Свинцовый закат - Антонина Ванина

В комнату вошла Флоренс. Облаченная в белую тунику она ещё больше походила на античную богиню, чем прежде — чистая и безгрешная, величественная и непостижимая.

Ничего не говоря, она сделала Тому знак подняться, и он тут же исполнил её просьбу. Её безмятежная молчаливая улыбка заставляла забыть обо всех треволнениях и страхах, но лишь на миг. В руках Флоренс появилась черная повязка, и Том умоляюще глянул на возлюбленную, но она лишь покачала головой. Когда глаза Вильерса покрыла непроницаемая черная материя, он осознал, как теперь слеп и беззащитен. В следующее мгновение Том явственно ощутил, что Флоренс обвязывает его веревкой вокруг пояса, и когда она потянула концы веревки на себя, Томас невольно подался к ней.

— Сын Земли! — торжественным голосом произнесла она, будто исполняла роль в театре. — Поднимись и шагни на путь тьмы!

И Вильерс подчинился, ведь теперь он был весь в её власти. Ведомый Флоренс и ослепленный черной тканью, он медленно следовал за своей проводницей, словно осел на веревочке.

Стоило им только остановиться, как началось действие — спектакль для одного ослепленного зрителя.

— Сын Земли! — разрезал тишину суровый мужской голос, — ты не очищен и не освящен! Ты не можешь войти в наш священный зал!

В следующее мгновение Том почувствовал прикосновение мокрых пальцев ко лбу, и незнакомый женский голос мирно произнес:

— Я очищаю тебя водой.

— Я освещаю тебя огнем, — продолжил другой мужской голос, и в нос ударил запах курений.

— Подведите соискателя к алтарю, — произнёс ещё один незнакомец, скорее всего мужчина в летах, и его приказание тут же было исполнено. — Сын Земли, зачем ты хочешь вступить в наш Орден?

Понимая, что вопрос обращен к нему, Том растерялся, но тут же услышал по правую сторону шепот Флоренс, тихий, но внятный:

— Душа моя блуждает во тьме…

— Душа моя блуждает во тьме, — тут же повторил Томас, слегка дрожащим голосом.

— … но ищет света сокрытого знания, — продолжала напутствовать Флоренс.

И Том послушно повторял каждое её слово:

— Я верю, в вашем Ордене я обрету знание этого света.

— Томас Фрэнсис Вильерс! — обратился к нему вопрошавший, — мы получили от тебя письменное обязательство хранить тайны Ордена. Сейчас же я спрашиваю тебя, готов ли ты поклясться перед нашим собранием, что сохранишь наши секреты? Смею заверить тебя, ничто в предстоящей клятве, что ты произнесешь, не противоречит твоему гражданскому, нравственному и религиозному долгу.

Стоило Тому произнести «я готов», как отовсюду раздались шаги и шорох одежд. Как только все стихло, удила в руках Флоренс потянули его вперед.

— Преклони колени и протяни мне свою правую рука, — потребовал всё тот же голос, и Том не заставил его ждать. — Я возлагаю её на сей священный символ, — тут говорящий опустил ладонь Тома на что-то холодное и явно металлическое. — Вложи свою левую руку в мою и склони голову. А теперь, назови свое полное имя и повторяй за мной.

Повинуясь, Том послушно вторил голосу незримого служителя, принося клятву, сам ещё не зная в чём:

— Пред ликом Владыки Вселенной, в этом зале неофитов внешнего Ордена Золотой Зари, собирающегося по предписанию достопочтеннейших вождей второго Ордена, я, Томас Фрэнсис Вильерс, по доброй воле обязуюсь и торжественно клянусь хранить втайне от непосвящённых существование этого Ордена, его название, имена его членов и все, что происходит на его собраниях. Я также обязуюсь поддерживать доброжелательные и дружеские отношения со всеми братьями и сестрами Ордена…

Томас и дальше механически повторял за служителем все реплики, но вместе с тем, с тревогой понимал, что клянется в том, чего никак не сможет выполнить. Его гражданский долг как служащего Общества по изучению проблем инженерной геологии, велел доложить обо всем увиденном и услышанном полковнику Кристиану, а религиозный долг христианина так и вовсе диктовал никогда никому и ни в чем не клясться.

Но Томас и дальше безвольно продолжал заверять собравшихся, что со всем усердием станет изучать тайные науки и не употребит их во зло, а также он не даст себя загипнотизировать или ввести в беспомощное состояние и не потеряет контроль над собственными мыслями, словами и действиями. Со слов говорящего, выходило, что сделать беспомощным Тома могло непосвященное лицо или некая загадочная «иная сила». Что это за сила, Том подумать не успел, ибо наступила самая важная, заключительная часть клятвы.

— Если же я нарушу хоть одно из обещаний, да буду я изгнан из Ордена как клятвопреступник, недостойный стоять в обществе справедливых и честных людей. И, коли я нарушу присягу, пусть тайные вожди направят на меня смертоносный поток воли, под ударом коего паду я мертвым и бездвижным, пораженный без оружия, точно молнией.

Путеводный голос стих, и Том явственно ощутил на шее прикосновение стали, холодной и острой — кто-то держал меч за его спиной. В голове молнией вспыхнула жуткая догадка — он разоблачен, и расплата не заставила себя ждать. Но в следующее мгновение меч от шеи Тома был убран, и всё тот же мужской голос продолжил подсказывать:

— И да будут мне…

— И да будут мне в помощь Владыка Вселенной и собственная моя высшая душа.

Отныне клятва была произнесена и не имела обратной силы. Том гадал, что его ждет, когда он расскажет полковнику Кристиану о церемонии своего посвящения. Если тайные вожди Ордена и есть белые кровопийцы, каким же смертоносным потоком воли они станут его карать? А может они просто подкараулят его в ночи и выпьют всю кровь, после чего падет он мёртвым и бездвижным?

А церемония продолжалась, и Томаса, ослепленного и беспомощного, потянули вперед, как сказал распорядитель «в символическую область величайшей тьмы».

— Однажды моя высшая душа взмолилась, — продолжал торжественно по подсказке говорить Том, — «Позволь мне ступить на путь тьмы и, быть может, я найду свет, ибо я — единое сущее в бездне тьмы, до рождения вышла из безмолвия первозданного сна». И голос веков ответил моей душе: «Я — тот, кто творит во тьме, я — тот свет, что светит во тьме, но тьма не объяла его».

И началось странное. Тома водили по кругу, и он потерял всякую ориентацию во времени и пространстве, когда заслышал шаги перед собой и позади себя. Отовсюду, куда бы он ни подходил, раздавался стук, будто чем-то ударяли об пол. С каждым кругом ему снова и снова чертили водой крест на лбу и окуривали благовониями, а неизвестный мужской голос продолжал наставлять:

— Запомни, Сын Земли, неуравновешенная сила есть зло, неуравновешенное милосердие — всего лишь слабость, а неуравновешенная суровость — в сути, угнетение.