать, изничтожить, заставить уйти и боле не возвращаться. То, как выглядел Тормод при смешанном свете луны и пламени, и то, как он при этом говорил… Нельзя было поверить, что это один человек. Слова принадлежали рабу, а взгляд — несокрушимому воину.

          Зачарованно глядя на молодого мужчину, в теле которого сейчас, казалось, сошлись две стихии, Эрленд плавно поднялся и, подойдя столь близко, что чужое дыхание сделалось ощутимее собственного, провел кончиками пальцев по бледной щеке. Колючие волоски защекотали кожу. Указательный палец скользнул к губам и слегка надавил на нижнюю. Тормод не шелохнулся, только едва заметно прищурился, все еще ожидая ответа. А Эрленд закрыл глаза и покачал головой. Что тут скажешь? Быть может, он знал, чем все закончится, еще в ту наполненную громом и молниями ночь, когда подобрал скулящего от боли отцовского трэлла. Или даже раньше, просто не хотел признавать. Пожалуй, нити их судеб сплелись еще на грязном заднем дворе, где рабы тягали здоровые мешки.

          Эрленд надавил на губу чуть сильнее, чтоб показались влажно блестящие зубы. Он-то понимает, а вот Тормод, похоже, нет. Хоть и смотрит выжидательно, только вряд ли может ответ представить. Такое извращение лишь высшая знать и позволить себе может. Карлам не до того, их радости куда проще.

          Что ж, коли так решили Норны посмеяться над глупыми людьми, Эрленд не будет противиться. Пусть с невольниками ложиться ему еще не приходилось, но сейчас… эта ночь с трэллом не будет падением. Эрленд оглядел Тормода и сам себе возразил: не раб был перед ним, как бы упрямо ни блестел ошейник.

          — Бог. Ты бог, покинувший Асгард. А я лишь человек, в руках которого ты оказался. И теперь… я хочу насладиться.

          Тормоду вспомнилось, как, впервые увидев Эрленда, он подумал, что тот слишком хорош для простого человека. А теперь Хаконсон называет богом его.

          Руки Эрленда смыкаются за спиной Тормода, он прижимается тесно-тесно, вдыхая терпкий запах мужчины. Вкусный, хмельной, пробуждающий похоть. Когда-то давно отцовская шлюха обвинила его в мужском бессилии. Что ж, он и вправду редко брал женщин и всегда был с ними холоден, но лишь потому, что даже самая томная девица не сравнится с мужем во страсти. Низко, утробно зарычав, Эрленд склонился над шеей Тормода, кусая и зализывая следы собственных зубов.